Папины дочки
Поделись знанием:
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.
– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:
Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.
25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.
25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.
Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.
Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.
Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.
Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.
Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.
Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.
Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
(перенаправлено с «Папины дочки (телесериал)»)
| Папины дочки | |
 Главные герои на 2007 год (слева направо): Даша, Пуговка (Полина), Маша, Сергей Алексеевич (папа), Галина Сергеевна, Женя | |
| Жанр | |
|---|---|
| Создатель | |
| В ролях |
Мирослава Карпович, |
| Вступительная заставка |
«Папины дочки (Жизнь иногда выпускает жало…)» Uma2rmaH (1—14 сезоны) |
| Страна | |
| Количество сезонов |
20 |
| Количество серий |
410 (список эпизодов) |
| Производство | |
| Продюсер |
Вячеслав Муругов, |
| Режиссёр |
Александр Жигалкин, |
| Сценарист |
Алексей Троцюк, |
| Хронометраж |
22-24 мин. |
| Трансляция | |
| Телеканал |
|
| На экранах |
с 3 сентября 2007 |
| Формат видео | |
| Формат звука | |
|
[ctc.ru/rus/projects/serials/papiny-dochki/ Страница сериала на сайте телеканала СТС] | |
«Па́пины до́чки» — российский комедийный телесериал (ситком) производства компаний «Киноконстанта» (сезоны 1—3), «КостаФильм» (сезоны 4—18), Yellow, Black and White (сезоны 19—20) по заказу СТС. Это оригинальный российский ситком, авторы идеи — Вячеслав Муругов и Александр Роднянский. Сериал не раз выводил телеканал СТС на первое место по рейтингам, а также четырежды получал телевизионную награду ТЭФИ[1].
Содержание
Сюжет
1—14 сезоны
Главный герой — семейный психотерапевт из маленькой частной клиники, Сергей Васнецов, оказался в плачевной жизненной ситуации. От него ушла жена, оставив пятерых дочек ему на попечение: старшая из них, Маша — большая модница и сердцеедка, встречается с множеством парней; вторая по старшинству, Даша — девушка-гот; третья дочь, спортсменка Женя, которая дружит с парнями, а не встречается с ними (правда, позже у неё появляется парень — Евгений); четвёртая, Галина Сергеевна — эрудит и вундеркинд; самая младшая папина дочка — Полина по прозвищу Пуговка, творчески одарённая девочка. Девочки изо всех сил стараются радовать любимого папу. А у самого Васнецова полный завал на работе и проблемы с деньгами, но однажды появляется надежда, что ему улыбнётся удача. И волею судьбы его клиенткой становится богатая дама с Рублёвки Оксана, у которой есть всё, кроме семейного счастья. Оксана мечтает о ребёнке, но её муж, олигарх Василий Федотов, в начале категорически против.
Через полтора года, прямо в новогоднюю ночь, возвращается мама девочек Люда (127 серия, 7 сезон). Сергей Алексеевич, не простив измену жены, уезжает к родителям в Красноярск. Тем временем мама остаётся с девочками «один на один» и не знает, как к ним подступиться. За то время, пока её не было, все девочки повзрослели и сильно изменились: у Галины Сергеевны появился парень (Илья Полежайкин), Маша поступила в Бауманку, Женя устроилась на работу в спортивный магазин, Пуговка пошла в первый класс.
Спустя год Сергей Алексеевич возвращается в Москву (270, 271 серия, 14 сезон). За это время Галина Сергеевна поступила в Академию МВД и начала принимать непосредственное участие в бизнесе олигарха Федотова, Маша стала учителем физики, Женя уехала учиться в США (к тому времени у неё появился новый парень — Денис, с которым она работала на радио «Активном»), у Пуговки появился молодой человек Коля, Даша перестала быть готом и вышла замуж за Вениамина. Папа прибыл как раз на свадьбу Даши, после чего собирался уехать обратно в Красноярск. Но его дочки стали разрабатывать различные планы как помешать его отъезду и помирить с мамой.
Хеппи-энд в 290 серии: Сергей Алексеевич и Людмила Сергеевна мирятся, а год спустя у них появляется долгожданный сын Саша, у Даши с Вениамином рождается первенец — дочка Соня, Женя становится пресс-секретарём премьер-министра, Галина Сергеевна уходит из Академии МВД и всерьёз занимается наукой, а Маша снимается в комедийном сериале про семью Васнецовых.
15—18 сезоны
События сериала переносятся на несколько месяцев вперёд. После воссоединения семьи в квартире Васнецовых стало тесно, поэтому Даша с Веником и Галина Сергеевна с Машей переезжают в съёмные квартиры (291 серия). В то время как Веник испытывает на себе все прелести Дашиной беременности, между Галиной Сергеевной, Павлом Сергеевичем, Машей и Феликсом кипят нешуточные любовные страсти.
С 17 сезона описываются события, произошедшие в семье Васнецовых уже после хеппи-энда. С момента рождения Сонечки, дочки Даши и Веника, прошло полгода. Однако, Васнецовы отмечают это событие не в полном составе — папа, мама, Пуговка и Женя в Красноярске, уехали они туда временно, пока в их московской квартире идёт ремонт. Вскоре у Маши появляется новый парень — десантник Вадим, а Галина Сергеевна нашла себе нового друга — Максима, который работает с ней в одном университете.
19—20 сезоны
Всё семейство Васнецовых переезжает в местечко под названием Лохово (Подмосковье). Большой загородный дом, в котором они теперь живут, Сергею Васнецову помогает приобрести олигарх Федотов. С переездом поменяется жизнь каждого члена семьи Васнецовых. Маша устроится в театр актрисой. Даша погрузится в семейную жизнь и воспитание дочки Сони. Галина Сергеевна начнёт встречаться с принцем, причём настоящим. Женя полюбит семейного врача Васнецовых, Юрия Антонова, но ей снова придётся покинуть отчий дом. Пуговке купят собаку породы бобтейл по кличке Граф. Папа и мама воспитывают маленького сына, внучку и пять дочек.
История создания
Вячеслав Муругов и Александр Роднянский утверждают, что российская публика ждёт новых, оригинальных идей о российской жизни. Так, поиск российских тем привел их к идеям сериалов «Кадетство», «Ранетки», «Я лечу». «Кремлёвские курсанты» и, собственно, «Папины дочки» (в стадии разработки сериал выступал под рабочим названием «Многодетный папа»[2]).
На главную роль кандидатов было много, долгое время по разряду папы проходил Александр Самойленко, но позже актёр отказался от этой роли ввиду слишком напряжённого съёмочного графика; когда же ему поступило предложение сыграть друга главного героя, доктора Антонова (роль второго плана), он согласился[2]. А на главную роль было решено утвердить Андрея Леонова — сына известного советского комедийного актёра Евгения Леонова. Анастасия Сиваева сначала пробовалась на роль Маши, но сами продюсеры увидели её именно в образе гота. На роль «Пуговки» на кастинге пробовалось около 200 девочек. Играть секретаршу Тамару должна была Галина Данилова, но ей тогда предложили более выгодную главную роль в ситкоме «Шаг за шагом»[3]. Сами же съёмки начались уже 13 июля 2007 года. Изначально создатели сериала планировали свести папу дочек с Оксаной, женой олигарха (в первых сериях даже говорилось, что Васнецов влюблён в неё). Однако, после завершения 1 сезона, социологические исследования показали, что зрители хотят оставить главного героя отцом-одиночкой. В итоге Оксану пришлось вернуть к мужу[4]. Первоначально планировалось отснять 60 серий телесериала, однако, благодаря высоким рейтингам съёмки «Папиных дочек» были продолжены. Сериал принёс необыкновенную популярность его актёрам[5]. Рейтинги ситкома повлияли и на его бюджет: если в 2007 году съёмка одной серии стоила 75 тысяч долларов, то со временем, к 2010 году, она подорожала до 100 тысяч долларов.
Между тем, осенью 2008 года Андрей Леонов заявил об уходе из ситкома. Главная причина — большая нагрузка, ведь «Папиных дочек» тогда снимали быстрыми темпами, сезоны выходили в эфир практически вслед за съёмками[6].
Выход из создавшейся ситуации всё-таки был найден — сценарий уже написанных к тому времени серий пришлось переписать: по сюжету, в новогодних эпизодах 7 сезона, в семью вернулась мама, а папа был вынужден уехать (в изначальном замысле появление мамы в сериале не предполагалось[2]). С этого момента в анонсах сериал стали называть «Папины дочки. Ой, мамочка!». Роль мамы исполнила Нонна Гришаева, которую порекомендовал Александр Олешко. У Нонны Гришаевой на кастинге была серьёзная конкурентка — Галина Данилова, которая также претендовала на эту роль, но впоследствии сыграла маму Ильи Полежайкина. Ситком обновился — если первые шесть сезонов представляли собой классическую «комедию положений» (логическая связь между сериями была слабой), то теперь сюжетные линии стали более ярко выражены, это было связано, прежде всего, с появлением новых героев: сначала Веника, потом Воронцова, затем других персонажей. Вскоре, осенью 2009 года, Дарья Мельникова (в сериале играет Женю) поступила в театральное училище, в связи с чем она была вынуждена гораздо меньше сниматься в «Папиных дочках». А в начале 2010 года удалось договориться с Андреем Леоновым о его возвращении в ситком на один сезон — 14-й, который и должен был стать финальным[7]. Слоган этого сезона: «Папа вернулся!». Съёмки были завершены в июне 2010 года[8].
Однако, вскоре, по многочисленным просьбам телезрителей, было решено создать продолжение телесериала[9] (15—18 сезоны), съёмки которых продлились с 1 марта 2011 по осень того же года. Слоган новых серий: «Смешно, не по-детски!». По своему формату эти сезоны были похожи на спин-офф: из главных героев остались только Даша, Веник, Маша и Галина Сергеевна; что же касается Мамы, Жени, Пуговки, то они появлялись редко (фактически стали второстепенными персонажами), а Папы и вовсе не было.
Папины дочки. Суперневесты
В связи с упразднением производственной компании «Костафильм» (команда Константина Кикичева), Вячеслав Муругов передал ситком продюсерам компании Yellow, Black and White. В феврале 2012 года гендиректор СТС написал в «Живом Журнале» насчёт 19 сезона «Папиных дочек» следующее:
«В данный момент идёт работа над созданием нового сезона, где произойдёт перезагрузка проекта. И с точки зрения качества производства, и с точки зрения качества сценариев. Это будет, как говорят в Одессе, — две большие разницы. А главное, что нам впервые удастся свести вместе всех героев, включая маму и папу».— [10]
Задачей продюсеров стал ребрендинг ситкома (начать всё заново, создать новую историю). 1 июня 2012 года начались съёмки 19 сезона телесериала. Обновлённая версия «Папиных дочек» стала гораздо дороже всех предыдущих сезонов: ситком перешёл от «телеспектакля» и конвейерного производства к кинокомедии[1]. Если раньше одну серию снимали за один день, то теперь — за три[11].
Старт 19 сезона пришёлся на 3 сентября, когда исполнилось ровно 5 лет с тех пор как вышла первая серия. Группа «Uma2rmaH» специально для новых серий придумала третий куплет заглавной песни сериала, но с несколько другим музыкальным сопровождением[12]. После съёмок в 19 сезоне Дарья Мельникова вновь покинула сериал — сниматься ей не позволил график.
Закрытие проекта
В ноябре 2012 года, когда закончились съёмки 20 сезона, компания Yellow, Black and White заявила о начале разработки сценариев 21 сезона, съёмки которого должны были начаться в феврале 2013 года. Однако, в 2013 году руководство СТС закрыло проект[13], тем самым оставив «Папиных дочек. Суперневест» без логического завершения (в последней, 410-й серии в конце написано «Продолжение следует…»).
22 декабря 2013 года Вячеслав Муругов, генеральный директор канала СТС и генеральный продюсер телесериала «Папины дочки», в эфире радиостанции «Эхо Москвы» прокомментировал закрытие сериала:
«Проект закрыт… Всё лучшее в наших проектах живёт уже в новых хитах. И «Последний из Магикян» — как раз это своего рода продолжение проектов и «Папины дочки», и «Воронины», который всё лучшее вобрал в себя».— [14]
Полнометражный фильм
Вячеслав Муругов также неоднократно заявлял о разработке полнометражного фильма «Папины дочки». Впервые эта идея появилась ещё в 2008 году[15]. А в 2010 году, когда закончились съёмки 14 сезона сериала, гендиректор СТС сообщил, что уже пишутся сценарии полнометражного фильма и даже назвал его режиссёра — им должен был стать Резо Гигинеишвили[16]. Однако, съёмки фильма так и не состоялись. Вячеслав Муругов пояснил это так:
— Вы когда-то говорили о возможности фильма по «Папиным дочкам», но потом как-то эта идея…
— Ну, не всегда всё случается.
— [14]
Персонажи
Семья Васнецовых и их родственники
Васнецовы живут в Гагаринском районе Юго-Западного округа Москвы, на улице Володарского, дом 11, на шестом этаже в 35 квартире (трёхкомнатной). На одной лестничной клетке с ними проживает бабушка девочек Антонина Семёновна в двухкомнатной квартире. С 15 сезона Даша с Веником, а также Маша с Галиной Сергеевной снимают квартиры на десятом этаже, в доме на Володарского, 6. На одной лестничной клетке с ними снимает квартиру Фил (с 17 сезона в ней живёт Вадим). А в 19 сезоне папа, мама, их дочки и Веник переезжают в подмосковный посёлок Лохово, теперь они живут в частном доме.
| Персонаж | Характеристика персонажа |
|---|---|
| Сергей Алексеевич Васнецов | В начале сериала почти 44 года, родился 26 октября 1963 года в деревне неподалёку от Красноярска. Учился в пединституте (23) и служил в армии пограничником (73). В 1990-е Сергей Васнецов с Антоновым занимались бизнесом — мелкой оптовой торговлей. Их фирма называлась ООО «АнтоноВ». Именно тогда он принял на работу свою нынешнюю секретаршу Тамару (64). Сергей — семейный психотерапевт. Скорее всего, Васнецов — индивидуальный предприниматель. Он арендует офис (58). Васнецову повезло с клиенткой — жена олигарха Василия Федотова — Оксана, случайно заглянув в кабинет Сергея Алексеевича, становится его постоянной клиенткой. Она готова платить любые деньги за сеансы доктора Васнецова. Сергей Алексеевич тяжело переживает разрыв с женой, но вокруг всегда есть женщины, которые симпатизируют ему: в одной из серий секретарша Тамара неожиданно влюбляется в Васнецова; Людмила Михайловна неравнодушна к Сергею Алексеевичу, посвящает ему стихи. Однажды Сергей Алексеевич встретил свою первую любовь — Дарью «Бельчонка» Лебедеву. Когда-то он сбежал от неё в армию, а потом переехал в Москву (59). В канун Нового 2009 года неожиданно возвращается жена Сергея Алексеевича, но семье не суждено восстановиться. Он, не простив жене измены, уезжает к родителям в Красноярск (129) и работает семейным психологом на Красноярском металлургическом комбинате (149). Но уже через год он возвращается в семью на свадьбу Даши (270, 271). Сергей Алексеевич уже в 271 серии собрался уехать обратно в Красноярск, следовательно, дочки стали пытаться всеми силами оставить отца. Для того чтобы папа окончательно «увяз» в семье, они решили для него найти работу. Васнецов сначала устроился школьным психологом (278—279), но затем стал работать снова семейным психотерапевтом, деля офис со своей женой. Из-за ссоры с Людмилой некоторое время жил в квартире у Антонины Семёновны (277—290). В конце 14 сезона сериала у него появляется сын (290). С 19 сезона переходит в новый офис, который ему помогает приобрести олигарх (374). |
| Людмила Сергеевна Васнецова | Родилась 13 апреля 1969 года, к моменту появления в сериале ей 39 лет (133). Статус её отношений с Сергеем так и не определен: в сериале периодически говорится, что они то женаты, то разведены. Примерно в августе 2007 года уехала в Канаду с хоккеистом Емельяном Палкиным (127, 128). Вернулась домой в канун Нового 2009 года (126, 127). Однако за ней приехал и Палкин, он захотел взять её с собой обратно, но она отказалась. После того, как Сергей уехал в Красноярск к родителям (129), на месте его офиса Людмила открывает брачное агентство «Людмила» (133), которое, впрочем, просуществовало недолго. Из-за экономического кризиса агентство пришлось закрыть, а офис агентства вместе с персоналом выкупает владелец ООО «ППП» («Праздник! Праздник! Праздник!») Эдуард Владимирович Радуевич (167). Людмиле постоянно симпатизируют некоторые мужчины. Людмиле Сергеевне приходится соперничать с Людмилой Михайловной, которая влюблена в Сергея Алексеевича и считает, что могла бы стать гораздо лучшей матерью для её дочерей (132). В юности Людмила Сергеевна была хиппи (174). В конце 14 сезона она мирится с мужем, и в 2011 году у неё с Сергеем рождается сын (290). С 406 серии берёт работу на дому (готовит торты для ресторана «Заря»). |
| Мария Сергеевна Васнецова | В начале сериала ей 17 лет, родилась 8 мая 1990 года. Делит комнату с Дашей, Машина половина комнаты окрашена в розовый цвет и украшена плакатами Сергея Лазарева — любимого певца Маши. Мечта Маши — стать актрисой. Пробовала поступить в Щукинское театральное училище, но провалилась (116). Благодаря Галине Сергеевне, которая сдала за неё ЕГЭ по физике, Маша была зачислена в МГТУ им. Баумана на факультет энергоустановок замкнутого цикла (97), где познакомилась с Веником (124). Однажды поссорилась с матерью, ушла из дома и стала жить с Веником в мужском общежитии, постоянно скрываясь от комендантши (180—184). Тогда же влюбилась в Веника (183). Но так как Даша и Веник начали встречаться, Маша взяла академический отпуск в университете. Теперь она работает учителем физики, заменяя Тамару Ивановну, которая ушла в декрет (214). Написала песню «Одуванчики» (168) и сняла к ней клип (197). На деньги, полученные за песню, снимала квартиру за 60 000 руб. в месяц (243—246), но вскоре за посторонних лиц и шум была оттуда выгнана. Влюблена в коллегу по работе Павла Сергеевича Клюева (257), который когда-то был её учителем информатики (42). Они оба были свидетелями на свадьбе у Даши (270). В 15—16 сезонах появляется любовный квадрат: Фил влюбляется в Машу и пытается её очаровать, однако та относится к Филу как ко всем своим предыдущим парням; сама же Маша влюблена в Павла Сергеевича, в которого влюбляется также и Галина Сергеевна. Маша не знает об этой любви и, когда Павел Сергеевич уезжает в Королёв, она ждёт, когда он вернётся, чему старательно мешает Фил. Позже Маша влюбляется в Фила, но тот вскоре вынужденно уезжает в Воронеж, теперь Маша сосредоточивает своё внимание на другом парне — Вадиме. На протяжении сериала Маша успела сыграть: в сериале, где играла роль служанки (8); в фильме про фашистскую Германию (170); в ситкоме про семью Васнецовых (290); в ситкоме с элементами «мыльной оперы» «Короткая любовь» (17—18 сезоны); в сериале, из которого её героиня была выведена из-за ссоры со сценаристом (398). С 19 сезона актриса экспериментального театра «Бомба». |
| Дарья Сергеевна Васильева (в девичестве Васнецова) | Стереотипная девушка-гот, готический псевдоним — Тарантул, лучшие друзья — Паук и Череп. В начале сериала ей 16 лет, родилась 26 августа 1991 года. Даша (как и все готы) носит одежду чёрного цвета, яркий готичный макияж — подведённые чёрным глаза и губы, подчёркнутая бледность кожи. Слушает много групп тяжёлых направлений (Мэрилин Мэнсон, «Шмели», «HIM», «Летальный исход», «Субботник каннибалов», «Slipknot», «Rammstein», «The 69 Eyes», «Akado», «Murderdolls» и «Evanescence»). Дарья делит комнату вместе с Машей. Дашина половина комнаты окрашена в чёрный цвет, украшена плакатами, готическими атрибутами (черепа, амулеты, магические книги). Даша — поклонница готических обрядов, часто отпрашивается у папы на готические тусовки на кладбище, обожает фильмы ужасов и однажды даже сама сняла такой фильм (61). Даша в школе получает в основном двойки. В Дашу влюбляется Веник (134), но она довольно-таки продолжительное время не отвечает ему взаимностью, считая его просто другом. Но, в конце концов, и Даша влюбляется в него (183). После того как Веник ей признался в любви (206), они начали встречаться. Так как готы стали официальной молодёжной организацией, Даша перестала относить себя к этой субкультуре (173). Некоторое время была хиппи (174). Сейчас Дашу трудно отнести к какому-нибудь движению. Пробовала поступить в МГТУ им. Баумана (193), но проспала собеседование. Устроилась работать лаборанткой в школу № 69 (203, 214). Веник сделал Даше предложение руки и сердца (251). В 270 серии Даша вышла замуж за Веника, и у них родилась дочка (290, 330). Хотя и после замужества её все, включая мужа, называют Васнецовой, фамилию она всё-таки сменила (345, 350, 358). В 402 серии получает диплом массажистки и открывает на месте кабинета Антонова собственный массажный салон. |
| Евгения Сергеевна Васнецова | В начале сериала Жене почти 14, она родилась 21 ноября 1993 года (9). Заядлая спортсменка, любимица физрука и гордость школы за свои спортивные достижения. Ведёт себя как мальчишка, у неё столько энергии, что, попытавшись однажды бросить спорт, поняла, что без него ей трудно будет найти себя. По её словам, она посетила все спортивные секции, которые были в её районе — «1,5 года занималась гимнастикой, 4 года — футболом, 3 месяца — шахматами, 5 лет — плаванием, 1,5 года — мотоспортом и в последнее время — дзюдо» (64), «карате я занималась 2 года, а дзюдо — 4» (5), но больше всего Жене нравится футбол. Болеет за футбольный клуб «Спартак» Москва, а также за «Челси». Любимый стиль одежды — спортивный: кроссовки, цветные футболки, шорты или джинсы. Но когда Женя влюбляется в мальчика Евгения, она облачается в платье и делает причёску. Чтобы накопить денег на дорогой сноуборд, Женя работала продавцом в спортивном магазине (133—159). В 167 серии Жене посчастливилось работать ведущей на радио «Активном» — сначала редактором новостей, а затем диджеем, при этом там же она встречает свою новую любовь (которого она вначале ненавидит) — Дениса Воронцова. Вскоре после ухода Дениса в армию (222), Женя попадает под президентскую программу трудоустройства безработной молодёжи (которая рассчитана на год) и уезжает в Америку (226). Там, в Йельском университете журналистскому мастерству её учил сам Ларри Кинг (313). В 258—259 сериях вернулась под предлогом показать своему другу Джону российские достопримечательности. На самом же деле она просто захотела встретиться с Денисом. Женя ещё раз приезжает в Россию, чтобы присутствовать на свадьбе своей сестры Даши (270). В 16 сезоне была журналисткой на ТВ-8 Москва — при этом ей опять приходилось конкурировать с коллегами по работе (на этот раз с Феликсом). В 392 серии вновь уезжает в Америку — продолжить учёбу в Йельском университете. Главный герой в 1—11 и 19 сезонах. В 12—16, 20 сезонах появлялась редко. |
| Галина Сергеевна Васнецова | Её почти никто не называет просто Галей, даже учителя, родители и сёстры обращаются к ней по имени-отчеству, а всё потому, что она — вундеркинд. Родилась 17 января 1995 года (53). Предпочитает строгий стиль одежды — очки в роговой оправе, классические юбки и блузки, её прическа — две длинные косички. Иногда Галина Сергеевна преображается — участвуя в конкурсе красоты, надевает бальное платье (66); зарабатывая деньги репетиторством, меняет свой гардероб, но ненадолго (85); под прозвищем «Кобра» вызывает вместе с готами дух Графа Дракулы, обрядившись в готичные чёрные одежды (58). Сдав экстерном программу 7, 8 и 9 классов, она в 12 лет переходит сразу в 10 класс (3). Там встречает Илью Полежайкина, который влюбляется в Галину Сергеевну. Галя часто делает уроки за своих сестёр, порой требуя за это ответных услуг. Её IQ — 173, она флегматик и интроверт. Знает 10 языков (217). Среди них: французский (8), испанский (23, 63), китайский (50, 55, 61, 87, 112), чешский (123), английский (128, 165, 257), немецкий (194), латынь (217). Как правило спокойна и рассудительна, из состояния спокойствия её могут вывести только семья и Полежайкин. Галина Сергеевна одна из 20 самых одарённых детей России (59). В 165 серии поступила в Оксфордский университет, но из-за несовершеннолетия не может там учиться. В 194 серии решила поступить вместе с Полежайкиным в Академию МВД на факультет по антикоррупционной деятельности, чтобы помочь Илье в учёбе. С 252 серии работает у олигарха Василия Федотова, а с 254 серии ей было разрешено свободное посещение занятий в Академии. В 304 серии расстаётся с Полежайкиным, теперь их отношения становятся просто дружескими. И уже в 309 серии признаётся, что она влюбилась в Павла Сергеевича. Однако, он скоро уезжает в Королёв. В 2011 году Галина Сергеевна бросает академию МВД и всерьёз занимается наукой: её направление — органическая химия (290). Но вскоре переходит к бабушке на кафедру арахнологии (378). Влюблена в Иржи (379). |
| Полина Сергеевна Васнецова («Пуговка») | Родилась в 2002 году, день рождения, как и у Галины Сергеевны — 17 января (53). Маленькую пятилетнюю Полину все называют Пуговкой. Младшая дочь — всеобщая любимица. Непосредственная и очаровательная, сладкоежка и непоседа, она очень любит папу и старается подражать сёстрам. Благодаря Пуговке даже олигарх-«аллигатор» Василий Федотов понимает, что дети — это прекрасно. Любимые вещи Пуговки: плюшевый медведь Бублик, куклы Bratz. Пуговка снималась в сериале «Счастья-полные штаны» (51—54) и в двух рекламных роликах: в рекламном ролике паевых фондов (98) и в рекламе шоколада (307). Пуговка успела «выйти замуж» за Диму — своего друга по детскому саду, и «развестись» с ним. В 11-м сезоне Пуговка влюбляется в одноклассника Колю, с которым дружила с 7 сезона, познакомившись 1 сентября 2008 года (однако, позже делает свой выбор в пользу хулигана Булкина, хотя сначала он ей не нравится). В 122-й серии начинает учёбу в школе (в классе с эстетическим уклоном). |
| Алексей Васнецов | Живёт в деревне неподалеку от Красноярска. Простоватый деревенский мужичок, постоянно попадающий в забавные переделки, например, после получения пенсии, загуляв, всегда попадает в милицию (104). |
| Нина Васнецова | Живёт в деревне неподалеку от Красноярска. Классическая добрая бабушка, любит попотчевать внучек пирогами и печеньем. Соревновалась вместе с Антониной Семеновной за любовь внучек (21), хотя очень редко навещает девочек. В сериале её называют то Петровной, то Николаевной. |
| Анатолий Тютчев | Шансонье, шулер, неоднократно сидел в тюрьме, среди корешей имеет погоняла «Толя-поэт» и «Толя Бархат». Имеет славу среди милиционеров, за что его не хотели сажать в тюрьму, а потом разрешили уехать в отпуск к родственникам (91, 267). |
| Антонина Семёновна Гордиенко (затем Антонова) | Тёща Сергея. Родилась 19 октября 1940 года. Живёт на одной лестничной площадке с Васнецовыми. Она энтомолог и изучает пауков, тараканов и прочих членистоногих и насекомых, террариумами с ними заставлена её квартира. Открыла три новых вида пауков (87). С научным званием Антонины Семёновны в сериале путаница — её называют то кандидатом, то уже доктором биологических наук. За всю жизнь Антонина Семёновна болела только три раза — третий в 55-й серии. Антонина Семёновна частенько проявляет свой властный характер, не прочь покомандовать внучками. Всегда принимает решения сама: подать заявление в ЗАГС вместо дочери, выбрать имя для новорождённой внучки (которая могла быть названа Светой, но бабушка настояла на имени Мария), именно Антонина Семёновна в своё время настояла на том, чтобы Галина Сергеевна серьёзно занялась учёбой (хотя мама считала, что её хобби — это танцы) (169). Поёт гимн по старому образцу (Боже, Царя храни!). С 208 серии встречается с отцом доктора Антонова — Михаилом Казимировичем. И в 251-й серии он сделал ей предложение, а в 270-й серии они поженились. |
| Сергей Геннадьевич Ершов | Бывший муж Антонины Семёновны, военный. В 1978 году пропал без вести (по его словам, его засекретили). Через 30 лет вернулся, чтобы взять у бывшей жены денег на давнюю мечту — прыгнуть с парашютом с Эйфелевой башни. |
| Андрей Михайлович Антонов | Женат на Ольге, имеет сына Павла. По натуре — неутомимый бабник (считает себя настоящим среднерусским мачо) (134), постоянно флиртует с симпатичными женщинами, может встречаться сразу с несколькими, постоянно попадает из-за этого в неловкие ситуации, но всегда выкручивается. Несколько раз жена выгоняла Антонова из дома за подозрения в измене. Но благодаря помощи Васнецова, Антонову удаётся сохранить брак. Антонов — немного алчный тип, не упустит случая заработать даже на лучшем друге — Васнецове. Арендует офис над кабинетом Сергея Алексеевича. В 1990-е у него с Васнецовым был совместный бизнес. С 19 сезона арендует офис в другом здании (но опять-таки его офис расположен по соседству с офисом Сергея Алексеевича). |
