Парагвайская кампания

Парагвайская кампания
Основной конфликт: Война за независимость испанских колоний в Америке
Дата	сентябрь 1810 года — март 1811 года
Место	Парагвай
Итог	победа парагвайцев, независимость Парагвая от Буэнос-Айреса, а несколько месяцев спустя - и от Испании.
Противники
Соединённые провинции Южной Америки Парагвай
Командующие
Мануэль Бельграно Бернардо де Веласко Фульхенсио Йегрос
Силы сторон
ок. 1,000 — 2,000 испанцы: ок. 1,500 парагвайцы: ок. 3,500
Потери
ок. 500 — 1,000 ок. 500 — 1,000

Парагвайская кампания (1810—1811) — попытка войск Соединённых провинций Южной Америки под командованием Мануэля Бельграно подчинить территорию Парагвая в условиях Майской революции. Парагвайцы считают эти события войной за независимость. В первых боях при Кампичуэло и Маракане аргентинцы одержали победы, однако в последующих сражениях при Парагари и Такуари они были разбиты. Бельграно был вынужден завершить кампанию, а через несколько месяцев Парагвай добился независимости и от Испании.

Предыстория

Через три месяца после создания Временной правительственной хунты в Буэнос-Айресе Мануэль Бельграно был назначен главнокомандующим армии, предназначенной для обеспечения поддержки силам революции в Корриентесе, Санта-Фе, Парагвае и на Восточной полосе. Несколько дней спустя его цель стала более конкретной: он должен был занять территорию Парагвая. Хунта имела информацию, что анти-испанская патриотическая партия в регионе была сильна, и небольшой армии было бы достаточно, чтобы взять Парагвай под контроль. Доверившись информаторам, Бельграно выдвинулся в Парагвай, чтобы добиться поддержки хунты в Парагвае или способствовать формированию там нового правительства, которое оставалось бы в дружеских отношениях с Буэнос-Айресом.

Бельграно направился на север с почти 200 солдатами, рассчитывая собрать больше людей на своем пути к реке Парана. Солдаты из Сан-Николаса и Санта-Фе действительно пополнили ряды армии Бельграно, а затем хунта прислала подкрепление из 200 солдат. Армию Бельграно приветствовало большинство населения, встреченного по пути, в неё вливались отряды новобранцев из окрестных деревень. Наконец, сформировалась армия из 950 солдат — пехотинцев и кавалерии, — разделенных на четыре полка, усиленных артиллерийским расчетом каждый.

Парагвайский Конгресс 24 июля 1810 года

«Этот конгресс не станет обсуждать, является ли этот содомит [король Испании] или его немощный сын нашим правителем. Никто из них более не имеет власти в Парагвае. Этот Конгресс должен обсудить способы защиты нашей независимости от Бразилии, Буэнос-Айреса и Лимы… Парагвай — свободная и независимая республика…» Хосе Гаспар де Франсия, речь на конгрессе 24 июля 1810 года.

Парагвай был одним из самых отдаленных регионов испанской колониальной империи, что делало идеи независимости в стране особенно сильными. Для самих парагвайцев их независимость началась с Конгресса 24 июля 1810 года, на котором был заявлен отказ признать власть Буэнос-Айреса, заявившего об отделении от испанской колониальной империи. Доктор Хосе Гаспар де Франсия и другие патриоты взяли ситуацию в стране под контроль и начали работать над провозглашением независимости и от вице-королевства Рио-де-ла-Плата, и от Испании. Бельграно проигнорировал решения Конгресса и вторгся в Парагвай, полагая, что найдет широкую поддержку среди местного населения. В политических кругах Парагвая присутствовали три основные тенденции: те, кто поддерживал регентский совет, те, кто поддержал хунту в Буэнос-Айресе, и те, кто поддержал декларацию о независимости.

