Пардес

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Пардес (ивр.פרדס‏‎, букв. «фруктовый сад») — нотарикон (акроним) («ПаРДеС»), обозначающий четыре уровня понимания и толкования Торы. Также — поэтическое название Торы[1].

Уровни ПаРДеС:

Каждый уровень интерпретации предполагает расширенное понимание текста, которое не противоречит смыслу других уровней или раскрывает смысл текста через антиномии.

Некоторые талмудисты полагают, что третий уровень — это Дин (ивр.דין‏‎, букв. «закон»). Согласно этой интерпретации Драш подразделяется на Ремез, гомилетическое истолкование, и Дин, юридическое истолкование.





Экзотерическое и эзотерическое толкование

  • Экзотерическое толкование подразумевает прочтение писания в контексте физического мира, человека и его понятий. Первые три уровня толкования представляют экзотерическую традицию, представленную такой раббанистической литературой как Талмуд, Мидраш и другими экзотерическими комментариями.
  • Эзотерическое толкование подразумевает, что поверхностный смысл текста, который, как и в любом эзотерическом тексте, может быть правдой, однако, не выражает истинного замысла автора, а скрывает его от непосвященных. Настоящий смысл текста является тайной, скрытой за обманчивым непосредственным смыслом. Четвертый уровень интерпретации, Сод, относится к эзотерическому (ивр.ניסתר‏‎, нистар, «тайное, спрятанное») смыслу, и раскрывается независимо друг от друга в двух традициях: в мистической (каббала) и в метафизической традиции Еврейской философии. Каббалисты и рационалисты спорили, кто из них является носителем истинного смысла тайной доктрины иудаизма, но несмотря на это и те и другие интерпретировали одни и те же классические раббанистические легенды и эзотерические пассажи из Талмуда (Маасе Берешит и Маасе Меркаба), хотя и по-разному. Если рационалисты настаивали на идее трансцедентности Бога в духе западной философии, то каббалисты настаивали на имманентности Бога и его эманации, что роднит учение каббалы с неоплатонизмом.

Как мистическое, так и рациональное направление эзотерического иудаизма, однако, базируются на раввинистической литературе и соблюдении заповедей, принятых во всех направлениях, в Пшат , Ремез и Драш. Таким образом, еврейская религиозная эзотерика неотделима от экзотерического иудаизма. Эзотерический смысл не отрицает истины экзотеризма, а скорее усилиливает необходимость экзотерического еврейского закона (Галахи) и практического соблюдения 613 заповедей, как плана Бога в Творении.

Каббала раскрывает способы толкований и их значение. Человек должен подняться по четырём мирам, соответствующим уровням постижения Торы, экзотерическое и эзотерическое толкование связаны между собой, как звенья цепи, символизирующие разные уровни, которых достиг человек в своём постижении мира.

Галаха и Аггада в Пшат, Ремаз и Драш

Все три экзотерических способа толкования Торы делятся на два больших раздела, Галаха (еврейский закон), предписывающий правила и нормы жизни и Аггада (сказание), теологическая и повествовательная традиция. Пшат(прямое толкование), Ремез(намёк, аллегория) и Драш(гомилистическое толкование) являются методами как Галахической так и Аггадической экзегетики.

Примеры

Пшат

והארץ, הייתה תוהו ובוהו (вээрец айта тоу вавоу), в русской Библии эта фраза переводится: «и земля была безвидна и пуста».
Раши трактует это так: на иврите слово тоу означает удивление, изумление, а слово воу означает пустоту, значит смысл фразы — «изумление и запустение», это значит, что тот, кто увидел бы Землю был бы удивлён и изумлён.

Ремез

Аггадический пример:
Традиционный раббанистический текст, объясняющий 6 дней творения как шесть тысяч лет существования мира, и шаббат как седьмой миллениум Мессианской эры. Первые две тысячи лет от Адама, через Ноя и Вавилонскую башню, к Аврааму были 2000 лет, когда Бог был сокрыт. Следующие 2000 лет, от Израильских патриархов, через дарование Торы на Синае, к Первому и Второму Иерусалимским храмам, были 2000 лет божественной открытости. Последние 2000 лет в ожидании прихода Мессии являются годами балланса между сокрытием и открытием Божественного.
Намёк(Ремез) был найден в первой строке Торы:
«Вначале создал Бог небо и землю»
בראשית ברא אל-הים את השמים ואת הארץ.
Из семи слов на иврите, присутствующих в этой фразе, только слово שמים (небеса) не имеет буквы א (Алеф), которая является первой буквой алфавита и её значение равно 1 (гематрия). Алеф этимологически намекает на слово Алуф(Глава, властитель) и Элеф(тысяча), первое представляет единого бога, второе тысячу лет. Еврейские корни слов обычно состоят из трёх согласных, а гласные не пишутся, но произносятся. Иврит читается справа налево. Из шести слов с буквой алеф, в первых двух алеф третья буква, обозначая Бога в первые 2000 лет, в следующих двух алеф стоит в начале слова, обозначая раскрытие Бога в последующие 2000 лет, и в последних двух алеф стоит второй буквой, символизируя баланс между сокрытием и раскрытием в последние 2000 лет.
Это пример аллюзий способа толкования Ремез, однако такой способ получил развитие в мистической традиции, по каббалистической доктрине бог творил мир при помощи 22 еврейских букв в Торе.