| Ольга Ивановна Антонова | Жена Андрея Михайловича, подруга Людмилы Сергеевны (132, 150). Муж тщательно скрывает от неё свои «похождения», но когда Ольга о них всё-таки узнаёт, то может выгнать его из дома (47, 126, 201, 215). Допытливая, интересуется любой деталью (90, 103). |
| Михаил Казимирович Антонов | Муж Антонины Семёновны. Влюблён в неё, и его даже не остановило то, что при первом знакомстве она соврала ему, убавив свой возраст на 9 лет. Сам он родился в 1942 году (215). По его словам, «когда люди любят друг друга, им ничто не может мешать» (215). При первой встрече представился ей артиллеристом (208, 215). В 251 серии сделал Антонине Семёновне предложение. |
| Вениамин Викторович Васильев («Веник») | Родился 2 мая 1990 года (163) в Санкт-Петербурге (180). Там же в доме напротив Смольного живут его родители и собака. Маше сразу предложил быть друзьями и предупредил, чтобы на большее не рассчитывала, так как она не в его вкусе (124); при этом помогает ей учиться (что сводится к тому, что он делает все задания за Машу). У Веника есть тридцатипятилетняя двоюродная сестра, которая живёт в Чикаго (145). Даша сперва относилась к нему по-дружески. В 183 серии она всё-таки влюбляется в него, но одновременно с ней в своего друга влюбляется и Маша. В 186 серии частично потерял память после удара электрическим током, но благодаря эффекту плацебо начал вспоминать отдельные эпизоды с Машей и Дашей (199). В 205 серии он всё вспоминает и признаётся Даше в любви (206). Всё время что-то изобретает. Среди его изобретений: аппарат, говорящий вместо него (124, 152); ресивер, бесплатно принимающий полторы тысячи платных каналов (125); перчатка-определитель билетов (129); датчик влюблённости (134); стерео-серёжки (144); портативный нагреватель пищи (149); робот Гена, сканирующий пришедших людей (155); правдогенератор (164); асинхронный сублиматор квазичастиц (183), индикатор влюблённости 2У — Усиленный и Усовершенствованный (206), дембельмометр (221), выгуливатель для собак (388) и т. д. Когда-то изобрёл свой собственный искусственный спутник Земли (180). Имеет привычку биться головой обо что-нибудь, когда думает (140). Жил в общежитии (155—188), но был выселен, после того как устроил пожар (186). Со 188 серии живёт в квартире у Антонины Семёновны. В 230 серии разговаривал с матерью, и она сказала, что Даша ему не пара, и Веник согласился с ней (по совету отца, который рекомендовал ему не спорить с матерью), не зная, что Даша слышит этот разговор. После этого, Даша рассталась с Веником (231). В 250 серии Веник сделал Даше предложение. В 270 серии женился на Даше, у них появляется дочь (290, 330). Некоторое время после свадьбы жил с Дашей у Жихарёвой (278—290). |
| Аэлита Степановна Васильева | Экскурсовод Эрмитажа (230). По характеру очень властная и авторитарная женщина, решает все вопросы в семье Васильевых. Безумно гордится своим петербуржским происхождением и недолюбливает всё то, что связано с Москвой. Хотела свести Веника с молоденькой экскурсоводкой-практиканткой Олей (230, 231, 234). Любит называть сына Венюней (196, 230). |
| Виктор Иванович Васильев | Муж Аэлиты, классический подкаблучник, всегда соглашается с женой, даже не слушая её, и советует то же самое делать сыну. |
| Василий Александрович Федотов («Аллигатор») | 37 лет (84). Жёсткий и расчётливый бизнесмен, который идёт к своей цели не считаясь с другими людьми. Однако, знакомство с семьёй Васнецовых, особенно с Пуговкой, меняет его в лучшую сторону. С лёгкой руки Пуговки олигарх был переименован в «аллигатора»; в дальнейшем Федотов — неформальный спонсор семьи и лучший друг самой младшей из «папиных дочек». В 252 серии стал начальником Галины Сергеевны, в 280 — начальником Сергея и Людмилы Васнецовых. Некоторое время жил в Греции, начал вести там бизнес, однако, уже совсем скоро вернулся в Россию из-за плохой экономической ситуации в Греции (367). Покупает институт, в котором работает Галина Сергеевна (369). По данным 2011 года, Федотов занимает 103 место в списке самых богатых людей планеты, но он постоянно стремится войти в сотню. После того, как Галина Сергеевна перестала на него работать (374), олигарх впадает в депрессию. Он посещает сеансы Сергея Алексеевича и для психотренинга некоторое время живёт в бане Васнецовых (377—383). |
| Оксана Викторовна Федотова | В начале сериала ей 30 лет (1), нетипичная «рублёвская жена», которая думает не только о нарядах и бриллиантах, но и о крепкой семье, мечтает о детях. Родилась в Липецке, проучилась три года в педагогическом вузе и вышла замуж за Василия. Оксана — «мисс Липецк-99» (27, 38). Когда отношения с Василием зашли в тупик, временно жила у Васнецовых, работала официанткой в ресторане. Под Новый год Василий и Оксана мирятся, и семейная жизнь налаживается. У Оксаны и Василия рождается дочь Александра (121). |
| Александр Федотов | Отец Василия Федотова. Генерал, всегда мечтал о внуке, был очень расстроен, когда узнал, что у него внучка, это событие повергло его и Василия в депрессию. Если бы не «Пуговка», то всё могло бы закончиться плачевно. «Пуговка» сумела очаровать генерала, дала ему прозвище «Генератор», доказала, что иметь внучку — это тоже очень хорошо (122). |
- Андрей Леонов — Сергей Алексеевич Васнецов, отец девочек, муж Людмилы Сергеевны (1—7, 13—14, 19—20 сезоны)
- Нонна Гришаева — Людмила Сергеевна Васнецова, мать девочек, жена Сергея Алексеевича (7—16, 19—20 сезоны)
- Мирослава Карпович — Мария Сергеевна Васнецова, старшая дочь; в 11—16 сезонах учительница физики в школе № 69 (1—20 сезоны)
- Анастасия Сиваева — Дарья Сергеевна Васильева (в девичестве Васнецова), вторая дочь, с 270 серии — жена Вениамина Васильева; в 11—18 сезонах лаборант в школе № 69 (1—20 сезоны)
- Дарья Мельникова — Евгения Сергеевна Васнецова, третья дочь (1—16, 19—20 сезоны)
- Елизавета Арзамасова — Галина Сергеевна Васнецова, четвёртая дочь (1—20 сезоны)
- Екатерина Старшова — Полина Сергеевна Васнецова («Пуговка»), пятая дочь (1—20 сезоны)
- Ольга Волкова — Антонина Семёновна Гордиенко (Антонова), бабушка девочек, мать Людмилы Сергеевны, с 270 серии — жена Михаила Казимировича (1—20 сезоны)
- Александр Самойленко — Андрей Михайлович Антонов, стоматолог, сводный брат Людмилы, друг семьи Васнецовых (1—15, 19 сезоны)
- Ангелина Варганова — Ольга Ивановна Антонова, жена Антонова (1—3, 5—8, 10, 19 сезоны)
- Валентин Смирнитский — Михаил Казимирович Антонов, отец Антонова, с 270 серии — муж Антонины Семёновны (11—13 сезоны)
- Филипп Бледный — Вениамин Викторович Васильев («Веник»), сокурсник Маши; с 270 серии — муж Даши (7—20 сезоны)
- Ольга Хохлова — Аэлита Степановна Васильева, мать Веника, свекровь Даши (10—17, 19—20 сезоны)
- Павел Кипнис — Виктор Иванович Васильев, отец Веника, свёкор Даши (10—14, 17 сезоны)
- Александр Олешко — Василий Александрович Федотов («Аллигатор»), олигарх, муж Оксаны, «спонсор» и друг семьи Васнецовых (1—16, 18—20 сезоны)
- Мария Сёмкина — Оксана Викторовна Федотова, жена олигарха Василия; сначала — клиентка Сергея Алексеевича, затем — подруга семьи Васнецовых (1—9, 13—14 сезоны)
В эпизодах
- Михаил Кокшенов — Алексей Васнецов, отец Сергея Алексеевича, дедушка девочек, крёстный отец дочери Василия и Оксаны Федотовых (104, 105, 136, 282 серии)
- Нина Русланова — Нина Васнецова, жена Алексея Васнецова, мама Сергея Алексеевича, бабушка девочек (21, 104, 105 серии)
- Отсутствует — Павел Алексеевич Васнецов, родной брат Сергея Алексеевича, живёт в Калининграде и имеет пятерых сыновей
- Фёдор Добронравов — Анатолий Тютчев, двоюродный брат Сергея Алексеевича (91, 267 серии)
- Виллор Кузнецов — Сергей Геннадьевич Ершов, первый муж Антонины Семёновны, отец Людмилы Сергеевны, дедушка девочек (48 серия)
- Иван Ивашкин — Павел Андреевич Антонов, сын Андрея и Ольги; пытаясь быть похожим на отца, был сначала парнем Даши, потом Маши, а когда та его бросила, решил завоевать Женю (54 серия)
- Александр Воеводин — Александр Федотов, отец Василия Федотова (122 серия)
- Ирина Борисова — Лариса Прохоровна Федотова, мать Василия Федотова (122 серия)
- Варвара Вавилина — Александра Васильевна Федотова, дочь Василия и Оксаны Федотовых, крестница Алексея Васнецова; родилась в августе 2008 года (7—9 сезоны)
- Алина Сидорова (290 серия) / Алина Шаниязова (16—18 сезоны) / Элина Чивелева (19—20 сезон) — Софья Вениаминовна Васильева, дочь Даши и Веника; родилась 10 мая 2011 года (14, 16—20 сезоны)
- Евгений Колпаков (290 серия) / Алексей Лопаткин (19—20 сезоны) — Александр Сергеевич Васнецов, сын Сергея Алексеевича и Людмилы Сергеевны; родился в 2011 году (14, 19—20 сезоны)
«Вторые половинки» девочек
| Персонаж | Характеристика персонажа |
|---|---|
| Илья Васильевич Полежайкин | Родился 8 сентября 1990 года (125) в Челябинске. Сидит с Галиной Сергеевной за одной партой, часто защищает её. Галина Сергеевна, в свою очередь, помогает Илье по учёбе, ведь с этим у него большие проблемы (в 5-м классе даже оставался на второй год (124)). Полежайкин — улыбчивый и добрый здоровяк, обожает поесть, больше всего любит пельмени и голубцы. Он, как и все мужчины в семье, мастер в ремонтном деле. Кумир Ильи — Арнольд Шварценеггер, его плакатами украшена стена комнаты Ильи (там же можно увидеть плакат с изображением Галины Сергеевны). Илья — самый сильный мальчик в классе, в силе уступает только своему брату Филиппу, любимый предмет — физкультура, болеет за ПФК «ЦСКА Москва». Когда Галину Сергеевну за успехи в учёбе хотели перевести в 11-й класс минуя 10-й, Илья от отчаяния перестал ходить в школу; в итоге, Галина Сергеевна, видя страдания Ильи, отказалась от поступления в 11-й класс, это в очередной раз сблизило её с Ильёй. Илья уже успел жениться на Ирине Константиновой, дочери папиного начальника (146, 147) и развестись с ней (166), хотел поступать в школу полиции, но передумал (171). Поступает вместе с Галиной Сергеевной в Академию МВД (191). По причине проблем в семье одно время жил в квартире Антонины Семёновны (235—277). В 304 серии расстаётся с Галиной Сергеевной друзьями после того, как влюбляется в Катю. В 17—18 сезонах был участковым района Васнецовых (курсантская практика). В 19 сезоне, будучи на 4-м курсе, стал сержантом, у него в подчинении находятся 4 курсанта. |
| Павел Сергеевич Клюев | Увлекается компьютерными играми и любит петь бардовские песни. Впервые Маша пыталась его охмурить ещё учась в 11 классе (42). Затем Павел Сергеевич вернётся в школу лишь в 13 сезоне, но теперь он станет учителем физики. Маша, которая в то время уже также преподавала физику, начала с ним флиртовать. Он очень мнительный, особенно в свои дни рождения, когда у себя обнаружил семь редких и нетипичных заболеваний (268). Был свидетелем на свадьбе Веника и Даши (270). В 15 сезоне Маша начала учить Павла Сергеевича искусству знакомства с девушками, при этом она хотела видеть только себя его девушкой. В 309 серии выясняется, что Паша влюбился в Галю. В 16 сезоне уезжает в Королёв, и теперь он появляется в сериале лишь в 20 сезоне (с 404 серии). Но Галина Сергеевна уже влюблена в Иржи, и они расстаются друзьями. Тогда же Павел Сергеевич целуется с Машей (похоже, он начинает испытывать к ней чувства), однако уезжает на полгода в Новосибирск (407). |
| Евгений Станиславович Захаров | Дата рождения — 29 февраля 1992 года (родился в 0 часов 7 минут) (78). На момент знакомства с Женей — 16 лет. Евгений сразу предупредил Женю Васнецову, что не любит, когда ему врут, но постоянно получается, что Жене приходилось часто говорить неправду, ради того, чтобы ему понравиться: при знакомстве она представилась Катей (70) (поскольку Женя услышала от него, что у него девушки с «мужскими» именами начали асоциироваться с вруньями), на 4-й день знакомства сообщила, что не любит футбол и увлекается современной литературой (71). Евгений — педант и немножко сноб, не любит футбол, читает классику и литературу XX века (71). С предыдущей девушкой, которую тоже звали Женя, расстался в день знакомства с Женей Васнецовой (70). В 81-й серии первая Женя появляется снова, и Евгений окончательно делает выбор в пользу Жени Васнецовой. Женя Васнецова — первая девушка, с которой Евгений встречался больше месяца (87). Кроме этого, в 118-й серии появляется Нюра, которая в третьем классе силой заставила Евгения быть её парнем. В начале 7-го сезона родители отправили Евгения учиться в Лондон (125). Евгений и Женя, расставаясь, договорились быть как троюродные брат и сестра, поэтому в Англии у Евгения появляется новая девушка Скарлетт (163). В Лондоне начинает увлекаться футболом (болеет за «Манчестер Юнайтед»). В 209-й серии он опять возвращается к Жене, чтобы наладить с ней отношения, но Женя поняла, что он сильно изменился, что теперь влюблена в Дениса Воронцова и Евгений стал ей не нужен, их отношения не продолжаются. |
| Денис Давыдович Воронцов | Родился 22 июля 1990 года. Появляется в 173 серии, как вернувшийся с больничного работник «РадиоАктивного». С тех пор не мог найти с Женей общий язык. Родом из Уфы, играет на гитаре и увлекается роком. В 194 серии бабушка, у которой Воронцов снимал квартиру, выгнала его. Но Женя приходит на помощь Денису и заселяет его в бабушкину квартиру, где уже живёт Веник. Сёстры против этого, и Женя говорит, что они с Воронцовым встречаются. В этой же серии Денис впервые целует Женю. Денис любит носить оранжевую футболку с надписью «Sex-instructor», которая бесит Женю. В 198 серии к нему из Уфы приезжает его настоящая девушка Катя, которая, узнав о его отношениях с Женей, тут же бросает Воронцова. В 209 серии Воронцов с Женей признаются сёстрам, что они просто друзья и между ними никогда не было отношений. Доказывая это, Женя выезжает на Денисе в коридор, где звонит в Васнецовскую квартиру Евгений Захаров — молодой человек Жени. Воронцов неожиданно для себя ревнует Женю. В 212 серии Денис соглашается на свидание с Машей, чтобы посмотреть на реакцию Жени. Женя ревнует Воронцова к сестре. Денис осторожно признаётся, что Женя ему нравится. В 214 серии он приглашает её на «НЕсвидание». В 220 серии Воронцов получает повестку в армию. Отмазаться ему не удаётся, и он уезжает служить в Уфу, так и не успев признаться в своих чувствах Жене — «дембельмометр» прерывает его на слове «любимая…» (221). В 12 сезоне приезжает из армии на день рождения Жени. |
| Феликс Пальцев | 23 года (327). Называет себя «альфа-самцом», «брутальным мачо», упоминает о каких-то своих знакомых девушках и уверен, что Маша в него влюблена (303). И в последующих сериях показано, что он и сам не равнодушен к Маше. Впервые появляется в 295 серии. Фил работает в жёлтой прессе и пишет бредовые статьи про известных личностей. Его перо добирается до олигарха Федотова. Рассерженный олигарх поручает Галине Сергеевне и своему заместителю, бывшему милиционеру, Вове найти мерзкого журналиста. Во время встречи в кафе Вова, преданный своему шефу, набрасывается на Фила, и Галина Сергеевна, дабы прекратить драку, бьёт Вову бутылкой шампанского по голове. После этого удара Вова забывает недавние события и Фила, помня только, что хотел кого-то побить. Галина Сергеевна отводит журналиста в свой кабинет, а вошедший Федотов интересуется, кто это. Галина Сергеевна объясняет, что Фил — известный корреспондент и олигарх предлагает ему устроиться работать на свой канал ТВ-8 Москва. Журналист соглашается. После этого Фил начинает снимать квартиру по соседству с Дашей, Веником, Машей и Галиной Сергеевной. С 326 серии Феликс становится креативным продюсером на ТВ-8 Москва. Спустя полгода из-за проблем на работе уезжает в Воронеж к тётке (336). |
| Вадим Загогулько (новая фамилия — Небаба) | Родители живут в Красноярске и дружат с Сергеем и Людмилой Васнецовыми. Вадим приехал в Москву, чтобы сделать карьеру в кино. Его дядей является как раз режиссёр Машиного сериала. Живёт в квартире Фила. Для того чтобы бесплатно получить комнату в общаге от киностудии, Вадим решает заключить фиктивный брак (ведь, по условию, комнаты достаются только семейным парам). Он делает предложение Маше, но та на фиктивный брак не согласна — в итоге Вадим ей уже по-настоящему предлагает выйти замуж (357). Однако, вскоре Маша узнаёт фамилию Вадима и после этого и вовсе передумывает выходить за него (359). Обиженный Вадим женится (фиктивно) на Кате. Когда же дело доходит до развода, выясняется, что расторгнуть этот брак будет нереально сложно — Зина всеми силами пытается сохранить молодую семью. Благодаря Маше и Полежайкину всё-таки удаётся Вадиму расторгнуть брак с Катей (363). Позже Вадим меняет фамилию — теперь он не Загогулько, а Небаба (фамилия матери) (364). |
| Иржи (О́лдржих Пржемыслович) | 26 лет. Дипломат австрийского посольства. Является наследником княжеской династии великоморавской державы — первого славянского государства (существовавшего на территории современных Чехии и Австрии). Имеет личного водителя, который негативно относится ко всему русскому. Познакомился с Галиной Сергеевной, сбив её на машине (379). При первой встрече Галина Сергеевна ему сказала, что ей 22. Галина долгое время скрывала от родителей её отношения с Иржи. В 392 серии она всё рассказывает маме, а в 396 серии — папе. Но папа против этих отношений: он говорит, что Иржи старше Гали на 9 лет, и это неправильно. И тут-то Иржи узнаёт настоящий возраст Галины Сергеевны. Не простив обмана, он уезжает на родину, в Австрию (397). Возвращается в 406 серии, и их отношения продолжаются. |
| Юрий Антонов | Семейный врач Васнецовых. Понравился Маше (387), та стала придумывать различные планы, как его соблазнить. В своих планах она так или иначе использовала Женю. Но уже вскоре выясняется, что Юре нравится Женя. Он её целует в театре (390), и вскоре об этом узнаёт Маша (391). |
- Михаил Казаков — Илья Васильевич Полежайкин, одноклассник Галины Сергеевны и Даши, затем однокурсник Галины Сергеевны; в 1—15 сезонах — парень Галины Сергеевны, в 15—18 сезонах — парень Кати; друг девочек (1—20 сезоны)
- Александр Головин — Павел Сергеевич Клюев, учитель информатики и физики в школе № 69; в 15—16 сезонах — парень Галины Сергеевны, в 407 серии влюбляется в Машу (3, 13—16, 20 сезоны)
- Александр Горчилин — Евгений Станиславович Захаров, парень Жени (4—7, 11 сезоны)
- Иван Оранский — Николай Петрович Верещагин, одноклассник и друг «Пуговки» (7—14 сезоны)
- Сергей Мелконян — Денис Давыдович Воронцов, ранее диджей радио «Активное»; парень Жени (9—13 сезоны)
- Михаил Токмовцев — Сергей Булкин, одноклассник и друг «Пуговки» (11—18, 20 сезоны)
- Кирилл Каганович — Феликс Пальцев, журналист, корреспондент телеканала «ТВ-8 Москва»; парень Маши (15—17 сезоны)
- Дмитрий Белоцерковский — Вадим Загогулько (с 364 серии — Небаба), десантник, помощник режиссёра; парень Маши (17—18 сезоны)
- Александр Бобров — Максим, ассистент профессора Журавлёва; друг Галины Сергеевны (17—18 сезоны)
- Михаил Башкатов — Иржи (О́лдржих Пржемыслович), кронпринц Моравии; новый парень Галины Сергеевны (19—20 сезоны)
- Иван Николаев — Юрий Петрович Антонов, семейный врач Васнецовых; новый парень Жени (19—20 сезоны)
В эпизодах
- Дмитрий Галуза — Вовка, первый парень Жени (19 серия)
- Макар Запорожский — Никита Смирнов, одноклассник Даши и Галины Сергеевны, гот, парень Даши (24, 250 серии)
- Филипп Лебедев — Артур, парень Галины Сергеевны (47 серия)
- Семён Почивалов — Дима, парень Маши (54, 63, 81 серии)
- Давид Драмбян — Дима Кузякин, «муж» Пуговки (4—5 сезоны)
- Дмитрий Соломыкин — Станислав, аспирант Антонины Семёновны, парень Маши (73 серия)
- Артём Крестников — Андрей, культурист, парень Маши (83 серия)
- Герман Величко — «Мутный», гот, парень Даши (101 серия)
- Дмитрий Добров (Кузнецов) — Юрий, программист, парень Маши (105 серия)
- Павел Леванов — Ваня, парень Маши (109 серия)
- Юрий Сысоев — Андрей, парень Маши (112, 115 серии)
- Андрей Хоренко — Александр Воронцов, журналист, поклонник Жени (113 серия)
- Сергей Попов — Игорь Семёнов, лаборант кафедры зоологии, поклонник Маши (114 серия)
- Филипп Горенштейн — Тимур, парень Жени (сначала), парень Маши (потом) (120 серия)
- Иван Мудров — Глеб, игрок юношеской сборной по водному поло, покупатель спортивного магазина, поклонник Жени (154 серия)
- Кирилл Нагиев — Слава, парень Маши (162 серия)
- Иван Корешков — Валерий Шеховцов, пикапер, поклонник Жени (163 серия)
- Александр Нестеров — Гарик, парень Маши (сначала), поклонник Людмилы Сергеевны (потом) (177 серия)
- Дмитрий Мартынов — Василий Антипов, ученик и поклонник Маши (11—12 сезоны)
- Станислав Эрдлей — Вова, псевдопродюсер, с которым Дашу знакомит Маша в кафе (236 серия)
- Александр Орав — Виктор, воздыхатель Маши, военный (263 серия)
- Влад Кузнецов — Коля (бабушка хотела Галину Сергеевну с ним познакомить) (386 серия)
Преподаватели и учащиеся
| Персонаж | Характеристика персонажа |
|---|---|
| Таисия Кирилловна | Родилась 22 июля 1967 года (202). Раньше работала в сельской школе (44). Ведёт роман с учителем физкультуры Валерием Николаевичем; до этого у неё была интрижка с предыдущим физруком (28). Однако после того, как под влиянием правдогенератора, изобретённого Веником, Валерий Николаевич признался, что встречается с ней только из-за двойной ставки, их отношения несколько охладились, но не прекратились (164). В начале сериала была замужем за учителем информатики (28), имеет сына (175), что не мешает ей в открытую крутить романы с мужчинами, которые могут быть значительно моложе её. Частенько пользуется своим служебным положением: может угрожать ученикам плохими оценками или исключением из школы, существенно поднимать зарплату своим возлюбленным, разрешать проведение свадеб в актовом зале (164), подрисовывать оценки в журнале своим родственникам, и т. д. Однажды даже превратила школу в притон для сетевой пирамиды (164). При своих подчинённых и различных проверяющих играет роль гоголевского городничего. Очень падка на лесть и комплименты. Имеет дачный участок рядом с дачей семьи Полежайкиных, который отдал ей Василий Полежайкин, чтобы она не отправляла Илью в спецшколу (199). Её любимая фраза — «Прости, Господи!» и её Таисия Кирилловна использует по поводу и без. Дружит с Тамарой Кожемятько. |
| Людмила Михайловна | Родилась в апреле 1978 года (80). Немного чудаковата. Безумно влюблена в Сергея Алексеевича. Несмотря на свою любовь к нему, ей нравится также Антонов (8, 80, 130). Однако после встречи с Эдуардом, её страсть наконец-то переключилась на него. В 260 серии Эдуард делает ей предложение, однако в 292 серии Людмила Михайловна заявляет: «Я в этой школе уже лет 10 замуж пытаюсь выйти». Это указывает на то, что пока свадьба не состоялась. Но при этом Эдуард и Людмила уже долгое время живут вместе. В 318 серии выясняется, что они окончательно решили пожениться и уже назначили дату свадьбы, которая происходит в 323 серии. Обожает русскую классическую литературу, постоянно цитирует Пушкина. Дружит с учительницей физики Тамарой Ивановной. В школе носит клички «Литерадура», «Страхолюда» (23). С 217 серии становится лучшей подругой Маши. Занимается переводом зарубежных бульварных романов (368). |
| Тамара Ивановна | Первый преподаватель школы № 69, появившийся в сериале (3). 38 лет (214). Дружит с Людмилой Михайловной. Была влюблена в бывшего трудовика, но тот не отвечал на её чувства. Однажды на праздновании Нового года, чтобы вызвать ревность трудовика, специально поцеловала учителя информатики (28). Имеет собаку, которой за отсутствием фантазии дала кличку «Собака» (32). В 173 серии, когда готы стали официальной организацией, была назначена готом от педколлектива школы. В 215 серии ушла в декретный отпуск, вместо неё учителем физики стала работать Маша Васнецова. Замужем за майором, проводившим в школе № 69 занятия по гражданской обороне, от которого забеременела и родила ребёнка (233). |
| Валерий Николаевич | Появляется в школе № 69, после того, как оттуда ушёл другой учитель физкультуры, также возлюбленный Таисии Кирилловны. Пользуется покровительством директрисы, порой спасающим его даже от уголовной ответственности, когда он сбил на машине Илью Полежайкина (161). Женя Васнецова и Илья Полежайкин — его любимые ученики. Друг детства Емельяна Палкина. Играл в юношеской сборной по хоккею, но был вынужден уйти из большого спорта из-за травмы. |
| Маргарита Яковлевна | Пожалуй, самая пристрастная учительница в школе. В воспитании детей практикует протекционизм, ведь в её же классе учится её родная дочь Диана. Ради дочери Маргарита Яковлевна готова пожертвовать интересами и оценками других детей. Она даже была воспитательницей в подготовительной и старшей группе детского сада Дианы (177). Недолюбливает и всячески задвигает Полину (Пуговку), так как считает её основной конкуренткой своей дочери. |
| Ирина Якушева | Одноклассница Даши и Галины Сергеевны. Первая красотка, но вторая (после Даши) «перемывательница костей» своего класса. Родилась где-то в конце февраля 1991 года (145). У неё был парень Теодор, будущий дипломат. Мечтала уехать с ним в Майами и там выйти за него замуж (145). Но замуж вышла за его друга (216). |
| Алексей Юрьевич Соколов | Одноклассник Даши и Галины Сергеевны. Самый красивый и гламурный мальчик в классе. Имеет некоторый авторитет в классе, так как является самым высоким (72). Когда Илья Полежайкин влюбился в Машу, Галина Сергеевна назло ему стала «девушкой» Алексея (30). Показав свои знания жизни звёзд Голливуда, завоевал расположение Маши (30, 81). На Соколове Галина Сергеевна и Даша испытывали приворотное зелье, но оно подействовало всего на несколько секунд (67). |
- Нина Персиянинова — Таисия Кирилловна, директриса школы № 69, учитель химии (2—18 сезоны)
- Анна Димова — Людмила Михайловна Радуевич, учительница русского и литературы; классная руководительница Даши, Галины Сергеевны и Полежайкина, позже — лучшая подруга Маши; с 323 серии — жена Эдуарда (1—18 сезоны)
- Ольга Белова — Тамара Ивановна, учительница физики и математики; классная руководительница Жени (1—12 сезоны)
- Георгий Громов — Валерий Николаевич, учитель физкультуры, любовник Таисии Кирилловны (2—12 сезоны)
- Юлия Свежакова — Маргарита Яковлевна, учительница младших классов, классная руководительница «Пуговки», мать Дианы (7—18 сезоны)
- Анастасия Жигалкина — Диана, одноклассница и соперница Пуговки, дочь Маргариты Яковлевны (7—16 сезоны)
- Алина Тарасова — Ирина Якушева, одноклассница Даши и Галины Сергеевны (2—9, 16 сезоны)
- Алексей Шемес — капитан, взводный факультета антикоррупционной деятельности в Академии МВД им. Знаменского (11—14, 19 сезоны)
В эпизодах
- Олег Кассин — первый учитель физкультуры (28 серия)
- Александр Константинов — Михаил Михайлович Николаев, тренер по дзюдо в школьной секции (57 серия)
- Александр Карпов — Эрнест Юлианович, учитель по вокалу (91 серия)
- Иван Гордиенко — учитель географии (114 серия)
- Татьяна Новик — Ольга Валерьевна, учительница русского языка и литературы, временно заменявшая Людмилу Михайловну (144 серия)
- Иван Литвиненко — Олег Исаевич, учитель физики-практикант, временно заменявший Тамару Ивановну (175 серия)
- Дмитрий Прокофьев — Василий Степанович Дубровский, учитель труда (11—15 сезоны)
- Юрий Яковлев — Алексей Юрьевич Соколов, одноклассник Даши и Галины Сергеевны (2—6 сезоны)
- Анастасия Фомичёва — Паншина, одноклассница Даши и Галины Сергеевны (2—9 сезоны)
- Артём Богучарский — Соболев, одноклассник Даши и Галины Сергеевны (23 серия)
- Феруза Кадырова — Николаева, дочь Михаила Михайловича, тренера по дзюдо (57 серия)
- Александра Шевченко — Лера, бывшая одноклассница Маши (303 серия)
- Виктор Лакирев — Семён Петрович, первоначально декан факультета энергоустановок замкнутого цикла, затем — ректор МГТУ им. Баумана (97, 144, 155, 214 серии)
- Иван Лакшин — Альберт Эдуардович, преподаватель МГТУ им. Баумана (129, 183 серии)
- Владимир Балдов — Геннадий Петрович, проректор МГТУ им. Баумана, репетитор Маши по высшей математике (148 серия)
- Александр Тютин — преподаватель по ядерной физике в МГТУ им. Баумана (151, 152, 155, 161, 164 серии)
- Сергей Стёпин — Артур Кузьмич Гауфф, преподаватель МГТУ им. Баумана (301 серия)
- Феликс Антипов — Николай Федотович Полежайкин, генерал милиции, начальник Академии МВД (207, 238, 254 серии)
- Михаил Слесарев — Юрий Александрович, преподаватель Академии МВД (210, 213, 226, 276 серии)
- Аким Салбиев — Дамир Эльбрусович Фахатов, бывший преподаватель по антикоррупционной деятельности в Академии МВД, пытался заработать на студентах продавая им диски и книги со своими лекциями (219 серия)
- Александр Амелин — Кирилл Елин, однокурсник Галины Сергеевны и Полежайкина (11—12 сезоны)
