Папоцезаризм
Папоцезари́зм, или Папокесари́зм (от лат. papa — «папа» и лат. caesar — «цезарь») — экклезиологический термин, введённый в историографию с XIX века для обозначения таких отношений между церковью и обществом, включая монархов (императорскую, королевскую, царскую власть), при которых духовное лицо, первый церковный иерарх (чаще всего Папа Римский), сосредоточило в своих руках как светскую, так и духовную власть.
Период с XI по XIV век является периодом высшего развития папоцезаризма на Западе, в Католической церкви. Об отношениях между понтификом и монархами этого периода изложено в сочинениях Бернарда, Фомы Аквинского, Николая Кузанского. Начиная XIV века отношения между духовной и светской властью меняются. Государство отвоевывает свою независимость от церкви. А в Англии система папоцезаризма сменилась после Реформации на систему цезарепапизма.
В России периодом господства папоцезаризма является правление на патриаршестве Филарета Романова, когда именно он сосредоточил в своих руках как духовную, так и светскую власть с 24 июня 1619 года по 1 октября 1633 год. Проявлением папоцезаризма является отдельные периоды правления Патриарха Никона, начиная с 25 июля 1652 года. Например, во время военного похода в 1654 году Алексея Михайловича против Польши, Патриарх Никон в отсутствии царя в Москве состредоточил в своих руках как духовную, так и светскую власть.
Правление архиепископа Макариоса III на Кипре с 16 августа 1960 года по 15 июля 1974 года, когда Макариос III одновременно был главой государства — президентом Республики Кипр и предстоятелем Кипрской православной церкви также является проявлением папоцезаризма.
Профессор православного богословия в Hellenic College Holy Cross Greek Orthodox School of Theology, священник Стенли Сэмюэл Харакас[1] (англ. Stanley Samuel Harakas), клирик Американской архиепископии Константинопольского Патриархата выделяет четыре основные формы взаимоотношений между церковью и государством:
- Разделение церкви и государства. В этом случае, государство может быть нейтральным, дружелюбным, или враждебны по отношению к церкви.
- Папоцезаризм. Церковь или религиозный деятель руководит государством.
- Цезарепапизм. Государство руководит церковью.
- Симфония. Церковь и государство являются взаимодополняющими и имеют взаимное уважение к друг другу.[2]
См. также
Напишите отзыв о статье "Папоцезаризм"
Примечания
Ссылки
- Сергий Булгаков. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/ortodox/Article/Bulg_PravGos.php Православие и государство] // Православие. Очерки учения православной церкви. — 3-е изд. — Paris: YMCA-PRESS, 1989. — С. 331—344.
- Владимир Федоров (протоиерей) Православие: Pro et contra : Осмысление роли Православия в судьбе России со стороны деятелей русской культуры и Церкви, Российская академия образования. Северо-западное отделение, Русский христианский гуманитарный институт Русского христианского гуманитарного института, 2001 год стр. 660
- Н. А. Бердяев Духовный кризис интеллигенции, 2001 год стр. 230
- Религиоведение: энциклопедический словарь А. П Забияко, Александр Николаевич Красников, Екатерина Сергеевна Элбакян Академический проект, 2006
- Борис Павлович Кутузов Церковная "реформа" XVII века как идеологическая диверсия и национальная катастрофа 2008 год
Отрывок, характеризующий Папоцезаризм
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
