Парамаунт-Плаза

Парамаунт-Плаза — 48-этажный небоскреб на Бродвее, в котором находятся два театра. В октябре 2006 года небоскреб занял 46-е место в списке самых высоких зданий Нью-Йорка.

Здание, разработанное по проекту компании Эмери Рос и Сыновья, было построено в 1970 году на месте Театра Капитоль (англ. Capitol Theatre) компанией Арис-Бразерс, которая в те годы называла себя крупнейшим частным застройщиком в Нью-Йорке.

Башня высотой 204 метра, занимающая большую часть квартала на западе от Бродвея между Западной 51-й и 50-й улицами, имеет общую площадь 208 200 кв. м.

Первоначально башня называлась Арис-Билдинг в честь разработчиков, а дочерний театр (позже переименованный в Театр Джорджа Гершвина (англ. Gershwin Theatre)) являлся одним из самых больших на Бродвее. Также в здании существовал меньший театр.

Арис-Бразерс продали здание Корпорации Кинни, которая с 30% свободных площадей привела его к банкротству, прежде чем оно оказалось в руках Парамаунт Инвестмент Груп.

Парамаунт переименовала здание. Частично здесь были сняты «Король комедии» и Бесшумное Кино. Театр Арис был переименован в Гершвин. Южный из двух комплексов на Бродвее имел тренажерный зал и выход на станцию метро 50-я Улица. В северном комплексе находится тематический ресторан Марс 2112 (англ. Mars 2112). Также в этом здании располагается компания Делойт Туш Томатсу.

Информация

• Адрес: 1631—1649 Broadway

Отрывок, характеризующий Парамаунт-Плаза

Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.