Некоторые другие персонажи
| Персонаж | Характеристика персонажа |
|---|---|
| Тамара Львовна Кожемятько | Часто уходит с работы пораньше, на рабочем месте читает журналы и играет в пасьянс «Косынка», постоянно требует от Сергея Алексеевича премию. Самый первый персонаж, появившийся в сериале (1). 45 лет (93). Тамара родилась на Украине, в деревне Крутояровка под Харьковом. Работает на Васнецова с 1998 года, хотя два раза увольнялась. Первый раз — из-за многочисленных проверяющих, которые обещали закрыть кабинет Сергея Алексеевича, после чего он принял её обратно с испытательным сроком. Второй раз — из-за того, что ей сделал предложение клиент Васнецова Виктор. Являясь гражданкой Украины, долгое время жила в Москве нелегально: московскую прописку получила только в 2008 году, выйдя замуж за Сергея Алексеевича (93). В этой же серии они и развелись (это был фиктивный брак). Лучший друг Тамары — её собака, сенбернар Лиза. После того, как Сергей Алексеевич уехал в Красноярск, Тамара начинает работать секретарём в брачном агентстве его жены «Людмила», а позже — в агентстве «Праздник, Праздник, Праздник». Часто заводит романы с клиентами Васнецова (22, 76, 83), а позже — с клиентами агентства «Людмила» (142). Была директором агентства «Отдых, Отдых, Отдых» (236). Одно время жила вместе с гражданским мужем (376). С 374 серии секретарша Сергея Алексеевича и Антонова, а с 402 серии — Сергея Алексеевича и Даши. |
| Григорий Львович Кожемятько | Родной брат Тамары. В прошлом — работник колхоза в Харьковской области. Работая трактористом, утопил колхозный трактор, за что получил условную судимость (93). Позднее работал учителем русского языка в Харькове (138). Как и его сестра — классический лимитчик, приехал в Москву за столичной пропиской. Благодаря хитрой интриге, разыгранной Тамарой и Людмилой Сергеевной, вожделённую прописку он всё же получил от Людмилы Михайловны (138). Трижды разведён (138). |
| Василий Ильич Полежайкин | В строгости воспитывает своих сыновей. Гордится своим уральским происхождением. Родился в селе Полежайкино (238). Служил на флоте (203). По профессии — слесарь-механик (141); раньше работал на Уральском вагоностроительном заводе (УВЗ) (131). Однажды ему спас жизнь военный лётчик Александр Романов, когда Василий заснул в бомболюке. С тех пор они дружат семьями, и даже сосватали сына Василия — Илью и дочь Александра — Альбину, которая по уму не уступает Галине Сергеевне и при этом ещё и очень красива (106). Также он имеет дружеские отношения с Сергеем и Людмилой Васнецовыми. На дочери его начальника пришлось жениться его младшему сыну (147), а на дочери его главного бухгалтера — его старшему сыну. |
| Филипп Васильевич Полежайкин | Родился в 1982 году (147). Живёт с братом в одной комнате. Увлекается боксом, хорошо поёт (44). Служил в армии, потом учился в ПТУ; не доучившись, пошёл работать на завод. Чтобы его оттуда не выгнали, попросил Галину Сергеевну помочь ему пройти тест на IQ (104). При встрече влюбился в Машу (44) и даже был её парнем (81). В 203 серии пытался ухаживать за Дашей, хотя фактически это свелось к тому, что Полежайкины пытались сделать из Даши бесплатную домработницу. |
| Галина Сергеевна Полежайкина | Жена Василия, мать Ильи и Филиппа. Внешне очень похожа на Галину Сергеевну Васнецову (также носит очки и имеет две косички), но не обладает выдающимися интеллектуальными способностями, обаятельная и добрая простушка. |
| Сергей Станиславович Захаров | Старший брат Евгения Захарова. Футболист дубля «Спартака». 21 год. Тренировал Женю по футболу. Разговаривать о футболе может 45 минут, потом 15-минутный перерыв и ещё 45 минут. Но, по словам Евгения, бывает и дополнительное время (71). |
| Станислав Иванович Захаров | Отец Евгения и Сергея. Потомственный интеллигент, бывший студент Антонины Семёновны (87). Влюбился в одногруппницу Ольгу Леонидовну Ильичёву, долго тайком бегал к ней в общежитие, потом они поженились. |
| Ольга Леонидовна Захарова (девич. Ильичёва) | Мать Евгения и Сергея. Бывшая студентка Антонины Семёновны. Как и муж, интеллигент в пятом поколении (87). |
| Евфросинья Петровна Жихарёва | Живёт двумя этажами ниже от квартиры Антонины Семёновны. Одинока. Ради денег и халявы готова на любые авантюры. Например, притвориться парализованной старушкой, чтобы получить социальную помощь без долгого оформления документов (143), представиться народной артисткой СССР и прийти на классный час в школу № 69 (156). Завидует бурной личной жизни Маши Васнецовой и рассказывает её ухажёрам нелицеприятные факты о своей молодой соседке, чем неоднократно срывает ей свидания. В молодости была сфотографирована на обложку журнала «Работница» (106). Когда-то нянчилась с маленькой Людмилой Сергеевной, точнее почти полностью занималась её воспитанием, потому что та совсем не слушалась Антонину Семёновну. Поэтому Людмила Сергеевна до трёх лет называла Фросю мамой (130). Главная активистка по борьбе с преступностью в доме. Имеет кота по кличке «Штирлиц», которого назвала так из-за любви к фильму «Семнадцать мгновений весны» и считает, что её кот похож на Вячеслава Тихонова в молодости (197). Любит выпить, в основном пьёт свой самогон (158). Умеет гадать на картах (140). |
| Емельян Палкин | Хоккеист, игрок команд «Торонто Мейпл Лифс» и «Ак Барс», обладатель Кубка Стэнли. Именно к нему в своё время ушла от Сергея Алексеевича мать девочек. Как считает Сергей Алексеевич, из-за моды на молодых любовников (1), как уверяет Людмила Сергеевна — из-за помутнения рассудка от удара шайбой (128). Хотя скорее всего, Людмиле просто захотелось смены ощущений после 18 лет беспросветного труда домохозяйки. Познакомился с Людмилой на хоккейном матче в 2006 году. Год их роман развивался на родине, а примерно летом 2007 года они переехали в Канаду. Когда Людмила Сергеевна решила вернуться в семью, Емельян также решил продолжить карьеру в России. По натуре недалекий, но добродушный человек. Не оставляет попыток вернуть любовь Людмилы (всегда безуспешные). Находится под постоянным и неусыпным контролем матери Татьяны Валерьевны и бабушки Марии Мироновны. Именно мать в своё время настояла на том, чтобы Емельян пошёл в секцию хоккея, сам же он в то время предпочитал фигурное катание. С большинством девочек в нейтральных отношениях, но дружен со спортсменкой Женей, охотно откликаясь на все её просьбы, несмотря на то, что один раз её чрезмерное внимание довело его до нервного срыва. |
| Эдуард Владимирович Радуевич | Такой же бабник, как и Антонов. Постоянно клеится к Людмиле Сергеевне; к нему, в свою очередь, клеится Тамара. У Эдуарда прекрасное обоняние, поэтому он коллекционирует духи. Любит называть своих сотрудниц Милочкой и Марочкой, а также говорить уменьшительно-ласкательные слова: «фирмочка», «праздничек» и т. д. Семь раз был женат; три его жены длинноволосые брюнетки с именами начинающиеся на «Л»: Лизочка, Лидочка, Ларочка (211). Оставил одной из них фирму ООО «Праздник!», а другой — ООО «Праздник! Праздник!» (168). В 280 серии продал агентство и уехал, в связи с его судебным делом об алиментах. В 283 серии становится завхозом в школе № 69. В 323 серии женился на Людмиле Михайловне. |
| Александр Александрович | Директор радио «Активное». 42 года (221). Постоянно ищет свою выгоду: использовал сайт радио, чтобы продать свой гараж в Химках (182), проводил на радио лохотрон для дополнительного заработка (189), уволил проштрафившуюся Женю, чтобы его самого не уволили (226). Его останавливает лишь то (и то иногда), что над ним более влиятельные люди (189). |
| Жора | Звукорежиссёр радио «Активное». Хронический молчун, однако не нем — в некоторых сериях упоминается, что он всё-таки говорит, а в 168 серии Жоре приходится подменять диджея. Там выясняется, что у него просто очень мягкий и женственный голос, которого звуковик стесняется. |
| Глеб Ярошенко | Куратор комитета молодёжной политики. Впервые появляется в 226 серии, где помогает Жене Васнецовой устроиться на учёбу в Йельский университет. Также часто заходит и даёт какие-либо правительственные поручения олигарху Федотову. В частности, Ярошенко поручает олигарху презентацию Нанограда и лично присутствует при её проведении, а потом — спонсирование ЧМ по футболу 2018 года (298). |
| Зинаида Филипповна | Малярша. Делает ремонт Венику в обмен на его занятия с её дочерью Катей. Первое время недолюбливала Полежайкина и запрещала ему встречаться с Катей, но вскоре заметила, как он положительно влияет на её дочь. Родилась и выросла в Сарапуле. |
| Катя | Дочь малярши Зины, с которой Веник занимался репетиторством. Если оценить уровень её интеллекта, то он окажется даже ниже уровня интеллекта Полежайкина. Легко понять, как Венику тяжело с ней. Но, несмотря на это, Катя достаточно хитрая, ведь однажды, пытаясь увильнуть от занятий, она смогла обмануть Веника, сказав что его любит, в результате чего Катя на время была освобождена от занятий (292). Влюбилась в Полежайкина. С 17 сезона учится в швейном ПТУ. |
| врач Иванов | Пожилой человек, он загружен работой, из-за чего ему приходится совмещать приём пациентов с обедом или приёмом лекарств (297, 304). Путает многие результаты — из-за этого его пациенты страдают. К тому же в больнице странные кадры — к примеру, в 304 серии появляется специалист по УЗИ с раздвоением в глазах. Доктор Иванов работает не только в государственной больнице, но и в частной клинике (319). По словам Даши, у него не только паранойя, но и раздвоение личности, ведь, работая госслужащим, он плохо отзывается о сотрудниках платных клиник, а когда он является сотрудником платной клиники, то плохо отзывается о госслужащих. |
| Василий Михайлович Кривоносов | Научный руководитель Галины Сергеевны. Для него наука — это средство зарабатывания денег. Он готов оформить к себе в отдел даже несуществующего человека, лишь бы только побольше получить денег от министерства (346). Скорее всего, был замешан в каких-то махинациях в университете (Фил достал на него компромат, хотя сам Профессор заявил, что всё это беззаконие творил не он, а его брат-близнец). |
- Татьяна Орлова — Тамара Львовна Кожемятько, секретарша Сергея Алексеевича, Людмилы Сергеевны, Антонова и Даши (в разные времена), с 9 по 14 сезон — коллега Людмилы Сергеевны (1—15, 19—20 сезоны)
- Андрей Бутин — Василий Ильич Полежайкин, отец Ильи (3—5, 7—10, 12—13, 15, 19—20 сезоны)
- Илья Полежайкин — Филипп Васильевич Полежайкин, старший брат Ильи (3—10, 13 сезоны)
- Галина Данилова — Галина Сергеевна Полежайкина, жена Василия, мать Ильи и Филиппа (7—9 сезоны)
- Татьяна Жукова-Киртбая — Ефросинья Петровна Жихарёва, соседка Васнецовых (1—20 сезоны)
- Евгений Королёв — Василий Аркадьевич Черепахин («Череп»), гот, друг Даши (1—5, 7, 9 сезоны)
- Степан Балакшин — Федор Иванович Наливайко («Паук»), гот, друг Даши (1—5, 7 сезоны)
- Максим Коновалов — Емельян Палкин, хоккеист, бывший любовник Людмилы Сергеевны (7—10 сезоны)
- Иван Агапов — Юрий Прохорович, директор спортивного магазина, в котором работала Женя Васнецова (7—8 сезоны)
- Эдуард Радзюкевич — Эдуард Владимирович Радуевич, директор ООО «ППП» («Праздник! Праздник! Праздник!») и ООО «ООО» («Отдых! Отдых! Отдых!»), начальник Людмилы Сергеевны и Тамары; с 14 сезона — завхоз школы № 69, с 323 серии — муж Людмилы Михайловны (9—18 сезоны)
- Александр Жигалкин — Александр Александрович, директор радио «Активное», начальник Жени и Дениса (9—11 сезоны)
- Дмитрий Гусев — Жора, звукорежиссёр радио «Активное» (9—11 сезоны)
- Егор Баринов — Глеб Ярошенко, куратор комитета молодёжной политики (11—16 сезоны)
- Андрей Лебедев — Никита Христофорович, глава РайОНО (12—14 сезоны)
- Владимир Стержаков — Антон Степанович Романов, режиссёр сериала «Короткая любовь», в котором снималась Маша (14—18 сезоны)
- Светлана Йозефий — Зинаида Филипповна, малярша, мама Кати (15—18 сезоны)
- Ксения Непотребная — Катя, дочь малярши Зины, девушка Ильи Полежайкина (15—18 сезоны)
- Илья Рутберг — врач Иванов, акушер-гинеколог, у которого наблюдались Даша и Мама во время их беременности (15—16 сезоны)
- Ирина Домнинская — Римма Карловна, редактор канала «ТВ-8 Москва» (16—18 сезоны)
- Василий Савинов — Василий Михайлович Кривоносов, научный руководитель Галины Сергеевны (17—18 сезоны)
- Александр Зуев — Макс, водитель Иржи, немец по национальности (19—20 сезоны)
В эпизодах
- Анна Бегунова — подруга Оксаны (1 серия)
- Владимир Большов — Владимир, режиссёр исторического сериала, где пробовалась Маша (8 серия)
- Вячеслав Манучаров — гастарбайтер (15 серия)
- Геннадий Храпунков — Вениамин Альбертович, клиент Сергея Алексеевича, ухажёр Тамары (22 серия)
- Сергей Дорогов — Иван, бард, клиент Сергея Алексеевича (23 серия)
- Сергей Фролов — Валентин Эдуардович Зубчинский, доктор психологических наук (24 серия)
- Лидия Арефьева — секретарша Зубчинского (24 серия)
- Юльен Балмусов — Игорь Семёнович Штольц, профессор МГУ, ухажёр Антонины Семёновны (26 серия)
- Наталья Лесниковская — Эвелина, подруга Оксаны (26 серия)
- Никита Тезин — сержант милиции (29 серия)
- Иван Пилипенко — бывший менеджер ресторана «Роза любви» (30, 31, 37, 40 серии)
- Ирина Даниленко — Надя, официантка ресторана «Роза любви», подруга Оксаны (30, 31, 37, 40 серии)
- Владимир Сычёв — Иван Васильевич Лютиков, налоговый инспектор (33 серия)
- Никита Померанцев — Павел Леонидович, санинспектор (33 серия)
- Ольга Недоводина — Надежда Петровна, клиентка Сергея Алексеевича (34 серия)
- Сергей Колесников — Дмитрий Викторович Пермяков, зам. префекта Гагаринского района (37 серия)
- Ерванд Арзуманян — адвокат Василия Федотова (40 серия)
- Марина Дюжева — Виолетта, пианистка (46 серия)
- Сергей Бадичкин — участковый Малышкин (50, 81, 91 серии)
- Сергей Алдонин — Сергей Эдуардович, режиссёр сериала «Счастья — полные штаны», в котором снималась Пуговка (51, 52, 54 серии)
- Андрей Кайков — работник министерства образования (59 серия)
- Галина Шевякова — Дарья Владимировна Лебедева, бизнесвумен, первая любовь Сергея Алексеевича (59 серия)
- Марина Иванова — Клавдия, любовница Антонова (69 серия)
- Степан Самойленко — Сергей Станиславович Захаров, старший брат Евгения Захарова (71 серия)
- Василий Фролов — Павел Павлович, военком (72 серия)
- Наталья Винтилова — Эвелина Ткаченко, жена олигарха Михаила Ткаченко, подруга Оксаны, клиентка Сергея Алексеевича (73 серия)
- Дарья Бондаренко — Женя, бывшая девушка Жени Захарова (81 серия)
- Анна Воронова — Светлана, другая секретарша Сергея Алексеевича (83 серия) / потомственная ведунья на «ТВ-8 Москва» (322 серия)
- Михаил Богдасаров — Виктор, ухажёр Тамары (83 серия) / Руслан, гражданский муж Тамары (376 серия)
- Светлана Свибильская — Раиса, жена бизнесмена, клиентка Тамары, когда та была в качестве семейного психотерапевта (85 серия) / Ирина Васильевна, директор школы № 34 (247 серия) / психолог (399 серия)
- Татьяна Орлова — Виктория Сокольская, жена бизнесмена Николая Сокольского, двойник Тамары, клиентка Сергея Алексеевича (87 серия)
- Андрей Заводюк — Николай Сокольский, бизнесмен, муж Виктории, двойника Тамары (87 серия)
- Сергей Парфёнов — Станислав Иванович Захаров, отец Евгения и Сергея (87 серия)
- Юлия Рувинская — Ольга Леонидовна Захарова (девич. Ильичёва), мать Евгения и Сергея (87 серия)
- Илья Жданников — Артём Сергеевич Щуров, работник телеканала ГТВ, клиент Сергея Алексеевича (88 серия) / Игорь, пациент сеанса психологического тренинга (399 серия)
- Наталия Житкова — Наташа, подруга Ольги, жены Антонова (90 серия)
- Сергей Лобынцев — Григорий Львович Кожемятько, родной брат Тамары (93, 138 серии)
- Игорь Сыхра — Лев Кожемятько, отец Тамары, работал проводником в поезде (93 серия)
- Нина Феклисова (Коляскина) — Лада Кожемятько, мать Тамары (93 серия)
- Владимир Малков — Яков Семёнович, проверяющий (95 серия)
- Аристарх Венес — Артём Брюкин, звезда сериала «Моя первая любовь»; приглашённый на выпускной Маши (100 серия)
- Виктор Борисов — врач (102 серия)
- Мария Фомина — Альбина Александровна Романова, подруга детства Полежайкина (106 серия)
- Валерий Ушаков — Владислав, семейный психотерапевт-практикант (107 серия)
- Максим Шмелёв — Федя, брат Андрея, парня Маши (115 серия)
- Олег Пышненко — сантехник (117 серия)
- Диана Рахимова — автоинструктор (118 серия) / королева Моравии, мать Иржи (410 серия)
- Ольга Айдарханова — Нюра, бывшая одноклассница и девушка Жени Захарова (118 серия)
- Анна Фроловцева — бабушка Эльвиры, одноклассницы Пуговки (122 серия)
- Владимир Костин — лейтенант милиции (7—13 сезоны)
- Ольга Шеховцова — Ксюша, клиентка брачного агентства «Людмила» (134 серия)
- Вячеслав Бондарчук — Антон Андреевич, аукционист (138 серия)
- Александр Рапопорт — Пётр Жуков, бизнесмен, бывший студент Антонины Семёновны, клиент брачного агентства «Людмила» (140 серия)
- Екатерина Ефимова — Юлия, напарница Жени (141 серия)
- Егор Федотов — Теодор, бывший парень Якушевой (145 серия)
- Александра Большакова — Ирина Дмитриевна Константинова, фиктивная жена Полежайкина (147, 152, 157, 166 серии)
- Галина Коньшина — Роза Львовна, регистратор ЗАГСа (147, 263, 265, 270 серии)
- Дмитрий Смирнов — Саша, друг Жени Захарова (149 серия)
- Милена Фролова — Юлия Владимировна Константинова, фиктивная падчерица Полежайкина (157, 158 серии)
- Геннадий Христенко — «оборотень в погонах» (159 серия)
- Андрей Снежко — капитан милиции Буевич (159 серия)
- Ирина Дымченко — Татьяна Валерьевна, мать Емельяна Палкина (160 серия)
- Инна Алабина — Мария Мироновна, бабушка Емельяна Палкина (160 серия)
- Олег Комаров — Роман Шишкин, бывший одноклассник Людмилы Сергеевны (162 серия) / судебный пристав (285, 286 серии) / заказчик (333 серия)
- Ольга Бакунина — Лариса, менеджер сетевой пирамиды (164 серия)
- Андрей Межулис — актёр сериала про Третий рейх (170 серия)
- Михаил Кабанов — режиссёр сериала про Третий рейх (170 серия)
- Валентин Варецкий — Виктор Анатольевич Мавзолеевский, директор сети кинотеатров, бывший спонсор радио «Активное» (176 серия)
- Иван Замотаев — Альберт, ухажёр Людмилы Сергеевны (177 серия)
- Светлана Варецкая — Жанна Францевна, комендант общежития при МГТУ им. Баумана (181, 184, 188 серии)
- Виктория Лукина — Жанна, стриптизёрша (183 серия)
- Александр Чернявский — врач-невролог (186—188, 199 серии)
- Евгения Пресникова — Элеонора Станиславовна Стефанович, бывшая радиоведущая программы «Из Фонда Всесоюзного радио» (187 серия)
- Анна Серебрякова — Катя, бывшая девушка Дениса (198 серия)
- Светлана Немоляева — жена Александра Александровича (206 серия)
- Пётр Баранчеев — майор, муж Тамары Ивановны (233 серия)
- Анастасия Борисова — Оля, знакомая Веника (234 серия)
- Дмитрий Мазуров — хозяин квартиры, которую снимала Маша (243, 246 серии)
- Евгений Воскресенский (Бондаренко) — модельер, сосед Маши (244 серия) / продюсер, предложивший Маше озвучить в зарубежном фильме роль девушки Бонда (397 серия)
- Ольга Милоянина — учительница русского языка и литературы в школе № 34 (247 серия)
- Владис Гольк — режиссёр-авангардист (249 серия) / стилист (379, 380 серии)
- Ванати Алиев — таксист (250 серия)
- Ярослав Рось — Юрий Сергеевич Веренко, работник предприятия «Сталкер», коллега Галины Сергеевны (13—14 сезоны)
- Алёна Галлиардт — Инесса Павловна, работник предприятия «Сталкер», коллега Галины Сергеевны (253, 255, 256, 287 серии)
- Тами Карибо — Джон, негр, студент Йельского университета, друг Жени (258, 259 серии)
- Анна Литейщикова — Таня, дочь Розы Львовны, администратора ЗАГСа (263 серия)
- Дарья Яцко — Ира («Валькирия»), бывший гот, подруга Даши (266 серия)
- Валерий Новиков — продюсер (267 серия)
- Марина Блейк (Федько) — Валентина, агент по трудоустройству (275 серия)
- Игорь Ларин — Мирпатов, телевизионный психолог (пародия на Андрея Курпатова) (278 серия)
- Константин Желдин — Виктор Петрович, друг Жихарёвой (280 серия)
- Ольга Яблонская (Корнейчук) — инспектор (285 серия)
- Павел Белозёров — детский психолог (285 серия)
- Владимир Кисаров — Николай Колбасков, певец (пародия на Николая Баскова), клиент Сергея Алексеевича (286 серия)
- Ирина Шебеко — Оксана Фролова, телеведущая, невеста Колбаскова (пародия на Оксану Фёдорову), клиентка Сергея Алексеевича (286 серия)
- Светлана Шлык — Елена Алина, певица (пародия на Алёну Апину), клиентка Сергея Алексеевича (286 серия)
- Марианна Дырзу — девушка с Рублёвки, клиентка Сергея Алексеевича (288 серия)
- Роман Радов — продюсер (290 серия)
- Владимир Сажин — Дмитрий Александрович Заныкин, чиновник в Московском правительстве, хозяин квартир (291, 326 серии)
- Ольга Прохватыло — Изольда Анатольевна, инспектор РОНО (291, 316, 355 серии)
- Алексей Артамонов — начальник Веника (294, 297 серии)
- Олег Каменщиков — Вова, бывший милиционер, заместитель Федотова «по связям с криминальной общественностью» (295, 297, 314, 324 серии)
- Ирина Аугшкап (Серова) — сестра Зины (306 серия)
- Михаил Вандышев — брат Зины (306 серия)
- Борис Конный — дедушка Павла Сергеевича (306 серия)
- Ёла Санько — бабушка Павла Сергеевича (306 серия)
- Илья Ригин — Вадик «Эльфийский меч», друг Павла Сергеевича (308 серия)
- Борис Эстрин — Евгений Петрович, чиновник (329 серия) / заведующий кафедры, где работает Антонина Семёновна (378 серия)
- Василий Слюсаренко — коммерсант, гипнотизёр (341 серия)
- Дарья Белоусова — проверяющая (в лаборатории Василия Михайловича Кривоносова) (346, 347, 349 серии)
- Илья Бледный — Шаповалов, приглашённая знаменитость в сериале «Короткая любовь» (350, 351 серии)
- Алёна Бочкарёва — детский педиатр (354 серия)
- Анна Шерлинг — мошенница (под видом полицейского) (354 серия)
- Семён Штейнберг — Машин поклонник (355 серия)
- Игорь Ромащенко — сосед Вадима снизу (356 серия)
- Виктор Супрун — председатель ТСЖ (372, 403 серии)
- Евгений Ратьков — Генрих Карлович, режиссёр Машиного театра (374, 376, 384, 390 серии)
- Кирилл Папакуль — журналист (374 серия)
- Алия Нуриева — любовница Антонова (376 серия)
- Илья Уткин — Вова, охранник Федотова (378, 379, 381, 387 серии)
- Сюзанна Акежева — совесть Галины Сергеевны (379—381 серии)
- Захар Кабанов — совесть олигарха Федотова (381 серия)
- Денис Ясик — экскурсовод (382 серия)
- Андрей Лукьянов — Борис Анатольевич, пластический хирург (386 серия)
- Ирина Цывина — мама Юрия Антонова (388 серия)
- Екатерина Барановская — капитан полиции Хромова (392 серия)
- Дмитрий Уросов — опер Дмитрий (392 серия)
- Игорь Гаспарян — водитель такси (393 серия)
- Юрий Колокольников — Кирилл Генрихович Рубинштейн, новый режиссёр театра «Бомба» (394, 397, 408 серии)
- Сергей Баталов — майор, клиент Сергея Алексеевича (395 серия)
- Наталья Хорохорина — заведующая (395 серия)
- Сергей Друзьяк — ведущий спиддейтинга (396 серия)
- Юрий Внуков — инспектор рыбнадзора (396 серия)
- Александр Семчев — судья (396 серия)
- Татьяна Кузнецова — клерк (397 серия)
- Александр Шатохин — заместитель третьего секретаря посольства (397 серия)
- Михаил Владимиров — кинорежиссёр (398 серия)
- Никита Тарасов — сценарист (398 серия)
- Алексей Огурцов — сосед Васнецовых (401 серия)
- Дмитрий Филиппов — налоговый инспектор, клиент Сергея Алексеевича (402 серия)
- Андрей Балякин — клиент Сергея Алексеевича (404 серия)
- Алексей Лосихин — Герман, клиент массажного салона Даши (405 серия)
- Елена Галибина — старший оператор телефона доверия (408 серия)
- Евгений Герчаков — король Моравии, отец Иржи (410 серия)
Приглашённые знаменитости
- Группа «Игра слов», группа «Челси», группа «Корни», группа «Территория любви», Тина Канделаки, Сергей Семак, Жан Сагадеев, Николай Кузьменко, Сергей Белоголовцев — камео (гости на вечеринке у Васнецовых, которых пригласила Оксана) (16)
- Александр Клюквин (теледоктор) (18)
- Сергей Панов — камео (друг Жени; заслуженный мастер спорта России, игрок ЦСКА, чемпион Евролиги 2006) (67)
- Владимир Пермяков — камео (актёр, сыгравший Лёню Голубкова — известного персонажа рекламной кампании МММ в 1992—1994 годах) (98)
- Игорь Верник — камео (известный актёр, посетитель ресторана «Роза любви») (114)
- Сосо Павлиашвили — Тимур (приятель Василия Федотова) (122)
- Тимати — камео (приглашённая звезда на новогодней ёлке в школе № 69, исполнивший свой хит «У нас в клубе…») (126)
- Владислав Радимов — камео (муж Татьяны Булановой; покупатель спортивного магазина, в котором работала Женя) (133)
- Таня Буланова — камео (жена Владислава Радимова; покупательница спортивного магазина, в котором работала Женя) (133)
- Андрей Малахов — камео (клиент брачного агентства «Людмила», воздыхатель Маши) (154)[17]
- Антон Красильников (фокусник на корпоративе) (168)
- Владимир Турчинский — Фёдор (тренер Веника по бодибилдингу) (229)
- Владислав Лисовец — камео (стилист) (266)
- Эвелина Блёданс (регистратор ЗАГСа в Машином сне) (331)
- Группа «Jukebox Trio» (поклонники Маши в её сне, исполнившие песню «Я-я-я») (331)
- Эдгард Запашный — Казимир Топазов (дрессировщик из цирка) (365)
- Сергей Лазарев — камео (Маша встретила его, гуляя по парку) (373)
Эпизоды
| Сезон | Серии | Период трансляции | |
|---|---|---|---|
| 1 | 1—20 | 03.09.2007 — 28.09.2007 | |
| 2 | 21—40 | 29.10.2007 — 26.11.2007 | |
| 3 | 41—60 | 14.01.2008 — 08.02.2008 | |
| 4 | 61—80 | 12.03.2008 — 08.04.2008 | |
| 5 | 81—100 | 12.05.2008 — 06.06.2008 | |
| 6 | 101—120 | 01.09.2008 — 26.09.2008 | |
| 7 | 121—145 | 22.12.2008 — 12.03.2009 | |
| 8 | 146—165 | 04.04.2009 — 26.04.2009 | |
| 9 | 166—185 | 16.05.2009 — 31.07.2009 | |
| 10 | 186—205 | 29.08.2009 — 20.09.2009 | |
| 11 | 206—230 | 02.11.2009 — 04.12.2009 | |
| 12 | 231—250 | 13.02.2010 — 08.03.2010 | |
| 13 | 251—270 | 05.04.2010 — 04.05.2010 | |
| 14 | 271—290 | 30.08.2010 — 30.09.2010 | |
| 15 | 291—310 | 28.03.2011 — 27.04.2011 | |
| 16 | 311—330 | 16.05.2011 — 14.07.2011 | |
| 17 | 331—350 | 22.08.2011 — 15.09.2011 | |
| 18 | 351—370 | 24.10.2011 — 18.11.2011 | |
| 19 | 371—390 | 03.09.2012 — 22.11.2012 | |
| 20 | 391—410 | 26.11.2012 — 30.04.2013 | |
Сезон 1
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 | Как сапожник без сапог, семейный психолог Сергей Васнецов остался без жены, которая ушла от него к известному хоккеисту, оставив пятерых дочерей. Причём все дочери у него совершенно разные: одна — модница и кокетка, вторая — неформалка, третья — спортсменка, четвёртая — отличница-вундеркинд, а младшая, по прозвищу Пуговка, — совсем крошка. И с клиентами как назло не везёт. Но неожиданно к Васнецову приходит жена олигарха с Рублёвки. | 3 сентября 2007 |
| 2 | У Сергея Васнецова появляется клиент — Оксана Федотова — несчастная жена олигарха с Рублёвки. А в это время дочки впервые самостоятельно выполняют работу по дому: готовят и делают уборку. | 4 сентября 2007 |
| 3 | Папа узнаёт, что его дочь Маша встречается с двумя парнями одновременно. Это его шокирует. А Галина Сергеевна тем временем осваивается в новом классе, где как раз учится Даша. | 5 сентября 2007 |
| 4 | Васнецову не нравится, что его дочери не могут найти общий язык друг с другом, и он решает провести с ними сеанс психотерапии. А тут ещё проблемы и с тёщей: бабушка отказывается сидеть с Пуговкой. | 6 сентября 2007 |
| 5 | Узнав, что его дочка Даша ходит на готические вечеринки со своими друзьями Пауком и Черепом, Васнецов пытается понять её увлечение и в результате проваливает сеанс психотерапии с Оксаной. Тем временем Маша и Женя меняются ролями, чтобы получше узнать друг друга: они вдвоём идут сначала на футбол, а затем — в клуб. | 7 сентября 2007 |
| 6 | Всем пятерым дочерям Васнецова вдруг понадобились деньги, чтобы купить одежду. А также бабушка требует зарплату за подготовку девочек к поступлению на биологический факультет. | 10 сентября 2007 |
| 7 | Коллега доктора Васнецова, доктор Антонов, считает, что, уделяя так много времени воспитанию дочерей, Сергей теряет мужественность и авторитет. А дочки помогают бабушке отыскать незнакомого им Мурзика. | 11 сентября 2007 |
| 8 | Машу приглашают сниматься в телесериале, однако роль в нём достаётся ей не самая лучшая. Папа знакомится с учительницей Людмилой Михайловной, которая влюбляется в него. Папа решает от неё отвязаться, в результате чего Галина Сергеевна впервые получает двойку. | 12 сентября 2007 |
| 9 | Сергей Васнецов пропускает долгожданную встречу с друзьями, ради того, чтобы сходить на спектакль, в котором играют его дочки. Маша, Даша и Галина Сергеевна спорят, кто лучше из них там сыграл. | 13 сентября 2007 |
| 10 | Пуговка задаёт папе вопрос: «А вдруг ты — не мой папа?». После чего папа всеми правдами и неправдами доказывает детям своё сходство с ними. А дочки находят папино сходство с бабушкой. | 14 сентября 2007 |
