Паперть

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Па́перть, или внешний притвор (греч. ἄτριον, лат. atrium, impluvium, pars aperta) — непокрытая кровлей площадка перед внутренним притвором храма, на которой в первые века христианства стояли плачущие и кающиеся. В середине паперти устраивался бассейн с водой, в котором верующие умывали лицо и руки прежде, чем входили в церковь.



История изучения

Понятие «непокрытой паперти», применительно к храмам XV-XVII веках, могло появиться в России не ранее начала XVIII века, после появления таких папертей на российских храмах. До конца XVII века подобные храмы с папертями без крыш в России неизвестны. Ранее к таковым ошибочно относили церковь Вознесения в Коломенском, Успенский собор в Дмитрове, церковь Петра митрополита в Переславле Залесском и все остальные. В своей монографии А. Л. Баталов[1] оставил этот вопрос без достаточного внимания. Для него уже этого вопроса не было: паперти были всегда крытые. Однако после первой реплики Н. В. Султанова в 1897 году в защиту первоначальности второго яруса галерей Благовещенского собора в Московском Кремле, об этой реплике забыли до начала 1960-х годов, когда архитектор Н. Н. Свешников обнаружил первоначальную западную паперть Спасо-Преображенского собора 1490-х годов Новоспасского монастыря. Работавшая с Н. Н. Свешниковым Е. Р. Куницкая тогда же написала записку о первоначальности папертей Успенского собора в Дмитрове, но не сделала к этому заявлению обоснования, и после публикации Каталога памятников архитектуры Московской области в 1975 году она о своей датировке не вспоминала.

Первой в публикации к первоначальному строительству отнесла паперти собора Спасского монастыря в Ярославле Е. М. Караваева[2]. Однако в русле ошибочной и уже устаревшей теории при реставрации Преображенской (Троицкой) церкви в Больших Вяземах (ВПНРК-ЦНРПМ) первоначальные столбы с крышей были разобраны[3]. В 1970-х годах к первоначальному строительству отнесены паперти церкви Вознесения в Коломенском[4]. В 1974 году В. И. Федоров снова вернулся к первоначальной султановской датировке папертей Благовещенского собора Московского Кремля[5]. Но в 1975 году вышел Каталог памятников Московской области[6], в котором снова опубликованы неверные датировки папертей.

В 1976 году комиссия архитекторов обследовала паперти церкви в Вяземах и установила факт недобросовестного исследования, приведшего к уничтожению второго яруса паперти Преображенской (Троицкой) церкви в Больших Вяземах. В 1976 году установлена первоначальность папертей Успенского собора в Дмитрове[7]. Затем паперти церкви Петра митрополита в Переславле Залесском[8], в начале 1980-х годов паперти Покровского собора и Успенской церкви Александровой слободы[9].

Инициатором исследования папертей с середины 1970-х годов и в последующие годы был архитектор В. В. Кавельмахер. Но С. С. Подъяпольский не признавал первоначальности второго яруса папертей церкви Вознесения в Коломенском. В 1998 году под редакцией Е. Н. Подъяпольской вышло второе издание «Каталога памятников архитектуры Московской области», где она пишет о первоначально построенных двухъярусных папертях, в частности на Успенском соборе в Дмитрове[10]. Но ученики С. С. Подъяпольского, архитекторы, проводившие работы на церкви Вознесения в 2001—2007 (ЦНРПМ), до сих пор относят первоначальные столбы с кровлями к поздним переделкам и сохранили их лишь из чисто практических соображений[11].

Символическое значение

В настоящее время в православных храмах паперть представляет собой площадку перед входными дверями храма, к которой ведут несколько ступеней и на которой, как и в древности, стоят нищие, просящие подаяние у прихожан. Само слово «паперть» могло произойти от лат. pauper — бедный.

Паперть, будучи первым храмовым возвышением, знаменует собой духовную высоту Церкви по отношению к миру.

На паперть выходят люди перед пострижением в монахи, в знак отречения от мира.

Напишите отзыв о статье "Паперть"

Примечания

  1. Баталов А. Л. Московское каменное зодчество конца XVI в. М., 1996.
  2. Караваева Е. М. Собор Спасского монастыря в Ярославле // АН. 1963. вып. 15.
  3. Автор разборки подлинной паперти Л. Соболева. Л. Соболева. «Исследовательские и реставрационные работы по церкви Преображения в усадьбе Вяземы», «Теория и практика реставрационных работ», сборник № 3. Стройиздат. М., 1972. Впоследствии второй ярус папертей восстановлен по проекту В. М. Пустовалова (Мособлстройреставрация).
  4. П. Д. Барановский был сторонником позднего происхождения второго яруса с крышами. Гаврилов С. А. Церковь Вознесения в Коломенском.
  5. Федоров В. И.
  6. ЦНРМ-ВПНРК Памятники архитектуры Московской области (в 2-х томах) / Под ред. Е. Н. Подъяпольской — М., 1975.
  7. Гаврилов С. А.
  8. Исследователь памятников Переславля Залесского И. Б. Пуришев считал второй ярус поздним. Гаврилов С. А., Кавельмахер В. В.
  9. П. Д. Барановский считал второй ярус поздним. Исследование проводили Гаврилов С. А., Кавельмахер В. В.
  10. Были учтены критика первого издания и советы Гаврилова С. А. и Кавельмахера В. В.
  11. Каменева Т. Е., Скрынникова Е. В.
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Паперть

– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.