Папский Григорианский университет
| Папский Григорианский Университет (PUG, Gregoriana) | |
 | |
| Оригинальное название |
Pontificia Universitas Gregoriana, Universitas Gregoriana Societatis Jesu |
|---|---|
| Девиз |
Religioni et Bonis Artibus |
| Год основания | |
| Тип | |
| Ректор | |
| Расположение | |
| Сайт |
[www.unigre.it unigre.it] |
Папский Григорианский Университет (лат. Pontificia Universitas Gregoriana, Universitas Gregoriana Societatis Jesu) — университет в Риме, основан в 1551 Игнатием Лойолой и Франциском Борджа и названный в начале Scuola di grammatica, d’umanita e dottrina cristiniana («Школа грамматики, гуманитарных наук и христианского учения»); был известен также как Collegium Romanum (Римская коллегия). Григорианский университет имеет факультеты богословия, философии, канонического права, истории Церкви, миссиологии, общественных наук; при университете существуют институты духовной жизни, психологии, религиозных исследований, астрономическая обсерватория, а также Высшая школа латинского языка и литературы.
История
Кафедры богословия и философии Григорианского университета были основаны в 1553 году и имели право присваивать ученые степени, согласно апостолическому посланию Sacrae religionis (1552) папы Юлия III. Для иностранных студентов при Григорианском университете были открыты Германская (основана в 1552), Греческая (основана в 1557), Английская (основана в 1578), Венгерская (основана в 1579, в 1580 объединена Германской), Польская (основана в 1582), Маронитская (основана в 1584) и Шотландская (основана в 1600) коллегии. Значение университета для Церкви и возросшее число студентов при недостатке средств побудили папу Григория XIII заново определить академические права университета (конституция Quanta in vinea, 1578) и обеспечить материальные условия обучения, а также строительство нового здания (1582—1584); в знак признательности за заслуги этого папы университет и был назван Григорианским. После роспуска Ордена иезуитов (1773) Григорианским университетом руководила коллегия из трех кардиналов; когда же орден был восстановлен, папа Лев XII издал бреве Cum multa in Urbe (1824), согласно которому Григорианский университет вновь был передан иезуитам. В 1876 году папа Пий IX дополнил Григорианский университет факультетом канонического права (что было подтверждено папой Львом XIII в 1896); в 1918 году была организована кафедра аскетического и мистического богословия (с 1958 года — Институт богословия духовной жизни). В 1924 году папа Пий XI учредил Высшую школу латинского языка и литературы, а в 1928 году объединил Григорианский университет с Папским Библейским институтом и Папским Восточным институтом. В 1932 году папа Пий XI повелел открыть в Григорианском университете факультет истории Церкви и миссиологии. В 1970 году при богословском факультете Григорианского университета создан Папский институт «Regina mundi», предназначенный для монахинь, желающих получить высшее богословское образование. В 1971 году при Григорианском университете открыт Институт психологии и Институт религиозных исследований. В 1972 году в Григорианском университете создан факультет общественных наук.
Деятельность
Современное здание Григорианского университета было построено в 1931 году на средства папы Пия XI по проекту архитектора Б. Берлуцци; важную роль в осуществлении этого проекта сыграл генеральный настоятель Ордена иезуитов В. Ледуховский. При Григорианском университете действуют типография (с 1552) и библиотека, в 2000 насчитывавшая 700 тыс. томов (из них 25 тысяч редких книг) и 3 тысяч наименований периодических изданий. Издательская деятельность Григорианского университета, помимо публикации научных трудов и монографий, включает издание журналов Periodica de re morali, canonica, liturgica (с 1903), Gregorianum: Commentarii de re theologica et philosophica (с 1920), Archivium historiae pontificiae (с 1963), издательских серий Miscellanea historiae pontificiae (с 1939), Studia missionalia (с 1943), Studia socialia (с 1956), Acta nuntiaturae Gallicae (с 1961), Documenta missionalia (с 1965), Studi critici sulle scienzi (с 1966) и периодических изданий Библейского и Восточного институтов. Филиалами Григорианского университета являются Центр социологических исследований в Риме, Высший институт канонического права в Рио-де-Жанейро, Институт богословия в Монтевидео и другие.
Известные сотрудники
- Карл Йозеф Беккер — священник, иезуит, преподавал догматику (с 1969 по 2003 гг.), кардинал с 18.01.2012 года.
Выпускники университета
Среди выпускников Григорианского университета — 20 святых, 29 блаженных и 14 римских пап.
Папы, окончившие Григорианский университет:
- Григорий XV
- Урбан VIII
- Иннокентий X
- Климент X
- Иннокентий XII
- Климент XI
- Иннокентий XIII
- Климент XII
- Лев XIII
- Бенедикт XV
- Пий XI
- Пий XII
- Павел VI
- Иоанн Павел I
Также выпускником Григорианского университета был Нерсес Бедрос XIX — Патриарх Армянской католической церкви.
В Григорианском университете преподавали Роберт Беллармин, Франсиско Суарес, Габриэль Васкес и другие выдающиеся католические богословы. Выпускниками Григорианского университета являются многие кардиналы и епископы. В настоящее время в Григорианском университете работают около 300 преподавателей и учатся более 2,5 тысяч студентов.
Напишите отзыв о статье "Папский Григорианский университет"
Ссылки
- [www.unigre.it/ Официальный сайт Папского Григорианского Университета] (англ.)
- [www.unigre.it/newbiblio/index_en.htm Библиотека Папского Григорианского Университета] (ссылка на английскую страницу Библиотеки)
Отрывок, характеризующий Папский Григорианский университет
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