| 11 | Из-за ночных любовных похождений Антонова Васнецову приходится делать в квартире ремонт. Дочек начинает мучать совесть из-за «взятых взаймы» у бабушки пяти тысяч рублей. | 17 сентября 2007 |
| 12 | Васнецову не нравится, что Пуговка во всём копирует бабушку. И он решает: Пуговка должна проводить время со сверстниками, а для этого её нужно устроить в детский сад. Однако с этим возникают проблемы. Галина Сергеевна тем временем готовится к конкурсу от министерства образования. | 18 сентября 2007 |
| 13 | Дочки внезапно вспоминают, что у Папы день рождения. Интересная ситуация: девочки считают, что Папа забыл о своём дне рождения, а Папа думает, что девочки забыли о его дне рождения. | 19 сентября 2007 |
| 14 | Сергею Алексеевичу кажется, что он никому ненужная старая развалина. Поэтому его в детском саду Пуговки принимают за дедушку. Также выясняется, что идеальная во всём Галина Сергеевна не умеет петь. | 20 сентября 2007 |
| 15 | В офисе доктора Васнецова случился пожар, и доктор приглашает богатую клиентку к себе домой. После этого Оксана начнёт сомневаться — хочет ли она ребёнка. | 21 сентября 2007 |
| 16 | Психолог Васнецов предлагает богатой клиентке Оксане новый метод психотерапии — «детотерапию». Метод прост — Оксана должна присматривать за пятью дочерьми Васнецова. | 24 сентября 2007 |
| 17 | Воспитательные мероприятия, затеянные доктором Васнецовым по случаю окончания его дочерьми четверти, проваливаются. Даша вообще уходит из дома. | 25 сентября 2007 |
| 18 | Доктор Васнецов подхватил грипп. Оксана за ним ухаживает. А в это время дочки присматривают за квартирой бабушки, кормят пауков и наводят порядок. | 26 сентября 2007 |
| 19 | В семье Васнецовых разыгрывается любовная драма: Женя Васнецова заводит роман с одноклассником Вовой, а её отец влюблён в свою клиентку. Но и те, и другие отношения могут быть разрушены, ведь Женя собирается уехать в спорт-интернат на месяц, а Оксана с мужем — в Лондон, причём, возможно, навсегда. | 27 сентября 2007 |
| 20 | Васнецова мучает совесть из-за того, что он обманул свою любимую клиентку Оксану. В это время дочери Васнецова готовят папе сюрприз, собираясь праздновать День семьи. | 28 сентября 2007 |
Сезон 2
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (21) | Папа хочет отказаться от детотерапии и во всём признаться Оксане, Олигарх настаивает на продолжении сеансов. Пока Папа и Антонов весь день пытаются справиться с собакой Секретарши, которая не выпускает их из кабинета, к сёстрам-Васнецовым приезжает вторая бабушка — мама их папы. Между бабушками начинается нешуточное соревнование за любовь внучек. На следующий день к Папе домой приходит разгневанная Оксана — ей стало известно, что детотерапия — это полный обман. | 29 октября 2007 |
| 2 (22) | Дочки узнают, что Папа всех обманывал, выдумав детотерапию, и объявляют ему бойкот. Васнецов боится идти домой и сидит допоздна на работе. А дочки пугаются: может быть, они перемудрили с бойкотом. Бабушка заставляет внучек глотать зубец чеснока каждый день, но девочки открывают для себя средство, которое намного вкуснее чеснока и лучше помогает при профилактике гриппа. | 30 октября 2007 |
| 3 (23) | К Галине Сергеевне в классе приклеивается обидная кличка. Галина Сергеевна пробует разные методы освободиться от неё, но безуспешно. Папа в свою очередь пытается объясниться с Оксаной, попросить прощения за свой невольный обман. А тут ещё разгневанные клиенты грозятся отомстить за то, что Васнецов посоветовал им во всём и всегда говорить правду. | 31 октября 2007 |
| 4 (24) | В классе Даши Васнецовой появляется новенький. Даша влюбляется в него и, чтобы понравиться ему, даже отказывается от готического стиля в одежде. Сергей Васнецов теряет голову от любви и тоски по Оксане, из-за чего он идёт на приём к психотерапевту. | 1 ноября 2007 |
| 5 (25) | Сергей Васнецов, чтобы забыть Оксану, решает переехать жить в деревню. Но идея Папы встречает яростное сопротивление в лице его пяти дочерей. Девочки не испытывают восторга по поводу жизни в деревне. | 2 ноября 2007 |
| 6 (26) | Оксана ушла от мужа-олигарха, бросила дом на Рублёвке. Теперь ей не нужно ничего, кроме долгожданной свободы. Муж заморозил её банковский счёт, от неё отвернулись все те, кого она считала друзьями. Оксане негде жить и она приходит к Васнецову. | 6 ноября 2007 |
| 7 (27) | Психолог Васнецов предлагает одной из своих пяти дочерей переехать жить к бабушке, чтобы освободить место в доме для клиентки Оксаны, которая ушла от мужа-олигарха, и ей совершенно негде жить. Оксана тем временем ищет работу по объявлению. В итоге новая работа освобождает Оксану от груза воспоминаний, а квартиру Васнецовых — от множества Оксаниных вещей. | 7 ноября 2007 |
| 8 (28) | Доктору Васнецову приходится провести сеанс психотерапии с директором школы, где учатся его дочери. Ему становятся известны секреты и любовные интриги всех учителей. А Оксана остаётся дома присматривать за Пуговкой. | 8 ноября 2007 |
| 9 (29) | Даша попала в милицию. Папа спешит на выручку и сам оказывается за решёткой. А клиентов Васнецова весь день принимает его верный друг — стоматолог Антонов. | 9 ноября 2007 |
| 10 (30) | Оказывается, Галина Сергеевна тоже способна на сильные чувства. Однако, предмет её обожания, одноклассник Илья Полежайкин, оказывает знаки внимания старшей сестре Галины Сергеевны — Маше. Галина Сергеевна ревнует Илью. А Оксана наконец-то нашла себе работу — она устроилась официанткой в ресторан. | 12 ноября 2007 |
| 11 (31) | Васнецов находит дневник Жени, естественно читает его и узнаёт многое о себе. А к Оксане пристаёт директор кафе, в котором она работает. | 13 ноября 2007 |
| 12 (32) | Видя нерешительность Васнецова по отношению к Оксане, Антонов сам решает «приударить» за Оксаной и приходит к ней с шикарным букетом. А в школе проводится эксперимент: из лучших учеников 10-х классов будет сформирован лидерский класс. Неужели Даша с Полежайкиным теперь будут учиться отдельно от Галины Сергеевны. | 14 ноября 2007 |
| 13 (33) | Сергея Васнецова буквально терроризируют всевозможными инспекциями и проверками. Цель инспекторов — закрыть частную практику Васнецова. Даша ощущает на себе все прелести совместного проживания с бабушкой. | 15 ноября 2007 |
| 14 (34) | Пуговка завела собаку. Как на это отреагирует папа и остальные члены семьи. К самому Васнецову на приём приходит клиентка, страдающая шопоголизмом. | 16 ноября 2007 |
| 15 (35) | Под грузом давления Жене пришлось выступить за юношескую футбольную команду своей школы. У неё даже поклонница появилась, причём, настроенная весьма решительно. | 19 ноября 2007 |
| 16 (36) | Папе надоел бардак в доме, и он решает нанять домработницу. У Антонова ломается зуб, но обращается за помощью он не к другому стоматологу, а к своему другу — психологу Васнецову. | 20 ноября 2007 |
| 17 (37) | Сергей Васнецов объявляет войну чиновникам районной администрации. А в это время Даша ищет способ заработать, ведь ей так хочется попасть в Питер, на концерт её любимой группы. | 21 ноября 2007 |
| 18 (38) | Олигарх ломится в квартиру Сергея Васнецова — ему нужно уладить бракоразводный процесс с Оксаной. Но вместо Оксаны дверь ему открывает Пуговка. Похоже, это единственный человек, который может «перевоспитать» самодовольного олигарха. Сама же Оксана, тем временем, вместе с Сергеем Алексеевичем, Женей и Тамарой участвует в съёмках рекламы стоматологической клиники Антонова. | 22 ноября 2007 |
| 19 (39) | Оксана помогает Васнецову устроить романтический ужин с его возлюбленной. Ей невдомек, что она и есть та самая таинственная возлюбленная Сергея. Бабушка отмечает 40-летие научной деятельности и даёт интервью одной газете. | 23 ноября 2007 |
| 20 (40) | Василий Федотов просто преследует Оксану: он купил ресторан, в котором она работает, и уволил её. В школе проводится день самоуправления — сегодня здесь главными являются не учителя, а ученики. Галина Сергеевна показывает себя очень жёстким преподавателем. | 26 ноября 2007 |
Сезон 3
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (41) | Васнецов и Оксана просыпаются в одной постели. Они весь день пытаются вспомнить вчерашний вечер. Бабушка подбрасывает «яблоко раздора» в ряды её внучек. Она дарит мобильные телефоны, но только «любимым» внучкам. | 14 января 2008 |
| 2 (42) | Оксана беременна. Олигарх понимает, как для него дорога Оксана. В школе появляется новый учитель информатики, Павел Сергеевич, и он сразу же становится объектом внимания Маши. | 15 января 2008 |
| 3 (43) | Даша без спроса взяла покататься Папину машину и «немного поцарапала» её. Теперь Полежайкин должен сделать так, чтобы Папа ничего не заметил. Оксана уезжает от Васнецовых и понимает, что скучает по ним и отвыкла от роли жены олигарха. Папа с помощью Антонова придумывает новый метод — работотерапию, чтобы отвадить Оксану. В итоге Оксана дарит Папе шикарный подарок — автомобиль. | 16 января 2008 |
| 4 (44) | Галина Сергеевна намерена экстерном перешагнуть в 11 класс. Для Полежайкина эта новость становится настоящим ударом. Антонов предсказывает Папе, что у него украдут подаренную Оксаной машину. Машину действительно крадут, причём вместе с Папой. | 17 января 2008 |
| 5 (45) | Папа приносит ёлку в последний день перед Новым годом. Девочки наряжают ёлку и мечтают (каждая по-своему) как бы интереснее встретить Новый Год. Серия новогодних фантазий, как взрослых, так и детей. К Васнецовым на Новый год приходят Дед Мороз (Антонов), три Снегурочки (Оксана, Тамара, бабушка), а также «Аллигатор». | 18 января 2008 |
| 6 (46) | У Васнецовых появляется новая соседка — пианистка Виолетта. Чтобы избавиться от назойливых звуков сверху, Папе приходится выступить в роли композитора Гайдна. Маша садится на диету, а чтобы не сорваться — выбрасывает из дома всю еду. Вся семья Васнецовых теперь вынуждена немного поголодать. | 21 января 2008 |
| 7 (47) | Антонов уходит от жены и поселяется — временно, конечно — у Васнецовых. Дочки от дяди Андрея без ума. Папа ревнует, но главное не это, а то, что Антонов оказывает дурное влияние на его девочек. Папе приходится провести сеанс психотерапии с женой Антонова, чтобы вернуть друга в семью. А в это время Галина Сергеевна участвует в шахматном турнире и в своём сопернике находит нового друга. Полежайкин ревнует. | 22 января 2008 |
| 8 (48) | Дочки впервые знакомятся со своим дедушкой по материнской линии — Сергеем Геннадьевичем Ершовым. А к Папе на приём приходит цыганский барон, что тоже случается нечасто. | 23 января 2008 |
| 9 (49) | Так получилось, что Даша украла школьный журнал. Теперь её мучает вопрос, как вернуть журнал обратно. А у Маши появился новый парень, вот только по возрасту он ровесник Папы. | 24 января 2008 |
| 10 (50) | У Антонова заболел дядя, он зовёт своего друга Васнецова поехать с ним к его дяде во Владивосток. Бабушка тоже уезжает на международный симпозиум в Сыктывкар. Получается, девочки остались одни, и они решают устроить дома вечеринку, которую однако прерывает участковый. | 25 января 2008 |
| 11 (51) | Пуговку приглашают сниматься в сериале. Теперь она узнает, легко ли быть звездой. А в это время Секретарша влюбляется в Сергея Васнецова. | 28 января 2008 |
| 12 (52) | Из-за одной эпизодической роли в сериале сёстры Васнецовы ссорятся друг с другом. У Оксаны с мужем снова возникли проблемы, теперь на почве беременности: на помощь им приходит психотерапевт Сергей Васнецов. | 29 января 2008 |
| 13 (53) | У Пуговки и Галины Сергеевны день рождения приходится на один день и обычно они празднуют их вместе. Однако в этот раз это будут два совершенно разных мероприятия. | 30 января 2008 |
| 14 (54) | Васнецовы идут на семейный юбилей к Антоновым. На юбилее Паша, сын Антонова, проявляет знаки внимания дочерям Сергея Васнецова, что начинает беспокоить последнего. А в это время Бабушка требует повысить гонорар её внучке, что может положить конец карьере молодой телезвезды. | 31 января 2008 |
| 15 (55) | По настоянию Оксаны Олигарх, чтобы стать хорошим отцом, проходит детотерапию у Васнецова. Василий справляется с новыми обязанностями и даже извлекает для себя финансовую выгоду благодаря Пуговке. Бабушка приболела, а вдобавок к этому у неё ещё и просыпается совесть, с которой она не знает что делать. | 1 февраля 2008 |
| 16 (56) | Из-за Машиной косметики между Машей и Дашей разгорается война. Олигарх начинает советоваться по своим бизнес-планам с Галиной Сергеевной. В результате Василий предлагает Галине Сергеевне учиться в Сорбонне. | 4 февраля 2008 |
| 17 (57) | Из-за несправедливого решения тренера Женя бросает дзюдо. Теперь Жене некуда тратить свою энергию, что начинает всех беспокоить. Чтобы вернуть Женю в спорт, Папе приходится сразиться с её тренером. | 5 февраля 2008 |
| 18 (58) | Галина Сергеевна идёт вместе с Дашей и её друзьями-готами на кладбище, но вместо выхода «в астрал», Галя попадает в милицию. Тем временем Секретарша открывает собственный бизнес прямо в приёмной Васнецова, где начинает торговать кормом для игуан. | 6 февраля 2008 |
| 19 (59) | Галину Сергеевну зачисляют в спецшколу для самых одарённых детей. Но именно там она впервые оказывается худшей ученицей. Папа встречает свою первую любовь, которая намерена поселиться у Васнецовых и выйти замуж за Сергея. | 7 февраля 2008 |
| 20 (60) | День святого Валентина. Маше трудно выбрать, с кем в этот день пойти на свидание. А Галина Сергеевна весь день ждёт от Полежайкина «валентинку». Тем временем, к Сергею Васнецову приходит на приём клиентка, страдающая от чрезмерной любви её мужа. | 8 февраля 2008 |
Сезон 4
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (61) | Галине Сергеевне выдали камеру для съёмки фильма о школе, но Даша втайне от сестры ненадолго взяла камеру и сняла на неё фильм ужасов. А у Пуговки появился «муж». | 12 марта 2008 |
| 2 (62) | 8 Марта. Полежайкин готовит необычный подарок для Галины Сергеевны, который попадает к Даше и до смерти пугает её. Антонов и Васнецов отправляются в магазин покупать подарки своим женщинам. | 13 марта 2008 |
| 3 (63) | Возвращаясь с работы, Папа никак не может понять, почему дома такой кавардак. Даша говорит Папе, что Маша беременна, Маша — что бабушка скоро уйдёт «в другой мир», Галина Сергеевна сообщает Папе, что Даша ворует, а Женя — что Галя сошла с ума. | 14 марта 2008 |
| 4 (64) | У Васнецова проблемы на работе — его кабинет затоплен Антоновым. Дома отключили свет, и сёстры Васнецовы решили поиграть в бутылочку (на правду). | 17 марта 2008 |
| 5 (65) | Полежайкин ушёл из дома и жил в школе, пока его на этом не поймала Галина Сергеевна и позвала его пожить в их доме. | 18 марта 2008 |
| 6 (66) | В школе № 69 решили провести конкурс красоты. Маша, Женя и Галя решили участвовать в конкурсе. | 19 марта 2008 |
| 7 (67) | Папа увлёкся компьютерной игрой, и ничего вокруг не замечает, и этим все пользуются. Девочки поссорились с Женей. | 20 марта 2008 |
| 8 (68) | Галина Сергеевна обнаруживает у Даши книгу о магии и зельях (коллекционное издание). Они решают опробовать из неё приворотное зелье, а подопытным становится Соколов. Пуговка и Дима решают завести ребёнка. | 21 марта 2008 |
| 9 (69) | Пуговка завела себе невидимую подругу Зою, а Антонов — очередную пассию по имени Клавдия, которая не любит детей и от которой он не может отделаться. На помощь Антонову приходит Васнецов со своими дочерьми. | 24 марта 2008 |
| 10 (70) | Маша помогает Жене познакомиться с парнем, ради этого Жене приходится поменять имя. Очередная сумасшедшая идея секретарши (установка в офисе Васнецова аквариума) приносит папе неожиданную прибыль. | 25 марта 2008 |
| 11 (71) | Ради своего парня Женя впервые надевает платье, а Галине Сергеевне и Даше из-за вранья сестры приходится начать интересоваться футболом. У Пуговки в детском саду сломался стул. Вместо того, чтобы купить новый, Папа пытается починить прежний. | 26 марта 2008 |
| 12 (72) | В школе чаепитие-дискотека, на которой Галина Сергеевна случайно съедает ликёрную конфету. В это время Папу призывают в армию. | 27 марта 2008 |
| 13 (73) | У Бабушки появляется молодой поклонник. У Папы — новая клиентка с Рублёвки, она собирается, как и когда-то Оксана, прожить у Васнецовых целый месяц. Это, по её мнению, решит все семейные проблемы. Вот только после такой «терапии» в офисе Папы появляется граната, на первый раз, игрушечная. | 28 марта 2008 |
| 14 (74) | Если Васнецовы докажут, что они малоимущая семья, то им могут дать новую квартиру. Девочки решают всячески этому поспособствовать, не посвящая Папу в свой план. Тем временем Бабушка исполняет заветную мечту Секретарши о получении высшего образования. | 31 марта 2008 |
| 15 (75) | Васнецовы отмечают 1 апреля. Галина Сергеевна решает разыграть Полежайкина, не зная, что из этого выйдет. А у Папы не самые хорошие воспоминания об этом дне, и он решает держаться подальше от Антонова. | 1 апреля 2008 |
| 16 (76) | Если вовремя не оплатить кредит, начнутся проблемы с банком. Сёстры могут рассчитаться за свою ошибку, не посвящая в неё старших, только устроившись на работу. | 2 апреля 2008 |
| 17 (77) | Бабушка решила подработать и устроилась учителем химии в школу своих внучек. Девочки в шоке. А тут ещё и у Пуговки начались личные проблемы. | 3 апреля 2008 |
| 18 (78) | Маше пригласили репетитора. Но по воле случая — их оказалось двое: школьная учительница и член приёмной комиссии МГУ. Нельзя обидеть ни одного, ни другого преподавателя. В это время Женя отправилась на свидание с Евгением. | 4 апреля 2008 |
| 19 (79) | Полежайкин рад: его переводят в школу олимпийского резерва, где «ничего делать не нужно». Эта новость становится ударом для Галины Сергеевны. Девочки вновь объявляют Папе бойкот. По совету Антонова, Васнецов делает вид, что ему нездоровится, чтобы за ним поухаживали. | 7 апреля 2008 |
| 20 (80) | Людмила Михайловна приглашает Васнецова на свой юбилей. Папа просто не может пойти один, поэтому ему срочно нужно найти спутницу. Маша учит Женю целоваться на помидорах, от которых, как это вскоре выясняется, у Жени аллергия. | 8 апреля 2008 |
Сезон 5
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (81) | Маше приснился кошмар — все её брошенные парни прокляли её. Сон был в пятницу, то есть вещий. Маша решила для себя, что никогда не бросит первого же встречного парня. И у Женьки с личной жизнью проблемы: объявилась бывшая девушка Евгения — тоже Женя. | 12 мая 2008 |
| 2 (82) | Васнецов подсел на игру в казино. Вынесены вещи из офиса и квартиры. Теперь девочкам придётся как-то лечить отца. | 13 мая 2008 |
| 3 (83) | К Васнецову приходит клиент, которого постоянно бьют женщины. Тамара же находит свою вторую половинку и собирается поехать в Палермо. А Маша ради знакомства с культуристом начинает заниматься бодибилдингом. | 14 мая 2008 |
| 4 (84) | Олигарх Василий прячется у Васнецовых от киллеров. Из-за фразы, которую Папа произнёс не совсем точно, Дашу могут исключить из готов. | 15 мая 2008 |
| 5 (85) | Галина Сергеевна хочет быть финансово самостоятельной и решает заняться репетиторством. У Папы появляется богатая клиентка, которая однако о своих проблемах желает рассказывать только женщине. | 16 мая 2008 |
| 6 (86) | Полежайкин утверждает, что любовь — это притяжение противоположностей. Галина Сергеевна берётся доказать, что это не так. Папа покупает для дочек тренажёр. А Даша хочет попасть в учительскую, чтобы исправить ошибки в диктанте. | 19 мая 2008 |
| 7 (87) | К Папе на приём приходит пациентка, которая подозрительно напоминает Тамару, папину секретаршу. А Женька готовится к встрече с родителями Евгения. | 20 мая 2008 |
| 8 (88) | Папа отбивает клиентов у гадалки и спасает тележурналиста от творческого кризиса. Но журналист платит Папе чёрной неблагодарностью: снимает лживый репортаж о папиных дочках. Чтобы реабилитироваться, Папа выходит в прямой эфир. | 21 мая 2008 |
| 9 (89) | Маша просит Женю одолжить ей Евгения — на пару дней, чтобы объясниться в любви. Сестры решают спасти чистую любовь Женьки и Евгения. В это время Женя пишет итоговое сочинение под диктовку директрисы. | 22 мая 2008 |
| 10 (90) | Даша и Полежайкин как обычно надеятся списать контрольную по физике у Галины Сергеевны. Однако Галю неожиданно пересаживают на первую парту. Антонов влюбляется в подругу своей жены. Чтобы прикрыть Антонова перед женой, Васнецову приходится «взять подругу на себя». | 23 мая 2008 |
| 11 (91) | К Васнецову из тюрьмы приезжает двоюродный брат Анатолий Тютчев и селится у него в квартире. Директриса вынуждена срочно организовать школьный хор, средства на который были ранее выделены. | 26 мая 2008 |
| 12 (92) | Маша в кафе знакомится с одним мажором, который ей не нравится, но зато он может достать ей билет на концерт Сергея Лазарева. Полежайкин пишет Галине Сергеевне любовные стихи, сначала с помощью Пушкина, а затем — сам. | 27 мая 2008 |
| 13 (93) | Проблема Секретарши (миграционная служба высылает её из страны) становится и проблемой Васнецова, как работодателя, нанявшего нелегала. Теперь Папа вынужден жениться на Тамаре, чтобы та получила прописку. Тем временем Полежайкин знакомится с Евгением. | 28 мая 2008 |
| 14 (94) | Маша скоро будет фотографироваться для выпускного альбома: ей нужно найти такое платье, чтобы на фотографии быть красивее всех. А Полежайкин ради Галины Сергеевны готов даже завалить министерскую контрольную по физике. | 29 мая 2008 |
| 15 (95) | Маша участвует в фотосессии, где рекламирует купальник. Неожиданно её фотографии появляются в журнале, и Маша не знает, как признаться отцу. К Папе на работу приходит комиссия, по совету Антонова он даёт взятку, однако ничего хорошего из этого не получается. Класс Галины Сергеевны, Даши и Полежайкина сдаёт учебники. В одном из учебников находят крупную сумму денег. Хозяин неизвестен. | 30 мая 2008 |
| 16 (96) | В школе последний звонок, все готовятся к этому событию, особенно Маша, потому что для неё это самый последний, последний звонок. А в это время Женя и Галина Сергеевна пытаются по жестам определить, врёт человек или нет, и устраивают проверку своим парням — Евгению и Илье. | 2 июня 2008 |
| 17 (97) | Маша сдает ЕГЭ по физике. Естественно, не обходится без помощи Галины Сергеевны. Тамара переезжает жить в офис — проблемы дома, затопили. Вместе с ней переезжает и всё хозяйство, в том числе и Лиза. Папе приходится работать в этих условиях. | 3 июня 2008 |
| 18 (98) | После съёмок Пуговки и Бабушки в одном рекламном ролике, дом Васнецовых штурмуют обманутые вкладчики. А Даше, чтобы перейти на новый уровень в готской иерархии, нужно кого-нибудь принести в жертву. Параллельно Полежайкин с Дашей убираются в учительской. | 4 июня 2008 |
| 19 (99) | Начались каникулы и выяснилось, что у Галины Сергеевны и Полежайкина мало общих интересов. Галя задумывается о своём будущем с Ильёй. А Женя устраивается на работу — принимать заказы по телефону, Пуговка ей помогает, зарабатывает первые деньги и превращается в бизнес-леди. | 5 июня 2008 |
| 20 (100) | Папа и Маша на всю ночь отправляются на Машин выпускной вечер, где Маша знакомится со звездой молодёжного сериала. Между тем оставшиеся одни девочки устраивают в квартире дискотеку, которая из-за бабушки превращается в нечто другое. | 6 июня 2008 |
Сезон 6
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (101) | Галину Сергеевну больше не устраивают однообразные отношения с Ильёй, и она выставляет Полежайкина за дверь. К ней присоединяется Женя, которая тоже больше не хочет предсказуемости и тривиальности. Даша безумно влюбляется в безмолвного гота. Олигарх просит папу стать мужем его жены. Васнецов подменяет Василия на курсе молодых матерей, чем заслуживает большое уважение сотрудников роддома. | 1 сентября 2008 |
| 2 (102) | Папа приглашает для Маши репетитора по физике для поступления в университет, но Маша готова на всё, даже на обман, лишь бы поступить в театральное училище. Даша оказывается в одной больничной палате с Людмилой Михайловной — такое не приснится даже в страшном сне. | 2 сентября 2008 |
| 3 (103) | Папе удаётся купить целых шесть «горящих путёвок» в Сочи. Но на курорт с девочками едет Бабушка. В разгар курортного сезона им выпадает удача — номера в шикарной гостинице. Антонов строит стоматологическую «пирамиду» и становится маньяком. Пока девочки отдыхают на курорте, в доме у Васнецовых появляются две незамужние женщины. Но неожиданно врывается ОМОН. | 3 сентября 2008 |
| 4 (104) | К Васнецовым приезжает дедушка Лёша. Он хочет начать новую жизнь и ищет женщину своей мечты. Илья подозревает, что Галина Сергеевна тайно встречается с его братом Филиппом. | 4 сентября 2008 |
| 5 (105) | Пуговка отправляется погостить к бабушке и дедушке. Тамара невзначай решает продовольственную проблему семьи Васнецовых. Маша знакомится с парнем, который считает, что умных женщин не бывает. Маша зовёт на помощь Галину Сергеевну, которая как раз в это время решила перестать быть умнее других. | 5 сентября 2008 |
| 6 (106) | У Галины Сергеевны неожиданно появляется соперница. А Маша заторопилась замуж, причём причина этому — Жихарёва. | 8 сентября 2008 |
| 7 (107) | Сёстры Васнецовы ссорятся друг с другом. Галина Сергеевна пытается примирить девочек и предлагает заняться тимбилдингом. Васнецовы собираются в поход. На практику к папе приводят студента, но как назло, клиентов у папы нет. Васнецов просит Антонова стать его пациентом. | 9 сентября 2008 |
| 8 (108) | На стене дома Васнецовых появляется надпись: «Васнецова — дура». Сёстры и Полежайкин решают выяснить — кто это написал. Антонов подозревает свою жену в измене. Тайно он начинает следить за ней, а заодно и за своим лучшим другом — Серёгой Васнецовым. | 10 сентября 2008 |
| 9 (109) | У Маши крадут сумочку, в которой находится жизненно необходимая вещь — мобильный телефон с номерами всех парней. Тамара попадает в больницу, вместо неё на работу выходит Людмила Михайловна. Тем временем Тамара не скучает в больнице: вместе с соседками по палате, она устраивает вечеринку. | 11 сентября 2008 |
| 10 (110) | Папа берёт отпуск и решает на всё лето поехать в Красноярск. Но у папы только два билета. Сёстры с удовольствием уступают друг другу билет. Людмила Михайловна обещает папе присмотреть за девочками. А в это время, чтобы пойти на свидание, Маше нужно срочно научиться кататься на роликах. | 12 сентября 2008 |
| 11 (111) | В отсутствие папы бабушка решила взяться за воспитание сестёр трудовой дисциплиной. Теперь, чтобы иметь карманные деньги, девочки должны работать. Бывшая однокурсница Маши вступает в соревнование: она собирается доказать, что главное для девушки — это ум, а не красота. А Полежайкин предлагает Галине Сергеевне обеспечивать её деньгами. | 15 сентября 2008 |
| 12 (112) | В отсутствие папы у девочек появляются «няньки». И Тамара — это только начало. С ней-то девочкам удаётся быстро «договориться». Но через некоторое время приходит другая «нянька» — молчаливый огромный охранник, присланный Василием. Маша решает «заняться» охранником, но тут сваливается новая напасть — Людмила Михайловна. Когда избавляются от неё, появляется дядя Андрей. Спасти девочек может только папа. Девочкам придётся немало потрудиться чтобы исправить ситуацию. | 16 сентября 2008 |
| 13 (113) | Бабушка учится работать за компьютером без помощи. Галине Сергеевне даётся под охрану мопед Полежайкина, а Женя думала, что идёт давать интервью, а оказалось — на свидание. | 17 сентября 2008 |
| 14 (114) | В кафе с Машей пытается познакомиться известный актёр Игорь Верник, но Маша его не узнаёт. Теперь Маша готова на всё, лишь бы исправить свою ошибку. А в это время Галина Сергеевна, скучая по Пуговке, решает поехать в Красноярск. В школе выдают две премии за знание Галиной Сергеевной физики и литературы, усложняет одно — и то, и другое состоится в одно и то же время. Галя хочет решить, что ей больше нравится, физика или литература. | 18 сентября 2008 |
| 15 (115) | У Маши появляется постоянный парень, они встречаются уже целую неделю. Но есть одна проблема — его брат-зануда, Федя из Череповца. Женя решила устроить вечеринку, но в её планы вмешивается Бабушка, которая тайно сдаёт квартиру гастарбайтерам и переезжает к внучкам. Девочки в недоумении: откуда у бабушки так много дальних родственников. | 19 сентября 2008 |
| 16 (116) | У Маши вступительные экзамены в театральное училище. Из-за такого ответственного дела, она всю ночь не сомкнула глаз. Полежайкин затевает совместный бизнес с бомжами. Бабушка узнаёт, что девочки в отсутствие папы стали увлекаться спиртным. Она решает спасти своих внучек. | 22 сентября 2008 |