Кампания

К концу октября армия Бельграно остановилась в районе Курусу-Куатия, где проходила старая граница между аргентинской провинцией Корриентес и парагвайским Япейю. К ноябрю его армия достигла реки Парана возле острова Апипе, где Бельграно принял меры, чтобы привлечь на свою сторону туземцев, живших в миссиях. Он даровал местным жителям полные гражданские и политические права, предоставил землю, разрешил торговать с Соединёнными провинциями Южной Америки, возродил общественные и религиозные институты. Однако позднее хунта потребовала от Бельграно не брать на себя подобные полномочия без разрешения.

С этого времени аргентинская армия перешла на территорию провинции Канделария, которая стала плацдармом для нападения на Парагвай. Рельеф местности изначально давал преимущество находившимся в регионе испанским войскам под командованием Веласко: река Парана, почти в 1 км шириной, была эффективным естественным барьером между армиями. 19 декабря Бельграно на лодках пересек Парану, и вскоре в битве при Кампичуэло обратил испанско-парагвайскую армию в бегство. Бельграно обнаружил армию Веласко с вершины холма Мбаэ, и, несмотря на численное превосходство противника, приказал атаковать, уповая на боевой дух своих солдат. В следующей битве при Парагуари войска Бельграно имели изначальное преимущество, но в конце концов сказалось численное превосходство солдат Веласко, чьи ряды пополнили около 3500 парагвайских добровольцев. Даже потеряв около 120 солдат, Бельграно хотел продолжать бой, но его советники убедили его отступить. При этом решение Бельграно о продолжении борьбы основывалось на его вере в превосходство его солдат над наспех обученными парагвайскими патриотами.

Армия Бельграно встала у Такуари, внимательно наблюдая за маневрами объединенной парагвайской армии Фульхенсио Йегроса и Мануэля Атанасио Кабаньяса. Эта армия насчитывала почти три тысячи солдат, в то время как у Бельграно осталось лишь четыре сотни. Парагвайцы атаковали аргентинцев сразу с нескольких сторон в битве при Такуари 9 марта. Бельграно предложили сдаться, но он отказался. Он перестроил оставшихся 235 солдат и приказал своему секретарю сжечь все документы и переписку, чтобы предотвратить их попадание в руки врага. Бельграно организовал артиллерийский залп, заставивший парагвайцев рассеяться, и начал выбираться из окружения через открывшийся коридор. После завершения маневра Бельграно отправил к парагвайцам парламентеров, заявив, что он прибыл в Парагвай, чтобы помочь, а не покорить, но, учитывая враждебность парагвайцев, он был вынужден покинуть провинцию.

Последствия

Парагвайская кампания обернулась полным разгромом хунты в Буэнос-Айресе с военной точки зрения. Для парагвайцев поражение Бельграно стало залогом независимости от Буэнос-Айреса и началом их будущей свободы от власти Испании. В дальнейшем отношения между Парагваем и Аргентиной оставались напряженными.

Литература

• Luna Félix. Grandes protagonistas de la Historia Argentina: Manuel Belgrano. — Buenos Aires: Grupo Editorial Planeta, 2004. — ISBN 950-49-1247-8.
• García Mellid Atilio. Proceso a los Falsificadores de la Historia del Paraguay, Volumen I. — Buenos Aires: Ediciones Theoria, 1964.
• Thompson George. The War in Paraguay. With a historical sketch of the country and its people and notes upon the military engineering of the war. — London: Longmans, Green and Co., 1869.
• Bray Arturo. Hombres y Epocas del Paraguay, Primer Volúmen. — Asuncion: Ediciones Niza, 1954.
• Mitre Bartolomé. Historia de Belgrano y la Independencia Argentina, Dos Volúmenes. — U.S.A.: Nabu Press, 2011. — ISBN 9781247596389.
• Vittone Luis. Dos Siglos de Política Nacional. — Asunción: Imprenta Militar, 1976.
• Moreno Fulgencio R. Estudios sobre la Independencia del Paraguay, Volumen I. — Asunción: Ediciones América, 1926.

Отрывок, характеризующий Парагвайская кампания

– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.