Паредес, Мариано

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мариано Паредес-и-Аррильяга
исп. Mariano Paredes y Arrillaga
временный президент Мексики
4 января 1846 г. — 28 июля 1846 г.
Предшественник: Габриэль Валенсия
Преемник: Хосе Мариано Салас
 

Мариано Паредес (исп. Mariano Paredes y Arrillaga; 7 января 1797 — 7 сентября 1849) — мексиканский военный и политический деятель, генерал, консервативный политик, президент Мексики в 1845—1846 годах.



Биография

Родился в Мехико, был пятым из девяти детей испанца и мексиканки; его отец работал клерком. Начальное образование получил на дому, затем учился в средней школе, а в 1812 году поступил в пехотный кадетский корпус. После начала Войны за независимость сражался сначала в рядах королевской испанской армии, участвовал в 22 сражениях против повстанцев. Затем за критику испанского короля был арестован и приговорён к высылке в Испанию, но бежал из-под ареста и остался в Мексике; вступил в ряды армии Тригаранте, участвовал в целом ряде сражений и вскоре приобрёл репутацию талантливого военного деятеля.

В 1822 году высказался в пользу монархии, но после трагической кончины его единомышленника Итурбида удалился от активной государственной деятельности до 1840 года, оставаясь на военной службе и регулярно получая повышения: к середине 1820-х годов побывал майором Мехико и генерал-команданте Сан-Луис-Потоси, Соноры и Халиско. В 1826 году женился. В 1832 году получил звание бригадного генерала, а в 1835 году начал возвращение в политику. В декабре 1838 года некоторое время был военным министром в кабинете Бустаманте, в мае 1839 года участвовал в подавлении восстания федералистов в Халиско. 8 августа 1841 года оказался во главе начавшегося восстания, целью которого было свержение правительства, объявленного мятежниками нелегитимным из-за фактического признания независимости Техаса и нерешительности во время Кондитерской войны. Вскоре после того как Санта-Анна стал президентом, был назначен губернатором штата Халиско и занимал этот пост с 3 ноября 1841 по 28 января 1843 года, затем с 6 по 8 марта 1843 года был главой департамента Мехико.

В 1845 году, когда война с США уже виделась неизбежной, Паредес был поставлен во главе 6000-й армии и направлен для отражения возможного американского вторжения в Сан-Луис-Потоси, однако в декабре 1845 года выступил оттуда на Мехико и сверг президента Иоахима Эрреру, будучи 31 декабря 1845 года провозглашён временным президентом. 12 июня 1846 года был официально утверждён Конгрессом страны на этом посту, а 20 июня провозгласил себя главой правительства. Поскольку начавшиеся к тому времени боевые действия против США складывались для Мексики катастрофически, 28 июля 1846 года Паредес сложил с себя эти полномочия, решив возглавить армию непосредственно на фронте, одновременно начав тайные переговоры с испанцами о восстановлении их власти в Мексике. Спустя шесть месяцев после начала правления был после прибытия Санта-Анны свергнут Саласом и хотел бежать в Европу, но был арестован, а в октябре 1846 года выслан во Францию. В 1848 году вернулся в Мексику, чтобы противостоять заключению договора с США, по которому страна теряла 40 % территории; 18 июля 1848 года был арестован и снова выслан, но в апреле 1849 года смог вернуться по амнистии. Был помещён в больницу для душевнобольных при монастыре, где скончался в нищете от алкоголизма.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Напишите отзыв о статье "Паредес, Мариано"

Ссылки

  • [www.biografiasyvidas.com/biografia/p/paredes_y_arrillaga.htm Краткая биография]  (исп.)

Отрывок, характеризующий Паредес, Мариано

– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.