| 17 (117) | Машу, Антонова и Бабушку арестовывают за попытку ограбления. А Женя, Евгений, а потом ещё и Полежайкин перебирают чернику Антонова, что оказалось очень проблематичным занятием, особенно, когда отключили воду. | 23 сентября 2008 |
| 18 (118) | Бабушка и Маша решили обучиться вождению, но в автошколе только одно бюджетное место. Женя стоит перед трудным выбором: личная жизнь или спорт, тем более что и в личной жизни, и в спорте появляется соперница. | 24 сентября 2008 |
| 19 (119) | Тамара и Антонов решают поправить своё материальное положение, они открывают в кабинете Васнецова гостиницу. Полежайкин скучает по Галине Сергеевне и ради любимой готов лететь даже в Красноярск. Тем временем Бабушка, по просьбе девочек, осваивает искусство «варки» варенья. | 25 сентября 2008 |
| 20 (120) | В доме Васнецовых творится что-то невообразимое. Бабушка делает невероятное научное открытие. Женя идёт на свидание вместо старшей сестры. А Маша проводит своё свободное время с беременной Оксаной. | 26 сентября 2008 |
Сезон 7
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (121) | Оксана рожает, Василий срочно вылетает из Лондона в Москву. За появление на свет сына он пообещал врачу иномарку. Сергей поддерживает Оксану во время родов. В это время папины дочки сидят дома и мечтают о собственных будущих детях. | 22 декабря 2008 |
| 2 (122) | Василий не может прийти в себя, после того как он узнал о том, что родилась дочь, а не желанный сын. Вскоре, в роддом приходят отец и мать Василия, чтобы посмотреть на малыша. Тем временем, Пуговка с Бабушкой идут в школу, ведь уже скоро наступит 1 сентября, и получают там задание сделать оригами. | 23 декабря 2008 |
| 3 (123) | Наступает 1 сентября. Оно разочаровывает Пуговку: вместо неё учительница обращает внимание на другую девочку, как оказалось, свою собственную дочь. А директриса запрещает Даше ходить в чёрном. Галина Сергеевна приходит на помощь сестре. | 24 декабря 2008 |
| 4 (124) | Галине Сергеевне приснилось, что Полежайкина забирают в армию. И теперь она боится, что кошмар сбудется. Маша знакомится со своими однокурсниками. Как узнать, кто из них самый умный, если все они в очках. | 25 декабря 2008 |
| 5 (125) | Веник, однокурсник Маши, дарит ей своё изобретение — «ресивер». Теперь Маша всеми днями смотрит свои сериалы. А Евгения родители отправляют на учёбу в Лондон, и он не знает, как об этом сказать Жене. Полежайкину исполняется 18 лет, однако празднование под угрозой срыва: Илья наказан отцом. | 26 декабря 2008 |
| 6 (126) | В школе праздник Новогодней ёлки: ученики и учителя устраивают представление. Чтобы не праздновать Новый год с тёщей и с Жихарёвой, Папа дарит им подарки. Находясь за праздничным столом, семья Васнецовых готовится слушать поздравление Президента. | 31 декабря 2008 |
| 7 (127) | Мама приехала. От этого новогоднего «сюрприза» Папа никак не может прийти в себя — он в шоке. Всю ночь Васнецовы ругаются, дарят подарки, плачут и смеются. А в это время Пуговка отправляется искать настоящего Деда Мороза. | 31 декабря 2008 |
| 8 (128) | Так получается, что утром 1 января Папа, Тамара и Антонов оказываются на работе. Даша и Полежайкин пытаются «оторваться» в опустевшей школе. А в доме у Васнецовых так и не наступает покоя — новогодние сюрпризы продолжаются. | 31 декабря 2008 |
| 9 (129) | Папа всё перепутал: он оставил девочкам письмо, написанное жене, а Людмиле — письмо для дочек. Но самое главное, что он в обоих письмах объясняет, почему уехал в Красноярск к родителям. Васнецов обиделся на жену. Понятно одно — в команде родителей замена. Вместо папы, под номером один, в игру вступает мама, под номером одна. Маша сдаёт экзамен. | 16 февраля 2009 |
| 10 (130) | Мама понимает, что дочки сильно изменились, и не знает, как теперь к ним найти подход. Между тем Антонов налаживает контакт с директором школы Таисией Кирилловной ради коммерческой выгоды. | 17 февраля 2009 |
| 11 (131) | В квартиру Васнецовых, где живёт шестеро женщин, неизвестный поклонник приносит цветы. Мама знакомится с Ильёй, а затем со всей семьёй Полежайкиных. Бабушка спасает Женю от двойки по биологии. | 18 февраля 2009 |
| 12 (132) | Людмила Михайловна серьёзно берётся за воспитание мамы. Мама опекает своих дочек с особой серьёзностью. Простая игра в твистер приносит множество жертв и недоразумений. | 19 февраля 2009 |
| 13 (133) | Жене понравился сноуборд в одном магазине, но цена не позволяет ей его купить. И она решает устроиться на работу в этот магазин. Мама открывает брачное агентство «Людмила», а Женя знакомится со звездой российского футбола. | 20 февраля 2009 |
| 14 (134) | Веник изобрёл датчик влюблённости. Датчик начал мигать в тот момент, как он увидел одну из сестёр Васнецовых. В это время доктор Антонов «подрабатывает» единственным клиентом брачного агентства «Людмила», и он буквально нарасхват. | 24 февраля 2009 |
| 15 (135) | Веник становится репетитором Даши. Галина Сергеевна узнаёт, в кого влюблён Веник. В это время Бабушка кормит своих внучек здоровой пищей, а Женя работает над майкой известного футболиста Джеррарда. | 25 февраля 2009 |
| 16 (136) | Девочки решают вернуть папу и пишут маме от него письмо. Василий Федотов посылает за папой в Красноярск свой самолёт, так как Оксана хочет, чтобы именно Сергей Алексеевич был крёстным отцом её дочери. Маша просит Женю разрешить ей позаниматься на тренажёрах в спортивном магазине. Жене сначала идея, естественно, не нравилась, правда, до тех пор пока она не стала приносить прибыль. | 26 февраля 2009 |
| 17 (137) | Мама организовывает школьную дискотеку. Людмила Михайловна в этот же вечер устраивает в школе Пушкинские чтения. Чьё мероприятие выберут ученики? А Маша, тем временем, замечает, что она за полгода обучения в Бауманке поумнела, но её это совсем не радует. | 27 февраля 2009 |
| 18 (138) | В брачное агентство Мамы приходит родной брат Тамары. Более того, Тамара приводит ещё одну клиентку — Людмилу Михайловну, которая требует обещанного ей красавца и грозится рассказать всем, что брачное агентство Мамы — большая афера. Пуговка с лёгкой руки Олигарха становится востребованной художницей: за её рисунки предлагают немалые деньги. | 2 марта 2009 |
| 19 (139) | Мама находит дома пачку сигарет. Подозрение падает на Дашу. Теперь, чтобы сёстры ничего не рассказали Маме, Даша должна выполнять все их требования. Больше всего она боится желания Маши. Полежайкин потолстел, и Галина Сергеевна пытается посадить его на диету. | 3 марта 2009 |
| 20 (140) | Веник уже неделю занимается с Дашей физикой, но завоевать её симпатию не удаётся. Маша предлагает ему попробовать найти общие интересы с Дашей. Жихарёва нагадала Бабушке скорое замужество, и Антонина Семёновна идёт в брачное агентство дочери. | 4 марта 2009 |
| 21 (141) | Наступает 23 февраля. Галина Сергеевна хочет пригласить Полежайкина в кафе, но тот наказан отцом. Галина Сергеевна придумывает хитроумный план, как провести строгого папу. У Жени появляется напарница по работе в спортивном магазине. Однако, из-за новенькой её увольняют. | 5 марта 2009 |
| 22 (142) | В школе провели тесты на профориентацию. Теперь Полежайкин твёрдо уверен, что он может стать врачом. Все вокруг становятся его потенциальными пациентами. В благодарность за оказанные услуги, одна из клиенток приглашает Маму и Тамару на свою свадьбу. Мама хочет осветить это мероприятие с помощью журналистов, ведь это хорошая и недорогая реклама их агентству. Но Тамара нарушает все радужные планы своей начальницы. | 6 марта 2009 |
| 23 (143) | Бабушка притворяется одинокой больной пенсионеркой, добиваясь социальной помощи от государства. Обстоятельства складываются так, что помогать ей будут Даша и Галина Сергеевна. В это время Мама и Маша мучаются с пьяным сантехником, а Полежайкин подменяет Женю в магазине. | 10 марта 2009 |
| 24 (144) | Маша пытается доказать новому преподавателю, что бывают умные женщины. А у Даши проблемы с новой учительницей литературы, которая поставила ей двойку и вызвала в школу родителей. Даша не знала, как ей выпутаться, пока не увидела на пороге квартиры Антонова. | 11 марта 2009 |
| 25 (145) | Чтобы позлить Якушеву, Даша заявляет, что у неё есть парень. Веник с радостью соглашается побыть им. Женя купила себе нунчаки и решила потренироваться с ними на Полежайкине. А Мама и Тамара мучаются с крысой, которая завелась в кабинете. А тут ещё Антонов попал в их мышеловку. | 12 марта 2009 |
Сезон 8
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (146) | В жизни Мамы снова появляется её бывший возлюбленный Палкин. Она решает найти для него в своем агентстве новую любовь. Веник наконец-то признался Даше в своей симпатии. Но он не уверен, что Даша его услышала. Маша обещает поговорить с сестрой и как всегда всё путает. Отец Полежайкина выдаёт ему деньги на новый костюм. Илья сообщает Галине Сергеевне, что он женится. | 4 апреля 2009 |
| 2 (147) | Несмотря ни на что, Полежайкин всё-таки женится. Однако, Галина Сергеевна настроена помешать свадьбе. А Палкин всё-таки уехал, но перед этим неосмотрительно дал Жене свой номер телефона, что привело его к нервному срыву и больничной палате. | 4 апреля 2009 |
| 3 (148) | Учителям неизвестно, что Галина Сергеевна знает, что Полежайкин женился, и пытаются от неё это скрыть. Маме сообщают, что одна из её дочерей встречается с женатым мужчиной, и та подозревает Машу. | 4 апреля 2009 |
| 4 (149) | 8 марта. Папа сообщает дочкам, что прислал им подарки. Но они ничего не получили. Девочки думают, что это Мама спрятала посылку, а Мама думает, что Васнецов забыл сделать дочкам подарки, и решает купить их сама. Веник хочет исполнить Даше песню собственного сочинения. Маша уверена: такой ужас сестра просто не сможет дослушать до конца. Женю начальник заставил работать даже в праздник. Ей бы уйти домой пораньше, а тут какой-то покупатель два часа выбирает подарок. | 4 апреля 2009 |
| 5 (150) | Антонов просит Маму прикрыть его перед своей женой. Но план не срабатывает, и теперь Ольга уверена, что у Мамы и Антонова роман. Веник вызывает Галю на разговор о Даше, но разговора не получается. Ребята ссорятся. Галина Сергеевна уверена, что Веник ведёт себя как самовлюблённый осёл, потому что считает всех девушек априори глупее себя. Веник придумывает гениальный план с применением современных технологий, чтобы выманить Дашу в кафе на свидание. | 5 апреля 2009 |
| 6 (151) | Даша считает Веника предателем, ведь он признался ей в любви, и теперь они не могут быть друзьями. Даша делает вид, что у неё амнезия, и она совершенно не помнит признания Веника. Илья приглашает Галину Сергеевну в кино. Всё было бы прекрасно, если бы Илья не пригласил также и свою жену. Галя и Илья ссорятся. Галина Сергеевна хочет заставить Полежайкина ревновать, и подыскивает себе пятерых парней в Бауманке. | 11 апреля 2009 |
| 7 (152) | Веник корит себя за то, что вёл себя с Дашей неосторожно и снова спугнул её. Маша советует ему найти другую девушку, чтобы забыть Дашу, и приглашает в кафе одну из своих подружек. Галина Сергеевна снова ревнует Илью к жене. Он так расхваливает её стряпню, а Галина Сергеевна как назло совершенно не умеет готовить. Мама решает помочь дочке, и теперь между женой Ильи и Мамой начинается негласное кулинарное соревнование. | 11 апреля 2009 |
| 8 (153) | Палкин ломает себе ногу, чтобы Людмила Васнецова за ним поухаживала и они стали ближе друг другу. Мужское самолюбие Ильи уязвлено — Веник во всём опередил его: юный физик починил всю технику в доме Васнецовых. Тем временем, кто-то нападает на Веника и ставит ему синяк под глазом. Галина Сергеевна подозревает, что это Илья. | 11 апреля 2009 |
| 9 (154) | В поисках невесты в агентство Мамы приходит сам Андрей Малахов. Галина Сергеевна помогает Маме сделать современный каталог, а Маша тайно заносит туда свои данные. Жене, похоже, очень понравился покупатель — молодой человек по имени Глеб из команды по водному поло, но она никак не решится с ним познакомиться. Федотов просит девочек присмотреть за дочкой. Малахов сделал свой выбор — он требует знакомства с Марией Васнецовой, а после знакомства делает ей предложение. | 11 апреля 2009 |
| 10 (155) | Женя узнаёт, что в планах директрисы — направить её в ПТЛ (профтехлицей — то же самое, что и ПТУ). У Маши скоро контрольная, а Веник заболел. Маша должна срочно поставить своего однокурсника на ноги. В итоге Даша застаёт Машу и Веника целующимися. | 12 апреля 2009 |
| 11 (156) | Из-за того что Женя не участвует в общественной жизни школы, Тамара Ивановна поручает ей привести на классный час интересного человека. Женя приводит Оксану (которую представляет как Оксану Робски) и Палкина. Венику не удаётся объяснить Даше, что их с Машей поцелуй был случайным. Сёстры объявляют Маше бойкот. | 18 апреля 2009 |
| 12 (157) | У Полежайкина появилась не только жена, но и дочь. Илья сразу вошёл в роль папы и теперь активно занимается воспитанием новоиспеченной родственницы. Проблема в том, что «дочка» Ильи — ровесница Галины Сергеевны. Полина мечтает стать лучшей на школьной ярмарке домашней кулинарии. Главные её соперники — одноклассница Диана и её мама-учительница. Пуговка понимает, что ей срочно нужна помощь Олигарха. | 18 апреля 2009 |
| 13 (158) | Полежайкин решил стать примерным семьянином, и проводит с «дочкой» всё своё свободное время. Галина Сергеевна чувствует себя одинокой и покинутой. Мама в очередной раз отказывает Палкину во взаимности. Тогда звёздный хоккеист решает действовать через Бабушку. Если он понравится ей, значит, есть шанс вернуть Людмилу. Но на пороге квартиры Бабушки он встречает Жихарёву. | 18 апреля 2009 |
| 14 (159) | У Жени проблема. Теперь она снова будет учиться в первую смену и не сможет работать в магазине. Женя принимает решение бросить школу. Милиция предупреждает, что в городе орудует аферист, который обманывает женщин из брачных агентств. Вскоре на пороге кабинета Мамы появляется мужчина, по всем приметам похожий на преступника. Мама и Тамара принимают решение задержать злодея. | 18 апреля 2009 |
| 15 (160) | Девочки заключают пари, условия которого становятся настоящей пыткой для каждой из них. К Людмиле приходит мать Палкина и интересуется деталями предстоящей свадьбы. Пожалев её, Людмила не смогла сказать правду о том, что замуж за Палкина она не выйдет. В дело вмешивается Тамара. | 19 апреля 2009 |
| 16 (161) | Веник, по совету Маши, начинает «угадывать» все желания Даши. Илья оказался в больнице. Его сбила машина, за рулём которой был физрук. В обмен на молчание, директриса обещает Полежайкину золотую медаль. Он в восторге от этого, а Галину Сергеевну это категорически не устраивает. | 25 апреля 2009 |
| 17 (162) | Женя ещё раз доказывает, что знает о футболе всё. Она с абсолютной точностью предугадывает исход очередной игры. Даша предлагает Жене сыграть на футбольном тотализаторе. У мамы встреча выпускников, и она просит Антонова побыть там её мужем. | 25 апреля 2009 |
| 18 (163) | Бывший парень Жени прислал ей из Лондона фотографию девушки, с которой он теперь встречается. Сёстры советуют срочно найти другого парня. Но Женя совершенно не умеет завязывать знакомства. Решить проблему помогает Галина Сергеевна и пикапер Валера, а Маша ищет свою половинку с помощью гороскопа. | 25 апреля 2009 |
| 19 (164) | Веник, чтобы узнать, как относится к нему Даша в действительности, сделал прибор, который может заставить кого угодно говорить правду. В это время Полежайкин становится жертвой аферистов, и Галина Сергеевна пытается спасти друга. | 25 апреля 2009 |
| 20 (165) | Галина Сергеевна узнаёт, что может поступить в Оксфорд. Но чтобы там учиться, нужно заплатить немалую сумму. Мама настроена решительно, ради дочери она готова на всё. А у Веника день рождения, и Маша с Дашей решают накрыть для него стол. | 26 апреля 2009 |
Сезон 9
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (166) | Полежайкин всё-таки намерен поехать в Америку на заработки. Галя, желая предотвратить отъезд Ильи, крадёт у него паспорт. Тамара втягивает Маму в аферу, предложив использовать клиентскую базу других агентств. Бабушка, поверив рекламе, купила себе «чудодейственный» крем. | 16 мая 2009 |
| 2 (167) | В брачном агентстве кризис: клиентов нет, а стоимость аренды за кабинет выросла. Офис переходит новому владельцу — Эдуарду, который предлагает Людмиле и Тамаре поработать на него. Тем временем, Маша пробует стать радиоведущей. Для моральной поддержки на кастинг Маша берёт с собой Женю, которую в итоге приглашают работать редактором новостей. Даша и Веник хотят попасть в Книгу рекордов Гиннесса. | 16 мая 2009 |
| 3 (168) | Женя становится диджеем, но первый эфир проводит просто ужасно. Эдуард открывает агентство «Праздник! Праздник! Праздник!». Мама и Тамара готовят первое мероприятие и сталкиваются с проблемами — бюджет вечеринки урезается начальником. Маша сочинила с Веником песню и уже принимает приглашение спеть её на корпоративе. | 16 мая 2009 |
| 4 (169) | Даша понимает, что у неё нет друзей и решает найти их среди одноклассников. И находит — Якушеву, правда теперь отношения с сёстрами портятся. Мама и Бабушка соревнуются, кто лучше обучит Пуговку кулинарному мастерству. | 16 мая 2009 |
| 5 (170) | Из-за справки, которую Веник сделал Даше для освобождения от физкультуры, Мама считает, что Даша беременна. А Маша снимается в фильме, и должна по сценарию пить шампанское, которое оказалось настоящим. | 17 мая 2009 |
| 6 (171) | Полежайкин хочет поступать в школу милиции, от чего Галина Сергеевна пытается его отговорить. Эдуард решил, что одна из его сотрудниц займёт кабинет, а вторая будет ездить по городу в поисках заказов. Людмила и Тамара борются за место в офисе. | 13 июля 2009 |
| 7 (172) | Женя не смогла подготовить новости для радиоэфира и в своей передаче выдала информацию, услышанную утром от семьи. Как результат, цена на сахар на рынках сильно вросла. Мама отвергает Эдуарда, и тот мстит, делая Тамару её начальницей. | 14 июля 2009 |
| 8 (173) | Государство решило взять всех неформалов под опеку. Даша хочет уйти из готов, но теперь это не просто. Радиоведущий Денис Воронцов, которого заменяла Женя, выходит с больничного. | 15 июля 2009 |
| 9 (174) | Даша ищет себя: сначала она пробует стать хиппи, а позже на своей новой футболке делает надпись «Я — никто!», что перерастает в модное молодёжное течение. Женя и Воронцов выясняют отношения прямо в эфире радио «Активного». | 16 июля 2009 |
| 10 (175) | Агентству Эдуарда нужно в короткий срок подготовить вечеринку в японском стиле. На выручку приходят Антонов, Маша и Женя. Всё идёт хорошо, пока не появляется заказчик, которым оказывается Василий Федотов. Тамару Ивановну заменяет студент-практикант. Даша пользуется этим для исправления двойки по физике. | 17 июля 2009 |
| 11 (176) | Женя и Воронцов вступают в борьбу за право стать ведущим новой программы о кино. Бабушка делает открытие в мире ботаники: она становится свидетельницей, как уникальное растение изменило свой биоритм. Однако и здесь без девочек не обошлось. | 20 июля 2009 |
| 12 (177) | Бабушка возмущена, что главная роль в спектакле «Золушка» досталась не Пуговке, а Диане. Мама, пытаясь доказать дочкам, что она ещё молодая, отбивает у Маши парня. | 21 июля 2009 |
| 13 (178) | Женя приглашает Воронцова к себе домой, чтобы подготовить важный эфир. На удивление Жени, её коллега понравился всем сёстрам. А Бабушка и Маша нянчат дочку Оксаны, что оказывается непростым занятием. | 22 июля 2009 |
| 14 (179) | Мама и Людмила Михайловна должны организовать последний звонок для выпускников, но они ненавидят друг друга. Даша не хочет уходить во взрослую жизнь, не оставив о себе в школе никаких воспоминаний. Веник и Илья берутся ей помочь. | 23 июля 2009 |
| 15 (180) | Маша серьёзно поссорилась с Мамой. Она решает уйти из дома и поселяется у Веника. У директрисы паника: на экзамен присылают действительно независимую комиссию. | 24 июля 2009 |
| 16 (181) | Людмила Михайловна сообщает классу, что на их выпускной вечер приедут с телевидения, чтобы заснять, как выпускники танцуют школьный вальс. Надо решить, кто его будет исполнять перед телекамерами. Галина Сергеевна хочет, чтобы выбрали её и Полежайкина, но Илья совершенно не умеет танцевать. Венику теперь живётся не просто. Он вынужден прятать свою новую соседку по комнате — Машу — от грозной комендантши. | 27 июля 2009 |
| 17 (182) | У «Радио Активное» теперь есть свой сайт, на котором размещены фотографии диджеев. Шеф придумал соревнование: за кого подадут больше голосов на сайте, тому не урежут зарплату. Воронцов по числу голосов уже обгоняет, а тут ещё Женю кусает оса. Девочки, тем временем, решают, кого отправить жить на место Маши в комнату Даши. Даша сначала сопротивляется — ей не нужны соседи, но потом понимает, что не может сомкнуть глаз без Маши. | 28 июля 2009 |
| 18 (183) | У фирмы Эдуарда — юбилей, и он даёт Людмиле Сергеевне задание: найти стриптизёршу, роль которой должна исполнить она сама. А Маша сломала изобретение Веника, и Даша вынуждена помогать ей всё исправить. | 29 июля 2009 |
| 19 (184) | Даша и Маша борются за Веника: обе сестры хотят пригласить Вениамина на выпускной вечер, но каждая к себе. Галина Сергеевна поругалась с Полежайкиным, который думает, что у Гали кто-то есть. | 30 июля 2009 |
| 20 (185) | У Даши, Галины Сергеевны и Полежайкина — выпускной. Там же присутствуют Веник, Маша, Женя, Воронцов и даже Палкин. У Галины Сергеевны и Полежайкина — первый поцелуй, а у Даши и Веника — серьёзный разговор. | 31 июля 2009 |
Сезон 10
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (186) | Веник просит у Мамы руку и сердце её дочери. Но вот кому он сделал предложение — этот-то вопрос и мучает Машу и Дашу. Илья, как бывалый жених, помогает Венику составить план торжественного мероприятия и заодно занимает у нового друга пять тысяч рублей. Новое изобретение Веника сыграло с ним злую шутку — молодого гения ударяет током и он частично теряет память. | 29 августа 2009 |
| 2 (187) | Даша и Маша борются за внимание Веника. Жене и Денису приходится вести программу о классической музыке, причём помогать им в этом будет гуру радиоэфира семидесятых годов Элеонора Стефанович. Смогут ли найти общий язык «диджеи» разных поколений. | 29 августа 2009 |
| 3 (188) | Бабушка на всё лето уезжает жить на дачу и оставляет своих пауков на внучек. Даша и Маша обещают присмотреть, хотя им сейчас не до этого: Веника выселили из общежития, и они думают, куда его поселить. | 29 августа 2009 |
| 4 (189) | Даше и Маше приходится прятать от Мамы Веника, которого они поселили в квартире Бабушки. Женя и Денис становятся ведущими викторины на радио «Супершанс». Пуговка звонит в эфир и отвечает на каждый вопрос. Всё бы ничего, вот только один звонок стоит сто рублей. | 29 августа 2009 |
| 5 (190) | Илья предлагает Галине Сергеевне поехать на свежий воздух, на дачу Полежайкиных, однако по пути они застревают в пробке. А Мама не понимает странного поведения Веника, который почему-то стал попадаться ей на глаза одетым только в полотенце. | 30 августа 2009 |
| 6 (191) | Женя и Денис спорят, кто из них провёл больше корпоративов. Женя отстаёт, но один заказчик предлагает ей провести важное мероприятие. Галина Сергеевна пытается определить, в какой вуз Илья сможет поступить. А Даша, чтобы быть ближе к Венику, собралась поступать в Бауманский университет. | 5 сентября 2009 |
| 7 (192) | Из-за Веника Маша и Даша уже дошли даже до драки. А Эдуард больше не домогается к Людмиле, и более того, он начинает уделять внимание Тамаре. | 5 сентября 2009 |
| 8 (193) | Даша готовится к поступлению в Бауманку. Ночью, накануне собеседования, она не может заснуть и принимает сразу несколько таблеток снотворного. А у Жени появился фанат, который правда начинает преследовать её. | 5 сентября 2009 |
| 9 (194) | Воронцова выселяют из съёмной квартиры и ему негде жить. Женя решает ему помочь и поселяет тоже в квартиру Бабушки. Галина Сергеевна вместе с Ильёй определились с вузом — они будут поступать в Академию МВД. | 5 сентября 2009 |
| 10 (195) | Чтобы помирить Женю и Дениса, сёстры Васнецовы и Веник устраивают для них романтическое свидание. А Эдуард отныне решил каждый вечер ходить на ужин к своим подчинённым. По мнению Тамары, босс зачастил к Людмиле Сергеевне. Ревнивая конкурентка не хочет с этим мириться. | 6 сентября 2009 |
| 11 (196) | К Венику приезжают родители, которые хотят забрать сына обратно в Санкт-Петербург. Маша и Даша в панике. Более того, Бабушка сообщает внучкам, что приедет проведать квартиру. А Пуговка решать создать шедевр, в качестве холста для которого выбирает очень неожиданную вещь. | 12 сентября 2009 |
| 12 (197) | Маша на свою песню «Одуванчики» снимает клип, в чём ей помогают Веник и Даша. И вскоре клипом заинтересовывается одна известная рекламная компания. Полежайкин, тем временем, готовится к учёбе в Академии МВД, он приступает к расследованию самых запутанных криминальных дел, таких как, например, исчезновение кота Жихаревой. | 12 сентября 2009 |
| 13 (198) | К Денису приезжает его девушка — Катя. Женя начинает ревновать своего коллегу по работе. Эдуард назначил одну подружку своим замом. Новая начальница делает невыносимыми рабочие условия Мамы и Тамары. | 12 сентября 2009 |
| 14 (199) | Для восстановления памяти врач посоветовал Венику новый экспериментальный препарат. Однако, Маша и Даша не так уж этому и рады: вдруг Веник вспомнит не то, что нужно. Полежайкин и Галина Сергеевна едут отдыхать на дачу, но когда оказываются на месте, то выясняется, что Илья забыл ключи от дома. Теперь придётся ночевать под открытым небом. | 12 сентября 2009 |
| 15 (200) | Сёстры Васнецовы и их друзья поспорили: мальчики на целый день погружаются в дела девушек, и наоборот. Кто сдастся первым, должен будет появиться в общественном месте в весьма необычном виде. Тем временем, Мама вместе с Галей поехала на дачу к Полежайкиным и случайно сломала там уникальные георгины. | 13 сентября 2009 |
| 16 (201) | У Веника и Дениса проблемы: Бабушка возвращается с дачи и поселяет квартиранта — Антонова (его выгнала жена из дома). Между тем в агентство Эдуарда обратился Василий Федотов, он заказал организацию собственных поминок. | 19 сентября 2009 |
| 17 (202) | У Дениса Воронцова день рождения. Сёстры Васнецовы, Веник и Илья устраивают для него праздник на даче Полежайкиных. Мама и Тамара соревнуются за право стать заместителем шефа, пока тот будет в отпуске. Для этого каждой из них нужно привлечь как можно больше клиентов. Начинается борьба без правил. | 19 сентября 2009 |
| 18 (203) | Пуговка возвращается с дачи, и встретить её должна Маша, которая, как известно, ответственностью не отличается. Родные решают проучить непутёвую красавицу. Воронцов уверен, что нравится Жене, и начинает действовать активно. Филипп Полежайкин начинает проявлять знаки внимания Даше. | 19 сентября 2009 |
| 19 (204) | Чтобы спасти Дениса от выселения, Женя говорит сёстрам, что они опять встречаются. Однако Галя подозревает, что на самом деле ей нравится Илья. У Веника и Дениса проблемы: Жихарёва услышала шаги в квартире Бабушки, подумала, что это вор, и теперь с топором караулит преступника под дверью. | 19 сентября 2009 |
| 20 (205) | Васнецовы готовятся ко дню рождения Даши, ей исполняется восемнадцать лет. Денис уезжает на свадьбу друга, а Женя прикрывает его перед шефом, чтобы тот не заметил отсутствия Воронцова на рабочем месте. В конце серии Веник всё вспоминает, и говорит, что любит Дашу. | 20 сентября 2009 |
Сезон 11
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (206) | Чтобы привлечь внимание Веника, Галина Сергеевна предлагает Даше вернуться к образу гота. Между тем Женя и Денис проходят тесты на профпригодность. Так как выясняется, что у Воронцова все задатки руководителя, шеф назначает его главным. Женя в знак протеста решается на саботаж. | 2 ноября 2009 |
| 2 (207) | Даша и Веник боятся, что Маша их застукает. Даша в целях конспирации даже соглашается с Машей по очереди ходить на свидания с Веником. Все однокурсники уверены, что Галина Сергеевна поступила в Академию по знакомству. Галя пытается доказать обратное. | 3 ноября 2009 |
| 3 (208) | Бабушка вернулась с дачи — Венику и Воронцову снова негде жить. Их решает приютить у себя Жихарёва, но за это молодым людям приходится работать грузчиками. Пуговка не прочитала за лето ни одной книги, потому что она, как сообщает Маме, забыла все буквы. | 4 ноября 2009 |