Драш(Мидраш)

Рабби Симлай определил, что 613 заповедей были даны Моисею на горе Синай, исходя из того, что гематрия слова «Тора» составляет 611, к этому нужно добавить две первые из десяти заповедей, сказанные Богом от первого лица, и вместе получится 613, количество заповедей в иудаизме.

Сод

Маймонид:
Книга Путеводитель растерянных Маймонида стала главным трудом средневековой еврейской философии. В ней он провозглашает своё намерение скрыть от простого читателя свои объяснения эзотерического значения Торы на уровне Сод. Религиозные Еврейские рационалисты считали Аристотелизм Маймонида альтернативой метафизике каббалы,[5] также, как и общепринятый академический взгляд на философию Маймонида. Согласно этому взгляду, только средневековые рационалисты и их современные последователи могут расширить возможность человека понять божественное откровение, а не теософские системы типа каббалы. Некоторые академические исследователи считают, что проект Маймонида был направлен против протокаббалы его времени.[6] Каббалисты и их последователи, напротив, читали Маймонида в соответствии с каббалой, и считали его предтечей каббалистики.[7] Согласно этому мнению, Маймонид использовал рационализм для защиты иудаизма, а не для ограничения уровня Сод исключительно рационализмом. Его рационализм, если не рассматривать его, как оппозицию каббале,[8] помог каббалистам избавиться от ошибочных антропоморфных интерпретаций, свойственных раннему еврейскому мистицизму, [9] хотя каббалисты считают своё учение единственным способом для человека постигнуть божественные истины.[10]

См. также

Напишите отзыв о статье "Пардес"

Ссылки

  • [www.toldot.ru/rus/articles/art/1307 Что такое «Пардес»], Рав Бенцион Зильбер
  • [www.kabbalah.info/rus/content/view/full/31403 «Четверо вошли в пардес»], объяснение Рава Йегуды Ашлага
  • [www.jewishencyclopedia.com/view.jsp?artid=1029&letter=B&search=Exegesis Biblical Exegesis]

Примечания

  1. [www.toldot.ru/rus/articles/art/1307 "Что такое «Пардес»], Рав Бенцион Зильбер
  2. [www.eleven.co.il/article/15497 Пшат] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  3. www.jewishencyclopedia.com/view.jsp?artid=225&letter=P Peshat. Jewish Encyclopedia
  4. [www.eleven.co.il/article/15275 Драш] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  5. Such as the first (religious) criticism of Kabbalah, Ari Nohem, by Leon Modena from 1639. In it, Modena urges a return to Maimonidean Aristotelianism. The Scandal of Kabbalah: Leon Modena, Jewish Mysticism, Early Modern Venice, Yaacob Dweck, Princeton University Press, 2011.
  6. Menachem Kellner, Maimonides' Confrotation With Mysticism, Littman Library, 2006
  7. [www.chabad.org/library/article_cdo/aid/107784/jewish/Philosopher-and-Mystic.htm Maimonides: Philosopher and Mystic] from Chabad.org
  8. Contemporary academic views in the study of Jewish mysticism, hold that 12-13th century Kabbalists wrote down and systemised their transmitted oral doctrines in oppositional response to Maimonidean rationalism. See eg. Moshe Idel, Kabbalah: New Perspectives
  9. The first comprehensive systemiser of Kabbalah, Moshe Cordovero, for example, was influenced by Maimonides. One example is his instruction to undercut any conception of a Kabbalistic idea after grasping it in the mind. One’s intellect runs to God in learning the idea, then returns back in qualified rejection of false spatial/temporal conceptions of the idea’s truth, as the human mind can only think in material references. Cited in Louis Jacobs, The Jewish Religion: A Companion, Oxford University Press, 1995, entry on Cordovero
  10. Norman Lamm, The Religious Thought of Hasidism: Text and Commentary, Ktav Pub, 1999: Introduction to chapter on Faith/Reason has historical overview of religious reasons for opposition to Jewish philosophy, including the Ontological reason, one Medieval Kabbalist holding that «we begin where they end»

Отрывок, характеризующий Пардес

– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.