| 4 (209) | К Жене приехал из Лондона Евгений, и Женя не может понять, нравится ли он ей по-прежнему. Маша просит Полежайкина проследить за Веником и Дашей: ей кажется, что они от неё что-то скрывают. Но Илья выясняет, что, оказывается, Веник встречается с какой-то другой девушкой. | 5 ноября 2009 |
| 5 (210) | Пуговке нечего рассказать одноклассникам о том, как она провела лето. И Полина сочиняет целую историю, после чего директриса уверена, что Васнецовы — миллионеры, и просит маму оплатить ремонт школы. А Илья не успевает конспектировать лекции. Вскоре выясняется, что быстро писать он умеет на заборах. | 6 ноября 2009 |
| 6 (211) | Воронцов разбил аквариум с пауками, которые сразу разбежались по дому. Теперь Денису грозит выселение. Галина Сергеевна предлагает Венику способ избавиться от назойливого внимания Маши. Она уверена, если Веник сам признается Маше в любви, то она его тут же бросит. | 9 ноября 2009 |
| 7 (212) | Маша обиделась на Веника и решила встречаться с Воронцовым. Денис согласен на свидание с Машей, только чтобы узнать, будет ли ревновать Женя. У Даши с Веником первый романтический вечер. | 10 ноября 2009 |
| 8 (213) | Тамара отдала Людмиле Васнецовой более лёгкий заказ на праздник, а сама работает не покладая рук. В какой-то момент Мама понимает истинную причину такого «благородства» коллеги и придумывает план мести. Между тем, Полежайкин взялся решать задачки за деньги для своих одногруппников из академии. | 11 ноября 2009 |
| 9 (214) | После попытки заработать на электронной валютной бирже, Даша оставила семью без пятидесяти тысяч рублей. Теперь Даша пытается найти работу. Тамара Ивановна, учительница физики, уходит в декрет, и директриса пытается найти ей замену. А Денис и Женя решают пойти вместе на НЕ свидание. | 12 ноября 2009 |
| 10 (215) | У Бабушки юбилей. Однако ей не до праздника, ведь она соврала отцу Антонова, убавив свой возраст на 9 лет (Бабушке исполняется 69, а отец Антонова думает, что ровно 60). Маша и Даша начинают работать в школе. Общее дело сестёр приводит к новым ссорам. | 13 ноября 2009 |
| 11 (216) | Веник и Даша никак не могут прийти к согласию: Веник намерен жениться в 25 лет, а Даша — не раньше тридцати. Параллельно, Коля начинает ревновать Пуговку к Венику. | 16 ноября 2009 |
| 12 (217) | Маше кажется, что она неудачница и никогда не выйдет замуж. Ей одиноко, но судьба посылает ей утешение в виде новой подруги — Людмилы Михайловны. А Бабушка переживает, что Галина Сергеевна отвергла науку ради Полежайкина. Илья хочет доказать, что он достоин Галины Сергеевны, и начинает учить латинский язык. | 17 ноября 2009 |
| 13 (218) | Тамара собирается найти мужчину своей мечты на фестивале байкеров, проблема только в том, что на скорости они не смогут разглядеть её неземную красоту. А у Мамы более глобальная проблема. Она не может найти печать фирмы и теперь ждёт позорного увольнения. Девочки решают, что подарить папе на день рождения. Маша самостоятельно готовит отцу подарок-песню. | 18 ноября 2009 |
| 14 (219) | Сдать зачёт по спецпредмету «антикоррупционная деятельность» оказывается нелегко даже Галине Сергеевне, но педагог предлагает выход из ситуации. Он готов предоставить студентам специальные буклеты и диски всего за пару тысяч рублей. А Пуговке задали сочинить стихотворение, но у неё ничего не получается. Нет вдохновения, ей нужна муза. | 19 ноября 2009 |
| 15 (220) | Денис получает повестку в армию. Расстроен не только он, но и Женя. Даше кажется, что Веник не уделяет ей достаточного внимания и решает не разговаривать с молодым учёным два дня. | 20 ноября 2009 |
| 16 (221) | Васнецовы, чтобы поддержать Дениса и утешить Женю, решают устроить сюрприз — праздничный ужин в честь проводов Воронцова в армию. Однако, шеф Жени неожиданно путает все планы. Проблемы также и у Галины Сергеевны с Ильёй — вечером их отправляют на дежурство. Они вынуждены пойти на обман, но он раскрывается. | 23 ноября 2009 |
| 17 (222) | Денис шлёт письма Жене одно за другим. Галина Сергеевна уверена, то Воронцов в этих письмах ей врёт. А к Маше набивается в парни один из её учеников. | 24 ноября 2009 |
| 18 (223) | Антипов преследует Машу, которая, чтобы от него отвязаться, обращается за помощью к Людмиле Михайловне. Галина Сергеевна, Даша и Веник едут на дачу к Полежайкиным, чтобы помочь им копать картошку. Илья и Веник устраивают соревнование — кто больше выкопает картошки. Но неожиданно условия соревнования и участники кардинально меняются. | 25 ноября 2009 |
| 19 (224) | Однокурсники Полежайкина и Галины Сергеевны собираются праздновать день группы, но Гале и Илье негде взять необходимую сумму денег. Тогда Полежайкин предлагает сыграть в лотерею, которую Женя ведёт на радио. А в школе проводится конкурс среди учителей, победителя определят учащиеся. Маша стремится получить звание лучшего учителя. | 26 ноября 2009 |
| 20 (225) | Галина Сергеевна заболела. Она переживает, что Илья не напишет без неё важную контрольную, но Полежайкин приносит пятерку. Маша считает, что рано или поздно Веник бросит Дашу, так как она бесчувственная и бессердечная. Даша решает стать более романтичной девушкой. | 27 ноября 2009 |
| 21 (226) | Женя сорвала эфир с важным гостем, и шеф её увольняет. Однако, Женя попадает под президентскую программу — ей предлагают учёбу в Йельском университете. А Пуговку мучает вопрос, как сделать сильнее своего друга и одноклассника Колю. Ведь ему нужно отразить нападение хулигана Булкина. | 30 ноября 2009 |
| 22 (227) | Бабушка навсегда ушла от Михаила Казимировича и собирается снова поселиться в своей квартире. Чтобы Веника не выселили, Даше приходится пойти на обман. Но ничего хорошего из этого не выходит: Бабушка теперь живёт вместе с девочками, и Васнецовым приходится не сладко. А директриса поссорилась с физруком, у неё плохое настроение, и она готова сорваться на первом же попавшемся подчинённом. | 1 декабря 2009 |
| 23 (228) | У сестёр Васнецовых проблемы с представителями противоположного пола: Маша никак не может справиться с Антиповым, который мстит ей за неразделённые чувства, Пуговка не знает, как утихомирить хулигана Булкина, а Даше кажется, что Веник не уделяет ей достаточного внимания. Девочкам кажется, что у каждой из них проблема серьёзней, чем у других, и каждая предлагает сёстрам свой вариант выхода из сложившейся ситуации. | 2 декабря 2009 |
| 24 (229) | Веник собирается стать первым в мире бодибилдером с уровнем IQ больше ста баллов. Даша категорически против этого. Полежайкин в очередной раз съел голубцы, предназначенные для всей семьи, и Галина Сергеевна решительно настроена тренировать силу воли Ильи. | 3 декабря 2009 |
| 25 (230) | Маме по делам нужно уехать на несколько дней, а Веник и Даша уже строят планы и собираются в ночной клуб. Тогда Людмила приглашает в Москву родителей Веника. Тем временем Маша страдает от одиночества, и Людмила Михайловна предлагает ей замечательный способ весело провести время. | 4 декабря 2009 |
Сезон 12
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (231) | Мама Веника подобрала сыну подходящую невесту из интеллигентного Питера. Даша разозлилась на Веника, и теперь она собирается его бросить. А Мама, пытаясь уберечь страдающую дочь от попытки самоубийства, просит Машу ни на минуту не оставлять Дашу одну. Справится ли Маша с таким ответственным заданием, учитывая, что у неё раскалывается голова после вчерашней вечеринки. | 13 февраля 2010 |
| 2 (232) | Галина Сергеевна и Полежайкин пытались помирить Дашу и Веника, но в результате поссорились сами. Теперь Даше и Венику приходится объединить усилия, чтобы помирить Илью и Галю. | 13 февраля 2010 |
| 3 (233) | Бабушка огорошила Васнецовых известием — они с Михаилом Казимировичем две недели поживут в их квартире, пока не закончится ремонт на даче. Мама предлагает Антонову-младшему разделить срок проживания родителей пополам, но у того возникает идея получше. Он намерен отправить отца с Антониной Семёновной в Турцию. А в школе Маше поручают провести подготовку к ежегодным учениям по гражданской обороне. | 13 февраля 2010 |
| 4 (234) | У Веника появилась соседка по квартире Оля, приехавшая из Питера. Оля понравилась всей семье Васнецовых, кроме Даши, которая считает новую квартирантку лицемеркой. А на Илью завели уголовное дело. | 13 февраля 2010 |
| 5 (235) | Директриса поручает Маме подготовить «День Отца», показательное мероприятие для нового заведующего РОНО. Пуговка расстроена — ей не выиграть в конкурсах, ведь её папа так далеко. Однако, у неё появляется гениальная идея — найти нового папу. У Веника новый сосед. Тем временем, Галина Сергеевна узнаёт, что в Полежайкина влюбилась победительница школьной олимпиады по физике. | 13 февраля 2010 |
| 6 (236) | Миграционная служба приходит в агентство Эдуарда с проверкой. Буквально за мгновение до этого Эдуард назначил маму Васнецовых главным бухгалтером, Тамару — директором фирмы, а себя — простым секретарём. Маша помогает Даше развеяться, и в кафе они знакомятся с известным продюсером. | 20 февраля 2010 |
| 7 (237) | Маша становится классным руководителем 11 «Б». Директриса угрожает лишить её премии, если она не решит проблему дисциплины в этом хулиганском классе. Между тем Галина Сергеевна собирается помирить Веника и Дашу при помощи хомяков. | 20 февраля 2010 |
| 8 (238) | Агентство Эдуарда получило заказ на проведение праздника, посвящённого Дню милиции. Маме приходится на этом мероприятии петь песню «Одуванчики», но в неожиданном исполнении. Тем временем, Илье поручают доставить домой своего «деда» — генерала Полежайкина. Проблема в том, что Илья понятия не имеет, где живёт генерал. А Бабушка узнаёт от Пуговки, что Веник и Даша сбежали из дома. | 20 февраля 2010 |
| 9 (239) | Маша учит Людмилу Михайловну флирту. А Галя и Полежайкин работают под прикрытием, и им удаётся поймать преступника — одну из сестёр Васнецовых. | 20 февраля 2010 |
| 10 (240) | Пуговка против свадьбы Бабушки и Михаила Казимировича. У Васнецовых сломался компьютер, и чтобы купить новый, приходится во всём экономить. Вскоре сёстры случайно находят у Маши огромную сумму денег. | 20 февраля 2010 |
| 11 (241) | Маше и Даше в качестве общественной нагрузки достаётся уборка школьного этажа. Лишняя работа сёстрам Васнецовым не нужна, и они решают подружиться с Таисией Кирилловной. Тем временем Полежайкин вызывается помочь Академии в подготовке к приезду комиссии из министерства, от него требуются художественные способности. | 22 февраля 2010 |
| 12 (242) | К Маме приезжает её бывший одноклассник, и она планирует с ним грандиозную встречу. Сёстры Васнецовы придумывают план, как устранить соперника Папы. Но всех в этом деле превосходит Пуговка, которая использует криминальный способ для решения проблемы. | 22 февраля 2010 |
| 13 (243) | Женя просит сестёр прислать ей комплект матрёшек, но забывает уточнить, какой именно тематики. Теперь в семье Васнецовых идёт спор, какие сувениры покупать — с изображением футболистов или российских политиков. Маше выплатили авторский гонорар за песню «Одуванчики», и теперь у неё глобальная проблема — как потратить деньги. | 22 февраля 2010 |
| 14 (244) | Сёстры Васнецовы готовят для Жени виртуальное поздравление с днём рождения. К самим же Васнецовым неожиданно приезжает Денис Воронцов. А Маша помогает Людмиле Михайловне резко поменять имидж. | 22 февраля 2010 |
| 15 (245) | Увидев Веника в том же самом смокинге, в котором он был на их первом свидании, Даша подозревает, что у её бывшего возлюбленного появилась девушка. Даша сообщает Венику, что он должен съехать из квартиры бабушки. А Галина Сергеевна «застукала» Михаила Казимировича в кафе с другой женщиной. | 22 февраля 2010 |
| 16 (246) | Хозяин квартиры хочет выгнать Машу за нарушение правил проживания, ведь она в квартире устроила шумную вечеринку с коллективом школы. В доме Васнецовых авария — отключилось отопление. Мама, Пуговка и Галина Сергеевна едут погостить к Маше, а Даша с Веником остаются «мёрзнуть» в квартире. | 8 марта 2010 |
| 17 (247) | Директор школы № 34 предложила Маше место учителя физики. А Пуговка никак не ожидала, что из-за её безобидного рисунка коровы бабушка примет решение навсегда расстаться с Михаилом Казимировичем. | 8 марта 2010 |
| 18 (248) | У Эдуарда появилась идея организовать новогодний праздник для детей, в том числе, для детей сотрудников агентства. Маша не может найти себе парня, и она вдруг обращает внимание на Веника. Осталось доказать, что между ним и Дашей всё кончено. | 8 марта 2010 |
| 19 (249) | В школьном новогоднем спектакле Полина играет Сердце Деда Мороза, которое в финале должны повесить на ёлку. Пытаясь выяснить, что за это абсурдная постановка, Мама становится её режиссёром. Между тем Васнецовы решают в качестве подарка Жене на Новый год снять любительское кино с участием всей семьи. И всё шло замечательно, пока оператором не стал Полежайкин. | 8 марта 2010 |
| 20 (250) | Новый год. К Даше приезжает её бывший молодой человек — Никита. Первого января Мама вынуждена проводить корпоратив на работе, а Маша — в школе. Веник решает навсегда уехать в Санкт-Петербург. | 8 марта 2010 |
Сезон 13
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (251) | Даша и Веник понимают, что любят друг друга, но пока не готовы к женитьбе; правда, они не могут в этом друг другу признаться. Также становится известно, что Михаил Казимирович сделал Антонине Семёновне предложение. А Людмила Михайловна нашла своё счастье в лице Эдуарда. Маша хочет спасти подругу от бабника. | 5 апреля 2010 |
| 2 (252) | В связи с предстоящей свадьбой у Даши и Веника появляется проблема — молодым негде жить. Мама уверена, что им лучше поселиться подальше от родни, да и бабушка отказывается сдавать им свою квартиру. А Илья разбил машину отца, да ещё пустил под откос фуру с радиоприёмниками, и Галя обращается за помощью к Олигарху. Но хорошая ли это идея, учитывая, что фура принадлежала именно ему. | 6 апреля 2010 |
| 3 (253) | Галина Сергеевна начинает работать у Олигарха, который уверен, что человек человеку — волк, и никому нельзя доверять. Однако, Галя пытается наладить отношения со своими коллегами по-другому, по принципам Карнеги. Директор поручила Маше работу со школьным лагерем, однако молодому педагогу никак не удаётся справиться с малышами. Но Маше повезло — во вражеском стане малолетних хулиганов у неё есть свой человек. | 7 апреля 2010 |
| 4 (254) | Галина Сергеевна хочет уволиться, ей сложно совмещать работу и учёбу в Академии. Но Олигарх не собирается просто так отпустить Васнецову: он обещает Галине Сергеевне уладить вопрос со свободным посещением занятий. Даша по-прежнему считает свадьбу преждевременной. Маша предлагает Даше, а Илья — Венику отложить бракосочетание следующим способом: вызвать маму Веника. | 8 апреля 2010 |
| 5 (255) | Маша находит ещё один повод для ссоры Даши и Веника — свадебное платье. Илья расстроен — Галина Сергеевна слишком занята на работе и мало времени ему уделяет. А у Галины свои проблемы — кто-то выдал их бизнес-информацию конкурентам. | 9 апреля 2010 |
| 6 (256) | Даша говорит Венику, что у неё нет времени, чтобы подать заявление в ЗАГС, так как директриса её загрузила на работе. Веник решает прийти в школу, чтобы помочь любимой. Теперь Даше приходится хулиганить в школе, чтобы директриса наказала её на самом деле. Олигарх скупил несколько убыточных предприятий и поручил Гале провести в них сокращения. Но так получилось, что среди этих компаний оказалась и контора, где работает Мама. | 13 апреля 2010 |
| 7 (257) | После долгого перерыва в школу возвращается Павел Сергеевич, который теперь будет преподавать физику. Маша понимает, что по-прежнему испытывает к нему симпатию. Между тем, Даша, Бабушка и их женихи отправляются подавать заявления в ЗАГС. Но Михаил Казимирович теряет паспорт Антонины Семёновны. Не простив этого, она переезжает обратно в свою квартиру. | 13 апреля 2010 |
| 8 (258) | Женя решила сделать в учёбе перерыв и навестить родных. Однако она приезжает не одна, а с Джоном. Маша по секрету рассказывает Людмиле Михайловне о своих романтических отношениях с Павлом Сергеевичем, о чём вскоре узнаёт вся школа. Как выкрутиться Маше, учитывая, что между ней и Павлом Сергеевичем ничего нет. | 14 апреля 2010 |
| 9 (259) | Женя мечтала о встрече с Денисом полгода, и вот у них появляется возможность устроить романтическое свидание. Но Воронцов заболевает ветрянкой. Ученицы строят глазки Павлу Сергеевичу и пытаются с ним флиртовать. Маша возмущена и требует от директрисы срочного введения школьной формы строгого режима. | 15 апреля 2010 |
| 10 (260) | Эдуард хочет сделать предложение Людмиле Михайловне как-то по-особенному, в этом ему помогает Маша. Тем временем Даша, боясь погрязнуть в домашних делах, пытается определиться в выборе профессии. | 19 апреля 2010 |
| 11 (261) | К Венику приезжают родители. Он уверен, их визит накануне свадьбы — плохая примета. Дашино желание помочь любимому спокойно пережить приезд родни оборачивается скандалом. Олигарх посылает Галину Сергеевну на важное задание: она должна внедриться в ряды комитета обманутых дольщиков. Дело осложняется тем, что председатель комитета — директор школы Таисия Кирилловна. | 20 апреля 2010 |
| 12 (262) | По совету Гали, чтобы добиться внимания Павла Сергеевича, Маше просто нужно найти с ним общие интересы. Однако, проблема в том, что общих интересов у них нет. Для привлечения спонсора, бывшего коммуниста, а ныне эмигранта и финансиста, Галина Сергеевна предлагает Олигарху организовать встречу в стиле комсомола. За организацию этого мероприятия берётся контора Эдуарда. | 21 апреля 2010 |
| 13 (263) | Маше не с кем пойти на свадьбу Даши и Веника, но родным она говорит, что парень у неё есть. Теперь Маше приходится в сжатые сроки искать себе молодого человека. А Даша и Веник проходят курс в «Академии молодой семьи». После нескольких занятий педагог курса авторитетно заявляет, что из Даши не получится хорошей жены. | 22 апреля 2010 |
| 14 (264) | В день святого Валентина Маше никто не подарил валентинку. Пуговка, чтобы помочь сестре, сама покупает валентинку, которая попадает к Маше в качестве сюрприза от тайного поклонника. Веник изобретает необычный подарок для Даши. | 23 апреля 2010 |
| 15 (265) | Бабушка планирует сыграть свою свадьбу с Михаилом Казимировичем в один день со свадьбой Даши и Веника. Удастся ли молодёжи избежать свадьбы в столовой ВУЗа, с народными песнями и профкомовским автобусом. Маша узнаёт, что Павел Сергеевич хочет уволиться из школы. Маша боится больше никогда его не увидеть и просит Галю, чтобы та устроила Павла на работу к Олигарху. | 26 апреля 2010 |
| 16 (266) | Чтобы Галина Сергеевна выглядела достойно на предстоящем деловом ужине с партнёрами Олигарха, Федотов приглашает к ней известного стилиста. Галя производит фурор, из-за чего Федотов с Оксаной оказываются на грани развода. Маша предлагает Павлу Сергеевичу быть свидетелем со стороны жениха на свадьбе Даши и Веника. Однако Веник ничего об этом не знает. Более того, между ним и учителем физики возникают непримиримые противоречия. | 27 апреля 2010 |
| 17 (267) | По совету Олигарха, Галина Сергеевна берёт себе помощника на работе. Этим помощником оказывается Маша. Мама в ужасе — Анатолий Тютчев, брат её мужа, дядя девочек, сбежал из тюрьмы и прячется в их доме. | 28 апреля 2010 |
| 18 (268) | Даша вынуждена организовать банкет для коллектива школы. Однако, на этом банкете неожиданно появляется проверяющий из РОНО. А у Павла Сергеевича день рождения, но у него плохое настроение. Он говорит Маше, что нашёл у себя семь редких и нетипичных заболеваний. Маша решает устроить для Павла Сергеевича настоящий праздник, чтобы он забыл о своей болезни. | 29 апреля 2010 |
| 19 (269) | Веник показывает Даше фамильную драгоценность, которую по настоянию родителей должен был подарить именно на свадьбе. Вскоре драгоценность исчезает. Поиски осложняются приездом родителей Веника. | 30 апреля 2010 |
| 20 (270) | Васнецовы заняты подготовкой к свадьбе. Приезжают Женька и Воронцов, которым однако опять не удаётся устроить свидание. Сама Даша всю ночь не спала из-за волнений перед предстоящим бракосочетанием. Вскоре она вовсе исчезает. | 4 мая 2010 |
Сезон 14
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (271) | Дашин свадебный букет ловит неожиданно вернувшийся Папа. Но на следующий день после свадьбы он собирается уехать обратно в Красноярск. Однако, задержать Папу дочкам помогает милиция. Веник забыл выключить веб-камеру, и видео их с Дашей брачной ночи попало в Интернет. | 30 августа 2010 |
| 2 (272) | Подписка о невыезде аннулирована, и Сергей Васнецов всё же намерен уехать в Красноярск. Но тут девочки решают выпроводить из дома Маму. Стараясь спасти сына, свекровь воспитывает Дашу, а Маша пытается обратить на себя внимание Павла Сергеевича. | 31 августа 2010 |
| 3 (273) | Папа расстроен, ведь он не стал хорошим отцом для своих дочек. По совету Антонова, девочки загружают отца своими проблемами, количество которых постоянно растёт. Старший Васнецов хочет помочь дочерям, в результате Даша и Маша лишаются работы в школе. В неустоявшуюся семейную жизнь Даши и Веника вмешивается третий лишний. | 1 сентября 2010 |
| 4 (274) | Все озабочены поиском работы для Папы. А новый поклонник Маши начинает активные ухаживания, чем чуть ли не срывает ей открытый урок. Мама скрывается от супруга, однако, она переживает за него. Вместе с Антоновым они находят клиентов для старшего Васнецова. Васнецов доволен — наконец-то появилась работа. | 2 сентября 2010 |
| 5 (275) | Олигарху скучно, ему хочется приключений, но Оксана против того, чтобы её муж ехал в опасные поездки. Поэтому Галина Сергеевна предлагает другой способ, без вреда для здоровья. Однако похождения «аллигатора» попадают в Интернет. Мама очень долго находится «в Америке», и Папа понимает, что она снова бросила детей. А девочки узнают, что у отца в Красноярске есть «возлюбленная», которая как раз приехала к ним. | 6 сентября 2010 |
| 6 (276) | Обманутый девочками и Людмилой Сергей Васнецов решает уехать в Красноярск. Даша, «отрекаясь» от семьи, хочет ехать с ним. У Веника семейные разборки, поэтому брак его и Даши под угрозой срыва. Тем временем Антонов сидит в кафе с Пуговкой и вдруг решает притвориться отцом, поскольку девушкам это нравится. Папа решается развестись. | 7 сентября 2010 |
| 7 (277) | Полежайкин съезжает, решив оставить в покое Дашу с Веником. Но теперь Папе требуется квартира Бабушки, ведь больше ему негде жить. Эдуард сватается к Маме, а Папа начинает читать лекции о трудностях жизни в семье. Дочки решают, что они бессильны перед ссорой родителей. | 8 сентября 2010 |
| 8 (278) | Даша с Веником переезжают в квартиру Жихарёвой. А Папа устраивается на новую работу — теперь он будет школьным психологом. Таисия Кириловна устраивает показательные выступления своих специалистов, и вызывает в школу Маму. | 9 сентября 2010 |
| 9 (279) | Олигарх учится играть в шашки, а Галина Сергеевна, попутно учению, изобретает новый вид спорта. У Людмилы Михайловны депрессия, она рассталась с Эдуардом. Но неожиданно она встречает Папу и приглашает его в кафе, куда также наведываются Мама и Эдуард. | 13 сентября 2010 |
| 10 (280) | Олигарх подыскал для Папы хорошую работу, но после этого ссора родителей усугубляется, так как они стали конкурентами. А к Даше приходит привидение умершего мужа Жихарёвой. Веник в это не верит, но скоро поймёт, как глубоко он ошибся. | 14 сентября 2010 |
| 11 (281) | Таисия Кирилловна вскоре перейдёт на другую работу, в РОНО. Предстоят выборы нового директора школы. Маша и Людмила Михайловна соревнуются за эту должность, а Мама и Папа — за клиентов. Антонов по заданию Папы даёт «ценные советы» Маме, но позже они действительно помогают ей. А Тамара близка к своему счастью в личной жизни. | 15 сентября 2010 |
| 12 (282) | Девочки решают избавить родителей от конкуренции, прибегнув к их воспоминаниям, однако по случайности чуть не лишают Папу зрения. Эдуард оказывается в бегах. У Людмилы Михайловны тайная встреча, но Маша путает все планы. Папа всё же уезжает в Красноярск, но не один, а с Мамой. | 16 сентября 2010 |
| 13 (283) | Таисия Кириловна затеяла ремонт в учительской и поручает это занятие Маше. Ей тщетно помогает Эдуард. Даша и Веник ссорятся, и Галина Сергеевна решает им помочь. А в картотеке Жихарёвой — ошибка. Девочки помогают ей её исправить. | 20 сентября 2010 |
| 14 (284) | Веник снялся в рекламе и приобретает уйму поклонниц. Даша ревнует и решает найти мужу новую работу. Галина Сергеевна считает, что Полежайкин неромантичен, поэтому тот решает узнать об этом подробнее. Пуговка же сочиняет гимн школы, и «аллигатор» ей в этом помогает. | 21 сентября 2010 |
| 15 (285) | У Даши и Веника очень странные гости, которые сами не понимают, что они странные. Пуговка устроила разгром в квартире, и попадает в милицию вместе с Галиной Сергеевной. И тут из Красноярска возвращаются Папа и Мама. В итоге в отделении милиции всем Васнецовым поставили ошибочный диагноз: шизофрения. Как теперь убедить дежурного психолога в том, что это неправда. Сергею и Людмиле объявляют дату судебного заседания по разводу. | 22 сентября 2010 |
| 16 (286) | До развода осталось три дня. Дочки решают сорвать заседание по разводу. Папа становится героем местных новостей и признаётся на всю страну в любви к жене. Однако, Мама этого признания не видит — она в командировке в Сургуте. | 23 сентября 2010 |
| 17 (287) | «Аллигатор» попросил Папу сплотить его трудовой коллектив, а коллектив займётся уборкой у Васнецовых. Веник готовит Даше сюрприз, и Даша начинает его ревновать к Маше. У Маши хорошо получается провести первый рабочий день в качестве учителя информатики. | 27 сентября 2010 |
| 18 (288) | Тамара может лишить Папу очень важной клиентки. Папе помогает Антонов. По пробному ЕГЭ все выбирают физику. Результаты этого теста приводят в шок Машу. Мама решает помириться с мужем, но вдруг видит его очередную VIP-клиентку с Рублёвки, которая пришла к Папе по совету Оксаны. | 28 сентября 2010 |
| 19 (289) | Папа, желая помириться с Мамой, читает советы гламурных журналов. Антонов и Тамара используют другие методы. В результате Васнецов получает многочисленные ранения. Мама за ним ухаживает. Маша в очередной раз будет сниматься в кино. | 29 сентября 2010 |
| 20 (290) | Даша беременна, теперь она не знает, как рассказать об этом Венику. Папа и Мама мирятся, но суд уже вынес решение о разводе. Пуговка использует «аллигатора», чтобы всё исправить. Маша снимается в сериале с постоянно меняющимся сценарием. | 30 сентября 2010 |
Сезон 15
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (291) | Действие сериала переносится на несколько месяцев назад. Маша с Галиной Сергеевной и Даша с Веником сняли квартиры в одном доме. Галя с Дашей подговаривают прораба Зину, чтобы она сделала ремонт молодожёнам. За это Веник должен заниматься репетиторством с Катей, дочкой Зины. Маша уже скоро должна будет начать сниматься в сериале, поэтому она решает уволиться из школы. Напоследок Маша всё высказывает Таисии Кирилловне в своём видеообращении, но тут в школу неожиданно возвращается Павел Сергеевич. | 28 марта 2011 |
| 2 (292) | Людмила Михайловна помогает организовать романтическое свидание Маше с Павлом Сергеевичем, но на него неожиданно приходит Эдуард. По совету Галины Сергеевны, Веник становится неряхой, чтобы избавиться от Кати, которая в него влюбилась. Маша учит Пашу романтике, а Бабушка даёт советы Даше, как правильно жить в браке. | 28 марта 2011 |
| 3 (293) | Так как Эдуард сидит на сайте знакомств, Маша с Людмилой Михайловной подозревают его в измене, и вместе с Катей пытаются его разоблачить. Даша с Веником и Зиной помогают Галине Сергеевне доказать Маме, что она уже взрослая. | 29 марта 2011 |
| 4 (294) | Маша с Эдуардом дают Павлу Сергеевичу советы, как знакомиться с девушками. У Даши с Веником годовщина знакомства. Чтобы заработать Даше на подарок, Веник устраивается продавцом. Тем временем Даша весь день принимает поздравления от незнакомых людей, от чего её уже просто тошнит. А Эдуард чуть не поссорился с Людмилой Михайловной. | 30 марта 2011 |
| 5 (295) | Галина Сергеевна с бывшим милиционером Вовой пытаются уговорить одного журналиста Фила написать опровержение на статью, от которой пострадал бизнес Олигарха. Однако в ходе событий, Галя устраивает Феликса на работу к Василию на телеканал «ТВ-8 Москва». Таисия Кирилловна увольняет беременную Дашу и поручает Маше сообщить ей об этом. Фил же помогает Даше остаться лаборантом. | 31 марта 2011 |
| 6 (296) | Фил просит Галину Сергеевну приютить его у себя, а чтобы Полежайкин ничего не заподозрил, он говорит, что Маша — его девушка. Веник с Пуговкой занимаются с отстающими учениками (с Катей и Булкиным) по особой методике. Маша приглашает Пашу к себе домой на практическое занятие. | 4 апреля 2011 |
| 7 (297) | Даше кажется, что Веник её стесняется, а сам Веник устраивается на работу в универмаг. Галя с помощью Вовы пытается выгнать Фила из квартиры, но он нашёл в помощнике Зину. Она даёт ему ключи от свободной квартиры в этом доме. Веника замучала совесть в виде Антонова и Эдуарда. | 5 апреля 2011 |
| 8 (298) | Олигарху поручили сделать презентацию о нанотехнологиях. Если она будет удачной, то он будет должен за свой счёт заняться их изобретением. Даше не хватает адреналина, в итоге ноутбук Веника сломан, а Мама, ради Даши, совершает прыжок с парашютом. | 6 апреля 2011 |
| 9 (299) | Маша с Галиной Сергеевной решают отпраздновать новоселье. Чтобы попасть туда, Фил снимает очередной репортаж и подговаривает Пуговку украсть что-нибудь у сестёр. Мама Веника даёт Даше деньги на покупку холодильника, но чтобы Веник ничего не знал. Даша с Веником подозревают друг друга в воровстве. | 7 апреля 2011 |
| 10 (300) | После новоселья Маша пытается задержать Пашу у себя до утра. Галя идёт ночью на работу, чтобы доделать отчёт, но Олигарх подозревает её в воровстве. А Фил с Веником идут в подпольное казино и влезают в большие долги. Когда Даша узнаёт об этом, ей становится плохо. | 11 апреля 2011 |
| 11 (301) | Зина случайно обижает профессора, который подумал что она — мама Веника. Теперь Зина с Веником пытаются выкрутиться. Таисия Кирилловна уезжает на симпозиум и временно назначает Эдуарда директором школы. В это время Людмила Михайловна пытается вызвать у Эдуарда ревность с помощью Павла Сергеевича. | 12 апреля 2011 |
| 12 (302) | Месяц назад фразу о социальной ответственности бизнеса, неосторожно оброненную Олигархом, всерьёз восприняло не только правительство. В результате чего в семье Васнецовых происходит переполох. Чтобы Даше с Веником дали денег на развитие будущего ребёнка, они притворяются нищими. Маша просит Фила побыть её мужем для конкурса молодых педагогических семей. В борьбу за участие в этом конкурсе вступают также Людмила Михайловна с Эдуардом. | 13 апреля 2011 |
| 13 (303) | Галина Сергеевна вдруг понимает, что она любит Полежайкина, как мать. Фил считает, что Маша в него влюбилась, а Катя очарована умом Ильи. Так как Павлу Сергеевичу нравятся умные и некрасивые девушки, Маша приглашает его в кафе со своей красивой школьной подругой. | 14 апреля 2011 |
| 14 (304) | Илья скрывает свои чувства к новой девушке, Фил пытается выяснить кто это. Маша собирается рассорить Галю и Илью окончательно, что конечно, не вовремя. Тем временем Даша в очередной раз идёт на консультацию к врачу, а Венику не хочется двух детей. Врач вызывает Веника на консультацию чтобы сказать, что у них будет двойня. | 18 апреля 2011 |
| 15 (305) | Маша и Галина Сергеевна пытаются выяснить, кто у них в доме хозяин, а Фил любое пристальное внимание к своей персоне принимает за влюблённость, что ещё больше усложняет его и без того непростые отношения с Галиной Сергеевной. В это время Даша хочет напомнить Венику, как она умеет закатывать скандалы. Катя же старается не пропустить ни одного занятия, причина тому — Полежайкин. | 19 апреля 2011 |
| 16 (306) | Во время открытого урока, специально устроенного для родственников Зины, Венику удаётся доказать, что Катя — очень прилежная ученица, а Илья наконец-то добился разрешения у Зины на встречи с её дочерью Катей. Павлу Сергеевичу тоже приходится доказывать своим бабушке и дедушке, насколько он уже повзрослел, ведь у него даже есть девушка. Вот только девушек оказывается сразу двое — Даша и Маша, причём, первая уже на пятом месяце беременности. | 20 апреля 2011 |
| 17 (307) | Из-за того, что Илья Полежайкин никак не мог решиться рассказать правду своему отцу об отношениях с Галиной Сергеевной, Полежайкин-старший присылает сватов. Вот только сваты приходят не за Галиной Сергеевной, а к Зине за Катей. Лишь только в кафе всем удаётся разобраться, кто к кому сватается. Тем временем Маша и Пуговка вступают в борьбу за право сниматься в рекламе шоколада. Их соперники — учительница Пуговки и её дочь Диана. | 21 апреля 2011 |
| 18 (308) | Фил с помощью Пуговки очаровывает маму Маши. Теперь Людмила хочет, чтобы Маша сама познакомила с ней Фила. По словам Маши, Галина Сергеевна не может иметь романтических отношений, из-за этого Галя срочно ищет парня на один вечер, чтобы представить его своей маме. Этим парнем оказывается как раз Фил. Веник идёт с Дашей в женскую консультацию, куда в то же самое время приходит проверка из Минздрава. | 25 апреля 2011 |
| 19 (309) | Маша переходит от осады к штурму сердца Павла Сергеевича, однако, во время этого штурма выясняется, что Паше нравится Галя, а Гале — Паша. Тем временем Илья учит Пашу драться, а Пуговка становится крутым полицейским. | 26 апреля 2011 |
| 20 (310) | К Венику и Даше приходят их мамы, которые дают своим детям дельные советы. В итоге жизнь молодой семьи из спокойной превращается в боевые действия. Павел Сергеевич дарит цветы Васнецовой, осталось выяснить какой. | 27 апреля 2011 |
Сезон 16
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (311) | Зина сделала ремонт в квартире Веника. Галя тем временем приходит за советом к Даше — как ей быть в ситуации с Павлом Сергеевичем и Машей. У Даши проблемы — ей могут дать условный срок за крупные кражи на стройке. В это время Фил идёт в кафе с Машей. | 16 мая 2011 |
| 2 (312) | Веник уехал на конференцию. Тем временем Даша учится готовить, а заодно помогает Галине Сергеевне решить её проблему. Чтобы отвлечь Машу от Павла Сергеевича, уехавшего в Королёв, они используют различные методы. Например, регистрируются в аське под именем Паши. А в качестве «тяжёлой артиллерии» им приходится задействовать даже Женю. Даша даёт советы и Пуговке, ведь её маму вызывают в школу. | 17 мая 2011 |
| 3 (313) | Безмятежная семейная жизнь Даши и Веника в прошлом, теперь с ними живёт Маша. Галя пытается помириться с Машей, однако для этого ей приходится кое-кем пожертвовать. Планы Фила по привлечению внимания Маши сорваны. Причина одна — место молодой журналистки на «ТВ-8 Москва» заняла не Маша, как он планировал, а Женя. Фил и Женя берут интервью у олигарха. Посмотрим, каким получится интервью, если учесть, что Женя и Фил отныне — непримиримые враги. | 18 мая 2011 |
| 4 (314) | Даша и Галина Сергеевна собираются на встречу выпускников. Веник решается протестировать экспериментальный лекарственный препарат, чтобы получить за это деньги на платье Даше, в котором она пойдёт на встречу с бывшими одноклассниками. Людмила Михайловна боится, что Эдуард к ней охладел. Наладить личную жизнь ей помогают Маша и авантюризм Фила. | 19 мая 2011 |
| 5 (315) | Павел Сергеевич болен или это всё выдумки Фила, который по-прежнему пытается завоевать сердце Маши. В любом случае олигарх Василий будет в плюсе, ведь на «ТВ-8 Москва» уже открыт «марафон пожертвований денег на лечение Паши». В школе практически не осталось мужчин. Теперь в центре внимания женского коллектива — завхоз Эдуард. Однако, неожиданно у него появляется соперник. | 23 мая 2011 |
| 6 (316) | Доктор сажает Дашу на строгую диету. По решению РОНО в школах создаются свои сайты. В итоге по посещаемости выигрывает сайт 69 школы, но ценой посягательства на авторитет самой Таисии Кирилловны. В гости к Даше и Галине Сергеевне приходит старая, больная бабушка Фила. В это же самое время Жихарёва выступает перед телезрителями в Жениной программе на «ТВ-8 Москва». | 24 мая 2011 |
| 7 (317) | В студии канала «ТВ-8 Москва» погром, причём ведущие Женя и Фил дерутся и разыгрывают друг друга в прямом эфире. Выясняется, что Мама беременна. Первой об этом узнаёт Даша, и именно из-за этого начинаются её мучения. Тем временем Галя и Маша подозревают, что отношения Папы и Мамы накалились до предела. | 25 мая 2011 |
| 8 (318) | Маша пытается вывести предателя, который сливает информацию Павлу Сергеевичу, на чистую воду. Ей в этом помогает Фил, но не совсем обычным способом. Илья помогает Зине и хочет показать Кате, что ему для неё ничего не жалко. Фил понимает, что влюбился в Машу. | 26 мая 2011 |
| 9 (319) | Даше нужно уже ложиться в клинику. Перед ней стоит достаточно сложный выбор: обычная больница с чудаковатым врачом или очень дорогое частное лечебное заведение. Веник и Маша снимаются в социальной рекламе, целью которой является повышение рождаемости. | 27 июня 2011 |
| 10 (320) | С помощью Галины Сергеевны Фил намерен вызвать у Маши сразу три сильных чувства: ревность, жалость и восхищение. А Олигарх всеми способами пытается сохранить своё реноме самодура и увольняет Фила. Поддержат ли Феликса в эту трудную для него минуту коллеги по работе — Женя и Римма Карловна. | 27 июня 2011 |
| 11 (321) | Даша просит Веника рассчитывать своё время так, чтобы хватало и на работу, и на общение с любимой женой. В результате Веник пытается уделять внимание и тому, и другому одновременно. Это приводит к огромному количеству недоразумений, самым крупным из которых становится драка, устроенная Зиной в кафе. Пуговку назначают главным редактором стенгазеты класса, а Полежайкин просит Веника помочь ему устроить свидание с Катей. Маша отравилась после свидания с Филом. | 28 июня 2011 |
| 12 (322) | В эфире «ТВ-8 Москва» новая ведущая — ведунья Согдиана. Галина Сергеевна, не верящая в заговоры, разработала специальную методику для Феликса, пытаясь в подсознание Маши внедрить положительный образ Фила. Даша готова взорваться от нового подарка её свекрови. Между тем, полным ходом идёт подготовка к свадьбе Людмилы Михайловны и Эдуарда. | 29 июня 2011 |
| 13 (323) | Эдуард решил сэкономить денег на собственной же свадьбе. По его просьбе, Маша берёт всю ответственность за их с Людмилой Михайловной свадьбу на себя. и Филу наконец-то удаётся доказать Маше, что он самый лучший. Тем временем Галя готовится к приезду Павла Сергеевича и чуть не сходит с ума — кажется, у неё раздвоение личности: одно «Я» Пашу хочет отдать Маше, а другое «Я» — оставить себе. Неожиданный приезд Павла Сергеевича застаёт всех врасплох. Молодожёны отправляются в самое расточительное свадебное путешествие в Париж, а Паша вновь покидает столицу. | 30 июня 2011 |
| 14 (324) | Маша всё узнаёт про роман Гали и Паши, а также про то, как этим решил воспользоваться Фил. Маша злится на Галину Сергеевну и на Феликса, а Павел Сергеевич — на самого себя, ведь он никак не может обуздать свои первобытные чувства. Олигарх должен создать на своём канале политическое ток-шоу, а Маша решила, что между ней и Филом всё кончено. | 4 июля 2011 |
| 15 (325) | Фил в командировке, Маша соскучилась по нему. И вот спустя два месяца происходит их встреча. Но оказывается, что у Маши появился новый парень, а Фил в Казани познакомился с другой девушкой. Мама Веника хочет, чтобы Даша переехала жить в Санкт-Петербург. Что на это скажут сама Даша и её Бабушка? | 5 июля 2011 |
| 16 (326) | Как только Зина закончила делать ремонт, выяснилось, что дом, где живут девочки, будет снесён, как ветхое здание. Теперь Зина не знает, как ей быть с бельгийским ламинатом. Фил решил создать ТВ-программу, целью которой была бы борьба за то, чтобы дом не сносили. Маша полностью переключилась на другого парня, но у него нет её номера телефона. | 6 июля 2011 |
| 17 (327) | Веник страдает бессонницей из-за своей, чуть ли ни круглосуточной работы. Даша переживает за него и старается ему помочь, поэтому физикой с Катей теперь будет заниматься Маша. Фил никак не решается поцеловать Машу, а причина того — Галина Сергеевна. Между тем, Маша, которая помнит, как сёстры у неё уводили парней, будет действовать в отношениях с Филом решительно. Она собирается с ним переспать. | 7 июля 2011 |
| 18 (328) | Даша ушла в декрет, но она по-прежнему отлынивает от всех поручений Мамы. Олигарх в своём интервью сказал, что беременная сотрудница — это плохо. Однако, Федотов нашёл выход из этой скандальной ситуации — теперь его замом будет беременная Даша. Её задача: опровергнуть интервью Василия. Маша убеждает Катю, что влюблённый мужчина застенчив. | 11 июля 2011 |
| 19 (329) | Канал «ТВ-8 Москва» посетит депутат Госдумы. Если эфир будет проведён на высоком уровне, то телеканал получит государственную поддержку. Но Филу не до этого, он полностью увлечён Машей. Галина Сергеевна готова «убить» Фила, а Даша хочет срочно поднять свой интеллектуальный уровень и сама того не понимая помогает Филу и своей младшей сестре. | 13 июля 2011 |
| 20 (330) | Пуговка предлагает Филу инсайдеровскую информацию о Маше, в результате этого Феликс думает, что Маша хочет от него ребёнка. Сёстры всячески оберегают маму от волнений, у Даши начинаются схватки, а Пуговка объявляет начало новой жизни. | 14 июля 2011 |
Сезон 17
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (331) | С момента рождения Сонечки, дочки Даши и Веника, прошло полгода. Но Васнецовы отмечают это событие не в полном составе — Папа, Мама, Пуговка и Женя в Красноярске, уехали они туда временно, пока в их московской квартире идёт ремонт. Тем временем, Маша репетирует свою роль в сериале. | 22 августа 2011 |
| 2 (332) | Машу могут выгнать из сериала, а Веник отныне собирается с Кати брать деньги за помощь ей в учёбе. | 22 августа 2011 |
| 3 (333) | Сериал, в котором играет Маша, закрыли на 2 месяца. Фил пытается успокоить Машу и предлагает ей сняться в рекламе. Галине Сергеевне, теперь как работнице химико-биологической лаборатории, Профессор даёт распоряжение — чтобы получить деньги от министерства, нужно открыть новое направление научных исследований. | 23 августа 2011 |
| 4 (334) | Даша идёт в школу на праздник Дня учителя, с Сонечкой будет сидеть Бабушка. У Галины Сергеевны украдена идея разработки нового направления научных исследований. | 24 августа 2011 |
| 5 (335) | Веник получил деньги за курсовую работу, он хочет их потратить на компьютер, а Даша — на няню для Сонечки. Фил раскрывает махинации Профессора Галины Сергеевны. А в Интернете будет транслироваться Парад планет, Васнецовым лишь остаётся загадать желание. | 25 августа 2011 |
| 6 (336) | Фил уволен, он уехал к тётке в Воронеж. Маша пытается выяснить причины произошедшего. Про няню для Сони придётся забыть — у Веника сломался компьютер, и ему теперь нужен новый. Бабушка отказывается сидеть с правнучкой. | 26 августа 2011 |
| 7 (337) | Пуговка прилетает в Москву на каникулы. Но не одна, а с Вадимом, который сразу же понравится Маше. Полина остановится у Даши с Веником, при этом будет жить по Красноярскому времени, из-за чего Дашу чуть не уволят. Пуговка поможет молодой семье нянчить Сонечку. | 29 августа 2011 |
| 8 (338) | Вадим отныне живёт в квартире Фила, а Пуговка пойдёт в цирк со своим старым классом. | 29 августа 2011 |
| 9 (339) | Вадим терпеть не может ситком «Короткая любовь». Даша с Веником вынуждены купить коньяк Эдуарду, но их семейный бюджет не резиновый. Веник находит выход из этой сложной ситуации. | 30 августа 2011 |
| 10 (340) | Вадим узнал, что Маша снималась в «Короткой любви». Даша узнаёт, что Вадим ударил Машу, и просит Веника разобраться с этим десантником по-мужски. Между тем, каникулы Пуговки заканчиваются, пора возвращаться в Красноярск. | 31 августа 2011 |
| 11 (341) | Дашу, Веника и Галю шантажирует один гипнотизёр: он заставляет их покупать ненужную продукцию за большие деньги. Но спасенье есть — это знания Веника в области физики. Кате нравится форма десантников. Теперь Илья пойдёт на любое преступление, чтобы достать эту форму. | 1 сентября 2011 |
| 12 (342) | Тревога — пропал Вадим. Маша просит Полежайкина найти Вадима. А у Галины Сергеевны в лаборатории отключили электричество, и тут внезапно появляется Максим, ассистент профессора Журавлёва. Он приглашает Галю в кафе. Однако, научный руководитель Галины Сергеевны против всяких контактов с этим человеком. | 2 сентября 2011 |
| 13 (343) | Катя приняла экспериментальные таблетки, повышающие уровень интеллекта у крыс. Теперь она просто поражает всех своими знаниями. Вадим отныне вынужден смотреть «Короткую любовь», а Даша пытается отговорить мужа от очередной поездки на научную конференцию в Санкт-Петербург. | 5 сентября 2011 |
| 14 (344) | Веник поедет на конференцию, проживать он будет у родителей. Но тут возникает проблема: Веник едет к родителям в Питер, а родители в это время едут к нему в Москву. Тем временем, Полежайкин знакомится с новым другом Гали — Максимом. | 6 сентября 2011 |
| 15 (345) | Вадим в квартире Маши проводит кастинг девушек на роль в сериал, а мама Веника и бабушка Даши не могут найти общий язык — предметом их споров является Сонечка. Тем временем, Профессор предлагает Кате устроиться к нему на работу. | 7 сентября 2011 |
| 16 (346) | В лаборатории Профессора официально числятся 3 работника: он сам, Галя и несуществующая Марина. Профессору есть чего опасаться, ведь скоро должен приехать проверяющий, который может обнаружить «мёртвые души». В учительской, по инициативе директрисы, установили камеры — Таисия Кирилловна считает, что в школе должна быть только общественная жизнь и ничего личного. Тем временем, мама Веника и бабушка Даши определяют по тесту, кто из них идеальная бабушка. | 8 сентября 2011 |
| 17 (347) | Из школы уволился сторож, отныне его обязанности будут выполнять сами педагоги, за деньги. Этой ночью дежурить будет Даша. На следующий же день выяснится, что из школы украли спирт. Разрешить эту проблему Даше поможет Галя, правда совсем незаконным путём. У Вадима трагедия — его форма испачкана, а после стирки Маши безнадёжно уничтожена. | 12 сентября 2011 |
| 18 (348) | Даша с Веником пытаются продать лишнюю радио-няню. Профессор собирается установить у своего конкурента Журавлёва прослушивающее устройство, задействовать в этом он собирается Галину Сергеевну. Машу укусил комар, отныне она начинает войну с кровососущими. | 13 сентября 2011 |
| 19 (349) | Профессор не хочет, чтобы Галина Сергеевна уволилась, он пытается её оставить работать в своей лаборатории. Тем временем, Даша с Веником готовы стать дебоширами ради своей выгоды и выгоды Полежайкина. | 14 сентября 2011 |
| 20 (350) | Максим изъявляет желание помириться с Профессором Гали, но вызывает лишь подозрительность у научного руководителя. В «Короткой любви» снимется сам Шаповалов, как приглашённая знаменитость. Там он и познакомится с Машей, пригласит сниматься в новый фильм и попытается соблазнить её. | 15 сентября 2011 |
Сезон 18
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (351) | Пуговка приезжает в Москву, теперь она снова будет учиться в московской школе. С Сонечкой на этот раз посидит Катя — Даша и Веник похоже забыли, что нельзя оставлять ребёнка с ребёнком. Тем временем, Вадим пытается переписать сценарий «Короткой любви», и это ему удаётся — Шаповалова в сериале больше нет. | 24 октября 2011 |
| 2 (352) | В свой класс никак не может вернуться Пуговка: на её место приняли другого ученика, а, согласно законодательству, в классе не должно учиться больше 25 человек. У Маши появляется свой фан-сайт, однако, популярностью он не пользуется. В итоге, чтобы Маша не расстраивалась, Галя, Веник, Вадим и Полежайкин регистрируются на этом сайте, но под другими именами, и пишут восторженные отзывы о таланте актрисы Марии Васнецовой. Маша и вправду думает, что это настоящие поклонники. | 25 октября 2011 |
| 3 (353) | Маша решает организовать встречу со своими фанатами. Они понимают, что Маша может узнать про их обман. Зина приступает к ремонту детской для сына Сергея и Людмилы Васнецовых и требует, чтобы Даша предоставила ей план детской. Позже выяснится то, что оплатить такой грандиозный ремонт Васнецовы не в состоянии. | 26 октября 2011 |
| 4 (354) | Маша отныне ведёт прогноз погоды, а Васнецовы, Жихарёва и лифт задерживают мошенницу. | 27 октября 2011 |
| 5 (355) | Один из поклонников предлагает Маше отправиться в Голливуд автостопом. Пуговка своим фамильным рецептом не оставляет равнодушной даже инспектора РОНО. | 28 октября 2011 |
| 6 (356) | В доме, где живут Васнецовы, проблемы с водопроводом. И это ещё полбеды: в квартиру Вадима, находясь в воинственном расположении духа, ломится сосед снизу. Причина в том, что его затопил Вадим. У Веника с Дашей тоже дела не лучше: Даша вывела из строя новое изобретение Веника, предназначенное для приготовления еды Сонечке. | 31 октября 2011 |
| 7 (357) | Вадим может получить от киностудии комнату в общежитии — но при одном условии: он должен быть женат (комнаты достаются только семейным парам). Поэтому Вадим решает заключить с Машей фиктивный брак. Он не знает, как на это отреагирует сама Маша. Тем временем, весь педагогический коллектив, а также Веник с Дашей ломают голову над одним заданием из олимпиады по русскому языку для 4 класса. | 1 ноября 2011 |
| 8 (358) | Маша больше не хочет выходить замуж за Вадима, после того как узнаёт его фамилию. А из-за Кати служебная рация и мобильный Ильи уничтожены, но как потом оказывается, небезвозвратно — Веник помогает другу. После этого Полежайкин сможет прослушивать все телефонные разговоры в радиусе 110 метров. | 2 ноября 2011 |
| 9 (359) | Вадим не прощает Машу и игнорирует её. Помощь бабушки и Эдуарда не решает проблемы. В итоге, Вадим заключает фиктивный брак с Катей. Тем временем, Веник пытается доказать Даше, что он не тряпка: Жихарёва предлагает ему напиться и показать, кто в доме хозяин. Но уже на следующий день Даша окончательно берёт Веника под свой контроль. | 3 ноября 2011 |
| 10 (360) | Маша и Полежайкин узнают, с кем заключил брак Вадим. Но это ещё не самое страшное — самое страшное то, что Зина теперь сделает всё, чтобы сохранить молодую семью. А гениальное изобретение Веника попадает в руки Профессора Галины Сергеевны. Уж он то не замедлит им воспользоваться, ведь этот прибор по водяным знакам «отыскивает» деньги. | 7 ноября 2011 |
| 11 (361) | Отныне Катя будет жить вместе с Вадимом в общаге, а Илье Зина запрещает встречаться со своей дочерью. Тем временем, у бабушки ломается чуть ли не вся бытовая техника, как она говорит Даше с Веником. Однако скоро с помощью Пуговки они выясняют, что Антонина Семёновна играет в карты на деньги на одном из сайтов. | 8 ноября 2011 |
| 12 (362) | Вадим прячется от Зины в квартире Маши и Гали. Даша с Веником, тем временем, играют в карты с Антониной Семёновной сначала «в сухую», а затем и на печенья. Дальнейший приход Полежайкина делает игру ещё азартней. | 9 ноября 2011 |
| 13 (363) | Веник только и делает, что всеми днями занимается наукой — это беспокоит Дашу, ведь он перестаёт на неё обращать внимание. Зина предъявляет Вадиму требование: в обмен на развод он должен возместить ей моральный ущерб. Вот только эта сумма непосильна для Вадима. И лишь служебное положение Ильи помогает прийти сторонам к консенсусу. | 10 ноября 2011 |
| 14 (364) | Даша начинает действовать радикально — она готова проверить, обратит ли Веник, вообще, внимание на то, как с ней будет флиртовать Эдуард. А Вадим сменил фамилию. | 11 ноября 2011 |
| 15 (365) | Маша из двух зол пытается выбрать меньшее: какую фамилию Вадима после их свадьбы ей взять — Загогулька или Нибаба. Эта история опять заканчивается тем, что свадьба срывается. А Пуговка во время похода в цирк купила котёнка, но Илья утверждает, что это вовсе не котёнок, а маленькая рысь, которая совсем недавно пропала в этом самом цирке. Пуговку подозревают в краже. В поисках рыси в квартиру Даши и Веника приходит дрессировщик. | 14 ноября 2011 |
| 16 (366) | Режиссёр предлагает Маше стать ей вместе с Вадимом «подопытными кроликами». Благодаря этому Маша теперь в титрах будет указываться не только как актриса, но и как сценарист и даже креативный продюсер. Тем временем, Катя пытается добиться прощения у Ильи. Вскоре, выясняется, что «путь через желудок» не подойдёт, нужно искать какой-то другой путь. | 15 ноября 2011 |
| 17 (367) | Олигарх Федотов, занимающий 103 место в списке «Forbes Россия», намерен войти в сотню. Он рассчитывает на помощь Галины Сергеевны, но та не хочет возвращаться в бизнес, а собирается продолжить свою научную деятельность. И тогда Федотов «покупает» у Профессора Галину Сергеевну. Вадим узнаёт про «роман» Маши с режиссёром, а Даша с Эдуардом сегодня пойдут на ночное дежурство в школу. Веник и Людмила Михайловна подозревают своих супругов в измене. | 16 ноября 2011 |
| 18 (368) | Галина Сергеевна приходит в лабораторию и узнаёт, что она уволилась отсюда «по собственному желанию». Эдуард пытается добиться прощения у Людмилы Михайловны, что оказывается совсем непросто, ведь та придумала для своего супруга задание прочитать книгу одного из бульварных издательств, в которой более тысячи страниц. | 17 ноября 2011 |
| 19 (369) | Федотов покупает институт, в котором работает Галя, а Профессор становится её лаборантом. Отныне отдел Галины Сергеевны посвящён одной цели — наука должна приумножить богатства олигарха. Эксперимент, проводимый режиссёром и Машей, обретает счастливый финал, следовательно, и «Короткая любовь» заканчивается оглушительным хеппи-эндом. Учителя стали замечать, что Пуговка — слишком гиперактивный ребёнок. Воспитать усидчивость не помогают даже шахматы с Веником. | 18 ноября 2011 |
| 20 (370) | Максим теперь будет работать в отделе Галины Сергеевны, а Людмила Михайловна требует от Эдуарда автомобиль. «Короткая любовь» удостоилась премии журнала «Мыло», и Маша участвует в церемонии награждения. | 18 ноября 2011 |
Сезон 19
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (371) | Всё семейство Васнецовых переезжает в новый дом. Семья большая, и без конфликтов, конечно, в ней не обойтись (Даша не хочет готовить на всю семью, а Маша, Галина Сергеевна и Пуговка делят комнаты). На помощь приходит Папа, ведь он профессиональный психолог. Приезжает Женя. Вскоре все осознают плюсы совместного проживания. | 3 сентября 2012 |
| 2 (372) | Начало совместной жизни. За роль «альфа-самца» в борьбу с Веником вступает Папа. Мама воспитывает своих дочерей, но Маша считает себя взрослой и её не надо воспитывать. Маша бросает Маме вызов, однако, после этого она вынуждена прятаться в комнате Даши. В результате Галина Сергеевна и Женя срочно покупают собаку, а Веник извиняется перед Папой. | 4 сентября 2012 |
| 3 (373) | Маша никак не может расстаться с одним парнем. И вот она решает воспользоваться очередным методом: избавиться от поклонника с помощью ребёнка Даши. В результате она знакомится с Сергеем Лазаревым. Папу не взяли на работу в ГазРосНефть, Галина Сергеевна и Женя узнают об этом первыми и теперь не знают, как сказать об этом Папе, чтобы он сильно не огорчился. Граф постоянно грызёт обувь Веника. Пуговка и Веник придумывают свои способы отучения домашнего питомца от этой «вредной привычки». | 5 сентября 2012 |
| 4 (374) | Папа наконец-таки находит работу: отныне он личный психолог Олигарха, а Маша устраивается в театр. Женя предлагает Венику заниматься утренней гимнастикой на пляже. Однако, Даша начинает ревновать своего мужа к местным красавицам. | 6 сентября 2012 |
| 5 (375) | Желая избавиться от «семейного рабства», Папа и Веник решают построить баню. В ответ Даша и Мама придумывают свои тактики принуждения мужей к их домашним обязанностям. Тем временем, Маша, Женя, Галя и Пуговка пытаются дрессировать собаку на пляже. | 10 сентября 2012 |
| 6 (376) | Гражданский муж Тамары жуткий ревнивец. И вот он решает познакомиться с начальниками Тамары. В результате Папе приходится спасать от ревнивца своего друга Антонова, а Антонову приходится делать предложение своей любовнице. Маша репетирует роль для съёмок в рекламе, а Галина Сергеевна, после долгого перерыва, посещает занятия в Академии МВД. Сегодня она должна будет стрелять из гранатомёта. | 11 сентября 2012 |
| 7 (377) | Чтобы понять, в чём заключается простое человеческое счастье, Олигарх приходит в гости к Васнецовым. Папе выпадает сложная задача — собрать за общий стол «дружную» семейку. Мама узнаёт, что у Маши нет никаких ночных репетиций, а Галина Сергеевна пытается уединиться, чтобы подготовиться к экзамену. | 12 сентября 2012 |
| 8 (378) | Олигарх отныне живёт в бане, Папа решает его психологические проблемы. Предмет переживаний Федотова на этот раз — то, что с ним все соглашаются. Пуговка начинает вести себя как «маленький аллигатор». Тем временем, Галина Сергеевна переходит в другой, биологический институт, на кафедру к Бабушке, лишая ту работы. В результате все проблемы решает Олигарх. | 13 сентября 2012 |
| 9 (379) | Васнецовы играют в «Монополию» вместе с Олигархом. Галина Сергеевна решает познакомиться с парнем и встречает Иржи. | 17 сентября 2012 |
| 10 (380) | Маша учит Галину Сергеевну, как нужно знакомиться с парнями. Даша, чтобы отвлечь Веника от учёбы, готовит для него романтический ужин. Мама тоже хочет продемонстрировать зятю свои кулинарные таланты. А вот Папа страдает от голода. | 18 сентября 2012 |
| 11 (381) | Галина Сергеевна не может рассказать маме, как она познакомилась с Иржи. Теперь, чтобы попасть с ним на свидание, она учится у Даши врать маме. В результате Галя, Даша и Папа отправляются в Российскую государственную библиотеку. К Олигарху приходит совесть и теперь он не знает, что с ней делать. В итоге, ему приходится всё-таки сделать хоть какую-то часть работы, но своими руками: он вместе с Женей и Машей озеленяет участок Васнецовых. | 19 сентября 2012 |
| 12 (382) | К Венику приезжает мать. Она считает, что Веник с Дашей должны жить отдельно, и снимает им квартиру. Маша тоже твёрдо решила съезжать. Между тем, Галина Сергеевна с Женей устраивают для Аэлиты Степановны экскурсию по Москве. | 20 сентября 2012 |
| 13 (383) | Чтобы купить платье и косметику для свидания с Иржи, Гале приходится вновь работать на Олигарха, правда теперь втайне от Папы. А Федотов тем временем завершает трудотерапию под руководством Папы, и Папа лишается заработка. Мама возвращает Папе уверенность в себе с помощью ссоры Веника и Даши. Маша и Женя делят между собой старую папину машину, а Пуговка «хранит» секрет Даши. | 24 сентября 2012 |
| 14 (384) | Галина Сергеевна вынуждена познакомить Иржи с Ильёй, при этом представляет Илью в качестве своего брата. Женя учит Машу танцевать чечётку, Веник с Пуговкой сооружают будку для Графа, а Даша пытается выспаться. | 25 сентября 2012 |
| 15 (385) | Федотов собирается построить яхт-клуб на месте пляжа неподалёку от посёлка «Лохово», против чего выступают его жители. Организаторами митинга становятся сёстры Васнецовы. Тем временем, Полежайкин продолжает играть роль брата Галины Сергеевны: сегодня Иржи, чтобы стать её «хахалем», должен будет пройти одно испытание. | 26 сентября 2012 |
| 16 (386) | Бабушка собирается познакомить Галину Сергеевну со своим знакомым аспирантом. Но Гале нужно идти на свидание с Иржи, поэтому с бабушкиным аспирантом знакомиться идёт Даша. А у Папы появляются клиенты: этажом выше открывается клиника пластической хирургии, а её клиентам перед операцией, как известно, нужно пройти сеанс психотерапии. | 27 сентября 2012 |
| 17 (387) | Олигарх дарит Васнецовым семейного доктора, который, благодаря своему профессионализму, производит сильное впечатление на женскую половину семьи. Папа ревнует и пытается дискредитировать доктора в глазах домашних, а Маша хочет завоевать внимание доктора, используя Женю. | 19 ноября 2012 |
| 18 (388) | Женя уже выздоровела, но вынуждена по-прежнему ходить на приёмы к доктору. Причина тому — Маша. Соне исполняется год, Даша и мама готовятся к её дню рождения. Веник придумывает «выгуливатель» для собак. Тем временем, Маша придумывает план, как спасти Юру от навязчивой поклонницы. | 20 ноября 2012 |
| 19 (389) | Галина Сергеевна по приглашению Иржи идёт на Венский бал. На балу появляется вездесущий Олигарх. Маша и Женя приглашают Юру в ресторан. Чтобы очаровать доктора, Маша использует Полежайкина и его сокурсников из Академии МВД. | 21 ноября 2012 |
| 20 (390) | Галина Сергеевна знакомит Иржи с семьёй, но не в качестве своего парня. Маша, чтобы произвести впечатление на Юру, уговаривает Женю пригласить того в театр. | 22 ноября 2012 |
Сезон 20
| № серии | Описание серии | Премьера |
|---|---|---|
| 1 (391) | Жене нравится Юра, но она не хочет поступить предательски по отношению к Маше. Олигарха преследуют журналисты, в результате Папе приходится выдавать себя за стоматолога и «лечить зубы» Федотову. Галя придумывает способ общения с Иржи при маме. Правда, исключительно на немецком. | 26 ноября 2012 |
| 2 (392) | Женя вновь уезжает на учёбу в Америку. Маша переживает, что уже третий раз у неё уводит парня сестра. Поговорив с Мамой, она переключается на «учителя немецкого». В итоге, Галина Сергеевна всё рассказывает Маме про Иржи. Тем временем, Веник помогает Папе разместить в Интернете рекламу услуг психологической клиники Васнецова. Однако, реклама приводит к неожиданным последствиям: Папу принимают за киллера. | 27 ноября 2012 |
| 3 (393) | Маша стыдится сказать маме о том, что снялась в судебной телепередаче в роли воровки, мотивируя это тем, что подобные роли недостойны актрис. А вот Жихарёва всерьёз воспринимает Машу воровкой и едет в Лохово во всём разобраться. По ошибке ЗАГСа брак Даши и Веника признан недействительным. Веник готовит романтический сюрприз, но Даша по-своему трактует поведение «бывшего мужа». | 28 ноября 2012 |
| 4 (394) | Папа замечает странное поведение Гали и Ильи и думает, что они вновь встречаются. Тем временем новый режиссёр театра Рубинштейн предлагает Маше и её конкурентке стать ведущими детского телевизионного шоу. | 29 ноября 2012 |
| 5 (395) | Папа хочет освежить отношения с Мамой, в результате чего они попадают в полицию. Олигарх, одержимый желанием делать добрые дела, устраивает Сонечку, дочку Даши и Веника, в элитный детский садик. Но забывает им об этом сообщить. | 3 декабря 2012 |
| 6 (396) | Чтобы донести до Папы правду об Иржи, Галина Сергеевна и Мама отправляют их вдвоём на рыбалку. В результате у Папы появляются проблемы с законом и ему приходится разбираться с рыбнадзором. Маша продолжает переживать, что у неё нет парня. По совету Веника Даша ведёт старшую сестру в «клуб знакомств», где соперничает с ней за мужское внимание. Пуговка борется за верность Булкина. | 4 декабря 2012 |
| 7 (397) | Папа пытается извиниться перед Галиной Сергеевной за то, что посадил её под домашний арест. А сама она хочет извиниться перед Иржи и едет в посольство. Маше предлагают роль девушки Бонда, и она решает уйти из театра ради карьеры кинозвезды. | 5 декабря 2012 |
| 8 (398) | После отъезда Иржи проходит 2 месяца. Галина Сергеевна по-прежнему пытается его забыть. Пуговка идёт в 5 класс и своим хитрым методом «заставляет» Галю писать за неё все сочинения. На съёмках сериала Маша завязывает знакомство со сценаристом, пытаясь превратить, тем самым, свою эпизодическую роль в более значительную. Даша и Веник создают от имени Папы сайт психологической помощи. Их клиентом становится сам Папа. | 6 декабря 2012 |
| 9 (399) | В Лохово приезжает мама Веника. Надеясь избавиться от неё, Даша делает свекрови подарок. Однако, итог получается совсем другим — уезжает мама Даши. Маша отправляется на сеанс психологического тренинга, и чтобы понравиться симпатичному парню, придумывает историю о своём «тиране-отце». | 15 апреля 2013 |
| 10 (400) | Васнецовы не хотят находиться в своём собственном доме. И всё из-за того, что мама Веника целыми днями слушает классическую музыку. В результате Даша и Папа бродят по улице в поисках малобюджетных развлечений, а Веник соглашается в качестве мужа пойти с Машей на встречу с её подругами. | 16 апреля 2013 |
| 11 (401) | Маша боится признаться Папе, что это именно она повредила его машину. Папа думает на соседа и затевает с ним войну. Мама Веника учит Дашу «быть женой» и советует метод, как сделать из мужа подкаблучника. Даша вживается в роль, а вот Аэлите Степановне кажется, что она уже перебарщивает. | 17 апреля 2013 |
| 12 (402) | Даша хочет доказать маме Веника, что она способна получить образование, и уже через 3 дня Даша получает диплом массажистки. Она арендует кабинет Антонова, который в данный момент в отпуске. В отсутствие жены Венику приходится сидеть дома с ребёнком. А к Папе приходит налоговый инспектор, но в качестве пациента. | 18 апреля 2013 |
| 13 (403) | Мама Веника пытается навести свой порядок не только в доме Васнецовых, но и во всём посёлке. Неисправная канализация становится поводом её конфликта с председателем ТСЖ. Папа и Даша соревнуются на работе по количеству клиентов и добавляют друг другу лишних проблем. | 22 апреля 2013 |
| 14 (404) | Даша расстроена: Сонечка произнесла своё первое слово — «мама», но назвав при этом так маму Веника. И теперь Даша, чтобы больше времени проводить с дочкой, берёт её с собой на работу. К Папе, тем временем, обращается клиент, жена которого не хочет иметь детей. А Маша и мама Веника соревнуются в том, кто из них подыщет «более подходящего» парня Галине Сергеевне. | 22 апреля 2013 |
| 15 (405) | Мама Веника уезжает домой. Веник ревновнует Дашу к пациенту. Чтобы жена была «под присмотром», он устраивается секретарём к Папе. Проводя время с Павлом Сергеевичем, Галина Сергеевна, тем не менее, продолжает думать про Иржи. Чтобы помочь сестре переключиться на Павла, Маша организует спектакль с участием гопников. | 23 апреля 2013 |
| 16 (406) | Мама благодаря своим кондитерским талантам устраивается на работу, что ей приносит не только удовольствие, но и деньги. Боясь задеть самолюбие мужа, она ему ничего не рассказывает. А Папа неправильно понимает поведение супруги, пытается вспомнить, какую важную дату их с Людой брака он забыл. Галина Сергеевна хочет объясниться с Иржи и для этого ищет «случайной» встречи с ним. | 24 апреля 2013 |
| 17 (407) | Папа осваивает новую психологическую методику — ставить время «на паузу». Галина Сергеевна встречается и с Павлом Сергеевичем, и с Иржи; её мучает чувство вины. Маша пытается отбить у Гали Павла Сергеевича. А Бабушка приходит к Васнецовым в тех янтарных украшениях, которые Веник подарил Даше (она их передарила Бабушке). Даша боится, что Веник обо всём догадается. | 25 апреля 2013 |
| 18 (408) | В последнее время Папа и Веник стали зарабатывать меньше своих жён. Мама и Даша решают их подбодрить: в результате и Папа, и Веник получают довольно странных заказчиков. Маша, используя опыт одного известного театрального актёра, становится оператором на телефоне доверия. | 26 апреля 2013 |
| 19 (409) | Даша, устав от размеренной семейной жизни, предлагает Венику ролевую игру. Они договариваются встретиться в клубе, однако в действительности встречи не получается, а виной всему возникшие непредвиденные обстоятельства. Иржи готовится ко дню признания в любви. Галина Сергеевна узнаёт об этом, однако именно в этот день её вызывают на дежурство. | 29 апреля 2013 |
| 20 (410) | Под руководством Бабушки женская половина семьи Васнецовых лепит пельмени. Пуговка теряет кольцо Даши и пытается найти его в одном из пельменей. Папу преследует череда неудач, Тамара помогает ему снять «порчу». К Иржи приезжают родители: они нашли ему невесту и хотят, чтобы он женился именно на ней. | 30 апреля 2013 |
Технические данные
Сценарий
«Папины дочки» — первый оригинальный российский ситком, он был полностью придуман в России. Сценарий в среднем пишется со скоростью 2—3 серии в неделю. Это во многом объясняется большим количеством сценаристов — их более 40 человек. Многие из них в прошлом участвовали в КВНе.
Место съёмок
Съёмки 1—18 сезонов проходили на территории московского Второго Механического завода на улице Кржижановского[18] (площадь съёмочного павильона — 1500 кв. м). По краям большого цеха размещены импровизированные маленькие студии — декорации, рассчитанные на большое количество серий (к ним относятся, например, квартира Васнецовых, офис Папы, школа)[19][20][21]. А вот в центре цеха стоят спецстудии — в них периодически строят временные декорации, предназначенные для одной-двух серий. Дневной свет, исходящий из окон, ненастоящий — просто за стенкой стоит прожектор и подсвечивает их.
«Папины дочки» — один из первых российских ситкомов, в котором некоторые сцены стали снимать на открытом воздухе (съёмки «на натуре»): в 127 серии Пуговка гуляла по заснеженной Москве[22], а в 10 и 12 сезонах присутствовали эпизоды в автомобиле — на дорогах Москвы. Съёмка движения машины очень сложна: автомобиль, в котором едут главные герои, устанавливают на специальную платформу, которую тянет микроавтобус. Также в 10—11 сезонах показывали дачу Полежайкиных — это были не «натурные» съёмки, дачу выстроили в павильоне[23].
Однако, к широкому использованию натурных съёмок ситком перешёл лишь с 19 сезона — отныне, как правило, в каждой серии героев сериала можно увидеть и на открытом воздухе[11]. Двор Васнецовых и некоторые другие уличные сцены снимались на территории коттеджа в посёлке Ларюшино (Московская область)[24].
Музыка
Создателями и аранжировщиками заглавной песни «Папины дочки» являются братья Кристовские (группа «Uma2rmaH»)[25]. Иногда в качестве музыкального оформления выступают классические произведения известных композиторов — Гайдна (46), Шопена (181), Бетховена (182), Глинки (187), Штрауса (386, 399, 400), Чайковского (389, 397, 400), Вагнера (403) и других. Некоторые из использованных в сериале песен были специально придуманы для «Папиных дочек»: например, песня о школе (блатняк из 91 серии), «Одуванчики» (168, 185, 197) и её различные кавер-версии: в стиле рока (205), шансона (238), бардовской песни (262).
Список саундтреков, использованных в сериале:
| Исполнитель | Название композиции |
|---|---|
| Uma2rmaH | Папины дочки (заглавная песня сериала) |
| Проститься (79 серия) | |
| Шмели | Печаль |
| Akado | Kuroi Aida |
| Сергей Лазарев | TV or Radio |
| Girlfriend | |
| Almost Sorry (Зачем придумали любовь) | |
| Lost Without Your Love | |
| Игра слов | На банане |
| Дмитрий Юрич | Возвращение ангела |
| Тимати | У нас в клубе (126, 181 серии) |
| Jukebox trio | Я-я-я (331 серия) |
| Народная | La Bamba (376 серия) |
| DJ Smash | Moscow Never Sleeps (377, 379, 380, 383 серии) |
| Я волна Новая волна (409 серия) | |
| Betty Boop Lovers | I Need Only You (393 серия) |
| L-Tune | Daddy (395 серия) |
| MatreShki Girls feat MC Zali | Это наша ночь (395, 409 серии) |
Рейтинг сериала в России
В 2008—2009 годах проект был лидером среди российских ситкомов. На пике популярности «Папины дочки» находились в 2008 году — средняя доля премьерных серий по аудитории «все 6—54» тогда была феноменальной — на уровне 19,9 % (рейтинг 5,0 %). В 2009-м — доля 15,6 % (рейтинг 3,4 %), в 2010-м — 13 % (рейтинг 2,4 %), а в 2011-м году — 11,4 % (рейтинг 1,8 %). Несмотря на снижение показателей, сериал всегда оставался одним из самых рейтинговых проектов канала и продолжал удерживать долю выше средней доли СТС[26]. «Папины дочки. Суперневесты» в 2012 году стартовали с долей 14,1 %, рейтингом 4,0 % (первые 3 серии)[27].
Награды сериала
| Название премии | Номинация | Обладатель премии | |
|---|---|---|---|
| 1. | «ТЭФИ 2008» | «Лучший ситком» | Телесериал «Папины дочки»[28] |
| 2. | «ТЭФИ 2008» | «Лучший продюсер телевизионного художественного сериала» | Вячеслав Муругов, Александр Роднянский и Константин Кикичев (за продюсирование телесериала)[28] |
| 3. | Премия «Женщина года 2008» (по версии журнала «Glamour») | «Команда года» | Мирослава Карпович, Настя Сиваева, Даша Мельникова, Лиза Арзамасова и Катя Старшова (за роли сестёр Васнецовых)[29] |
| 4. | Премия в области аудиовизуальных искусств для детей и юношества «Звёздный мост» (2008 год) | «Лучший телесериал для детей и юношества» | Телесериал «Папины дочки»[30] |
| 5. | Народная премия Украины «Телезвезда» (12.03.2009) | «Любимый актёр» | Андрей Леонов (за роль папы в сериале)[31] |
| 6. | «ТЭФИ 2009» | «Лучший ситком» | Телесериал «Папины дочки»[32] |
| 7. | «ТЭФИ 2009» | «Лучший сценарист телевизионного художественного сериала» | Алексей Троцюк и Виталий Шляппо (за работу над сценарием телесериала)[32] |
| 8. | Премия «Женщина года 2009» (по версии журнала «Glamour») | «Улыбка года» | Нонна Гришаева (за роль мамы в сериале)[33] |
| 9. | Народная премия Украины «Телезвезда» (27.02.2010) | «Любимый сериал» | Телесериал «Папины дочки»[34] |
| 10. | Народная премия Украины «Телезвезда» (27.02.2011) | «Любимая актриса» | Нонна Гришаева (за роль мамы в сериале)[35] |
Съёмочная группа
Генеральные продюсеры:
Продюсеры:
Исполнительные продюсеры:
Креативные продюсеры:
Линейный продюсер:
Управляющий директор:
|
Режиссёры-постановщики:
Телевизионные режиссёры:
Операторы-постановщики:
Композиторы:
|
Руководители сценарной группы:
Сценарная группа:
|
Художники-постановщики:
|
Факты
- «Папины дочки» — первый[36] российский сериал, право на адаптацию которого купил зарубежный телеканал. Немецкий «Das Vierte» приступил к съёмкам сериала «Полный дом дочек» (нем. Ein Haus voller Töchter) весной 2009 года, были отсняты 3 сезона[37]. Однако, высоких рейтингов проект не получил. Главные причины: плохо адаптированные сценарии и неудовлетворительная игра актёров.
- На протяжении 266 серий Ольга Волкова (исполнительница роли Антонины Семёновны) носила парик, и только с 267 серии она впервые появляется со своими натуральными волосами. С 15 сезона Ольга Волкова вновь стала сниматься в парике[38].
- Каждая первая серия почти всех сезонов начинаются последними кадрами предыдущей — последней серии предыдущего сезона, но это не просто повтор, а заново переснятая сцена.
- Часто сценаристы, большинство из которых в прошлом играли в КВН, присваивают персонажам имена бывших КВНщиков. Так, например, имя персонажа сериала — Ильи Полежайкина, — заимствовано у одного из сценаристов, бывшего игрока команды «ЛУНа», который также снимается в сериале в роли Филиппа, брата Ильи. Имена профессоров Илояна и Тарабаева взяты у игроков команды РУДН — Эдуарда Илояна и Сангаджи Тарбаева соответственно; также фамилия Илояна упоминается в 115 и 206 сериях (Эдуард Илоян позже, с 19 сезона, стал продюсером сериала). Одноклассники Даши и Галины Сергеевны — Соболев и Паншина — названы в честь игроков команд «ЛУНа» и БГУ — Евгения Соболева и Анны Паншиной. Заместитель префекта (показанный в 37 серии) также имеет имя КВНщика и сценариста сериала Дмитрия Пермякова. Дедушка девочек Сергей Геннадьевич Ершов носит имя участника команды «Уральские пельмени». В 115 серии упоминается фамилия участника команды РУДН Евгения Донских.
- Девять актёров сериала в детстве снимались в киножурнале «Ералаш» — это Александр Головин (Павел Сергеевич Клюев), Александр Горчилин (Евгений Захаров), Михаил Казаков (Илья Полежайкин), Кирилл Каганович (Феликс Пальцев), Дмитрий Мартынов (Василий Антипов), Иван Ролдугин (Вадим, парень Маши — 60 серия), Анастасия Сиваева (Даша), Владимир Сычёв (налоговый инспектор Лютиков — 33 серия) и Сергей Лазарев (камео — 373).
- В сериале снимались почти все актёры (кроме Ирины Медведевой) скетч-шоу «6 кадров»: Эдуард Радзюкевич (Эдуард Владимирович Радуевич), Галина Данилова (Галина Сергеевна Полежайкина — 125, 147, 148), Фёдор Добронравов (Анатолий Тютчев, двоюродный брат Сергея Алексеевича — 91, 267), Сергей Дорогов (Иван, бард, клиент Сергея Алексеевича — 23), Андрей Кайков (работник министерства образования — 59), Александр Жигалкин (Сан Саныч, директор «Радио-Активного»).
- В одном из эпизодов 201 серии по телевизору идёт 63 выпуск «6 кадров». А в одном из сюжетов 69 выпуска «6 кадров» по телевизору идёт 130 серия «Папиных дочек».
- В сериале присутствует продакт-плейсмент (скрытая реклама) витаминов «Пиковит», шампуня «Schauma», продуктов «Макфа», кукол «Bratz» и «Moxie», детской косметики «Принцесса», продукции «Киндер», молочных продуктов «Простоквашино», таблеток «Ношпа», мази для ног «Венолайф», чая «Akbar» и продукции «Фруто-няня». В повторах ситкома на телеканале «Карусель» были вырезаны все моменты со скрытой рекламой.
- В сериале снимаются актёры, которые в жизни имеют (или имели) родственные связи между собой: Нонна Гришаева и Александр Нестеров; Мирослава и Андрей Карпович; Александр и Степан Самойленко; Филипп, Анатолий и Илья Бледные; Илья и Татьяна Полежайкины; Александр и Анастасия Жигалкины; Александр Олешко и Ольга Белова; Светлана и Валентин Варецкие; Владимир и Алла Малковы; Любовь и Григорий Фирсовы; Елена Ордынская и Николай Аверюшкин.
- В «Большой разнице», в первой пародии на «Папиных дочек», Машу играла Нонна Гришаева, которая сама к тому времени уже начала сниматься в сериале.
- Радио «Активное» реально существует — но оно вещает в городе Балаково Саратовской области на частоте 99,6 FM. В эфире радиостанции музыка в стиле Dance/Club.
- В эпизодах 15—16 сезонов присутствовал закадровый голос рассказчика — каждая серия начиналась с воспоминаний Маши, Даши или Галины Сергеевны (закадровый голос Пуговки появился только однажды — в 319 серии).
- В 156 серии мальчик при виде Палкина говорит: «Я вас видел в „Бумере“. Вы же умерли». Это отсылка к фильму «Бумер», где снимался исполнитель роли Палкина Максим Коновалов.
- Имя персонажа Эдгарда Запашного — дрессировщика Казимира Топазова (365 серия) — возможно, отсылка к Казимиру Алмазову, дрессировщику из кинофильма «Укротительница тигров» (1954), которого сыграл Сергей Филиппов.
Продукция
- Сериал «Папины дочки» лицензионно издаётся на DVD с 16 декабря 2008 компанией «Мьюзик-Трейд», а со 2 июля 2009 также выпускается компанией «Флагман-Трейд».
- Осенью 2008 года издательство «Росмэн» начало публикацию книг серии «Папины дочки». Всего было издано пять книг, основанных на литературном сценарии начальных 44-х серий телесериала: «Папины дочки» (тираж 1-й книги составил 10 тыс. экземпляров), «Папины дочки. Осторожно — дети!» (7 тыс. экземпляров), «Папины дочки. Дела сердечные» (5 тыс. экземпляров), «Папины дочки. Миллион долларов и другие неприятности» (10 тыс. экземпляров), «Папины дочки. Ребёнок для аллигатора» (10 тыс. экземпляров), причем порядок глав литературной адаптации отличается от оригинала, а некоторые эпизоды расширены и дополнены репликами. Автор книг — писатель, журналист, редактор Наталья Аверкиева.
- В декабре 2009 года компания HeroCraft разработала, а компания Alawar Entertainment издала казуальную PC-игру «Папины дочки»[39]. В марте 2011 года компания HeroCraft выпустила продолжение PC-игры под названием «Папины дочки 2»[40].
Напишите отзыв о статье "Папины дочки"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.vokrug.tv/article/show/Papiny_dochki_vozvrashchayutsya_34755/ «Папины дочки» возвращаются] // Вокруг ТВ, 4 июня 2012
- ↑ 1 2 3 [www.redmediatv.ru/video.php?id=5397 Хроники русского сериала. Выпуск № 10. «Папины дочки»] // Телеканал «Много ТВ», 15 мая 2011
- ↑ [www.penza.kp.ru/daily/24273/468980/ Актриса Галина Данилова: «Я должна была стать секретаршей в „Папиных дочках“»] // Комсомольская правда, 7 апреля 2009
- ↑ [www.kp.ru/daily/24148/364731/ Сериал «Папины дочки»: к Васнецову вернётся Оксана] // Комсомольская правда, 19 августа 2008
- ↑ [eg.ru/daily/cadr/10231/ Обыкновенное чудо Андрея Леонова] // Экспресс-Газета, 4 апреля 2008
- ↑ [mirnov.ru/arhiv/mn966/mn/14-2.php Леонов ушёл из семьи, но вернулся в кино] // Мир новостей, 23 февраля 2013
- ↑ [www.kp.ru/daily/24462.4/622984/ Андрей Леонов вернулся к «Папиным дочкам»] // Комсомольская правда, 25 марта 2010
- ↑ [www.echo.msk.ru/programs/tv/711223-echo/ Телехранитель: «Папины дочки». Последний сезон] // Эхо Москвы, 19 сентября 2010
- ↑ [www.kp.ru/daily/25649.3/812585/ «Папины дочки»: возвращение по требованию] // Комсомольская правда, 10 марта 2011
- ↑ [vmurugov.livejournal.com/31267.html#cutid1 Интернет-конференция Вячеслава Муругова] // Живой Журнал, 14 февраля 2012
- ↑ 1 2 [www.vokrug.tv/article/show/Papiny_dochki_Liza_Arzamasova_vstretit_nastoyashchego_printsa_35222/ «Папины дочки»: Лиза Арзамасова встретит настоящего принца] // Вокруг ТВ, 19 июля 2012
- ↑ [ctclove.ru/projects/serial/papiny_dochki/video/exclusive/teper_oni_supernevesty/ Третий куплет заглавной песни сериала] // видео из раздела анонсов на сайте «СТС Love»
- ↑ [video.tcm10.ru/?v=201310070730Murugov Вместе: Гость программы — генеральный директор СТС Вячеслав Муругов] // Телеканал «СТС-Мир», 7 октября 2013
- ↑ 1 2 [echo.msk.ru/programs/tv/1222037-echo/#element-text Телехранитель: итоги года и планы канала СТС] // Эхо Москвы, 22 декабря 2013
- ↑ [www.echo.msk.ru/programs/tv/536767-echo/ Телехранитель: «Папины дочки» и другие телевизионные «дочки» СТС] // Эхо Москвы, 31 августа 2008
- ↑ [penza.kp.ru/daily/24474.4/632090/ Вячеслав Муругов: «Громоздкие ток-шоу — это динозавры. Их время давно прошло…»] // Комсомольская правда, 15 апреля 2010
- ↑ [www.kp.ru/daily/24243.3/441841/ Андрей Малахов: «Мне не нужна известная жена!»] // Комсомольская правда, 12 февраля 2009
- ↑ [vmdaily.ru/showarticle.php?id=241305 Андрей Леонов: Мне очень хочется, чтобы мой сын мной гордился] // Вечерняя Москва, 15 ноября 2007
- ↑ [www.kp.ru/daily/24244.5/443518/ Сериал «Папины дочки»: Лошадка Пуговки объездила пол-Европы!] // Комсомольская правда, 16 февраля 2009
- ↑ [www.kp.ru/daily/24493.3/647397/ В каких условиях живут «Папины дочки»?] // Комсомольская правда, 20 мая 2010
- ↑ [www.kp.ru/daily/25700.3/901560/ Как живут «Папины дочки» в новом сезоне] // Комсомольская правда, 9 июня 2011
- ↑ [kp.ru/daily/24213/416864/ «Папины дочки»: Пуговка ушла из дома] // Комсомольская правда, 12 декабря 2008
- ↑ [7days.ru/article/tvnets/papiny-dochki-edut-na-dachu/1 «Папины дочки» едут на дачу] // 7 дней, 21 июля 2009
- ↑ [www.kp.ru/daily/25960.2/2899829/ Загородная жизнь «Папиных дочек»] // Комсомольская правда, 3 октября 2012
- ↑ [vdclip.ru/catalog/umaturman-papiny-dochki Песня группы Uma2rmaH «Папины дочки»]
- ↑ [www.varietyrussia.com/tv/05-06-2012/papiny-dochki-vernutsya-na-tv-s-kino-klishe/ «Папины дочки» вернутся на ТВ с кино-клише] // Variety Russia, 5 июня 2012
- ↑ [www.everest-sales.ru/hotnews/ «Папины дочки. Суперневесты» в лидерах прайм-тайма!] // ЭвереСТ-С, 7 сентября 2012
- ↑ 1 2 [www.tefi.ru/ru/tefi/Tefi_2008 ТЭФИ-2008]
- ↑ [www.spletnik.ru/events/10377-zhenshcina-goda-po-mneniyu-zhurnala-glamour.html «Женщина года» по мнению журнала Glamour] // spletnik.ru, 17 октября 2008
- ↑ [www.proficinema.ru/mainnews/awards/detail.php?ID=43178 Театролунный Звёздный мост] // ПрофиСинема, 26 ноября 2008
- ↑ [donbass.ua/news/culture/tv/2009/03/12/vybrali-ukrainskih-telezvezd-2008.html Выбрали украинских «телезвёзд-2008»] // donbass.ua, 12 марта 2009
- ↑ 1 2 [www.tefi.ru/ru/tefi/Tefi_2009 ТЭФИ-2009]
- ↑ [www.glamour.ru/celebrity/news/384756/ Женщинами года Glamour 2009 стали Тина Канделаки и Ксения Собчак] // Glamour, 20 ноября 2009
- ↑ [korrespondent.net/showbiz/cinema/1051957-nazvany-pobediteli-premii-telezvezda Названы победители премии Телезвезда] // Корреспондент, 28 февраля 2010
- ↑ [focus.ua/society/172569/ Народная премия Телезвезда нашла своих героев] // focus.ua, 28 февраля 2011
- ↑ [show.afisha.ru/rating/series_on_export 10 русских сериалов на Западе: Папины дочки]
- ↑ [www.kp.ru/daily/24389.4/568038 «Папины дочки»: Российская Пуговка встретилась с немецкой сестрой] // Комсомольская правда, 5 ноября 2009
- ↑ [www.kp.ru/daily/25896.4/2854719/ Режиссёр «Папиных дочек» Ирина Васильева: «Девчонки из сериала реже видят своих настоящих пап и мам, чем Леонова и Гришаеву»] // Комсомольская правда, 7 июня 2012)
- ↑ [pc.herocraft.com/ru/games/daughters/ Игра «Папины дочки»] (рус.). Проверено 15 декабря 2009. [www.webcitation.org/65tU9V5Ju Архивировано из первоисточника 3 марта 2012].
- ↑ [www.herocraft.com/pd2/ Игра «Папины дочки 2»] (рус.). Проверено 1 апреля 2011. [www.webcitation.org/65tUAPMMJ Архивировано из первоисточника 3 марта 2012].
Ссылки
- [ctc.ru/projects/serials/papiny-dochki/ Страница сериала на официальном сайте «СТС»] (рус.)
- [ybw-group.ru/#section-full-project?url=%2Fproject%2Fpapiny-dochki-supernevesty Папины дочки. Суперневесты] на сайте продюсерской компании «Yellow, Black and White» (рус.)
- [www.ctc-kazan.ru/news/tag/папины%20дочки Новости сериала] на сайте «СТС-Казань» (рус.)
- [www.youtube.com/playlist?list=PL18DE97BEF48C05F2&feature=plcp Официальный канал пользователя «Телеканал „СТС“» — плей-лист «Папины дочки»] на сервисе видеохостинга «YouTube» (рус.)
- «Папины дочки» (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Папины дочки
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.
– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:
Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.
25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.
25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.
Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.
Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.
Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.
Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.
Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.
Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.
Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
