Парижанка (фильм, 1923)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Парижанка
A Woman of Paris: A Drama of Fate
Жанр

драма, мелодрама

Режиссёр

Чарльз Чаплин

Продюсер

Чарльз Чаплин

Автор
сценария

Чарльз Чаплин

В главных
ролях

Эдна Пёрвиэнс
Карл Миллер
Адольф Менжу

Оператор

Роланд Тотеро
Джек Уилсон

Композитор

Чарльз Чаплин (1976)
Луис Ф. Готтшалк
Фриц Шталберг

Кинокомпания

Charles Chaplin Productions, Regent

Длительность

93 минуты

Бюджет

$351 000

Страна

США

Язык

английские интертитры

Год

1923

IMDb

ID 0014624

К:Фильмы 1923 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Парижанка» (англ. A Woman of Paris: A Drama of Fate) — немой художественный фильм режиссёра Чарльза Чаплина, выпущенный в 1923 году.

Психологическая драма «Парижанка» — немой фильм о нравах высшего общества, в котором Чарльз Чаплин продемонстрировал целый набор новых выразительных средств, совершенно неожиданных для кино того времени. Критикам этот фильм Чаплина очень понравился, но зрители, влюблённые в Маленького Бродягу, отнеслись к нему с прохладой. Только по прошествии многих лет стало очевидно, что гений Чаплина распространяется далеко за пределы образа Бродяги Чарли.





Сюжет

Мари Сент-Клер и Жан Миллет любят друг друга, но отец Мари против и выгоняет дочь из дома. Отец Жана так же против Мари. Жан и Мари решают уехать из семей в Париж. Мари остается на вокзале ждать Жана, пока тот соберет вещи. Но случается несчастье. Отец Жана умирает от сердечного приступа и Жан остается, чтобы вызывать врача на помощь. Мари звонит Жану домой, Жан говорит о страшном случае, но прерывается, чтобы открыть дверь врачу. В этот момент Мари сомневается, думает, что он не хочет с ней ехать, вешает трубку и решает уехать на поезде одна!

Год спустя Мари показывают в обществе респектабельного и богатого Пьера Ревеля. Мари находится у него на содержании. У неё есть подруги: Фифи, Полет. Такие же дамочки-сплетницы из богатого окружения. Далее показывается их праздное прожигание жизни, рестораны, танцы, свидания.

Как-то раз в газете Мари видит опубликованное объявление о помолвке Пьера с другой дамой. Подруги подбадривают Мари что, мол, всё будет в порядке, но Мари сильно расстроена таким внезапным поворотом дела. При встрече Пьер объясняет ей, что это ничего не изменит в их отношениях, они так же будут праздно встречаться и общаться. Но Мари не принимает таких отношений. В тот же вечер Палетт приглашает Мари посетить приличную вечеринку на квартире у его друга. Но на самом деле там происходит разнузданное веселье — пьянка и стриптиз. Мари решает приехать. Она ошибается адресом и звонит в другую квартиру, где ей неожиданно открывает тот самый Жан. Он приглашает её выпить чаю, они болтают. Мари узнает, что он художник и пишет картины. Она решает заказать ему свой портрет. Жан соглашается.

Он приезжает к ней. Они подбирают образ для Мари. У них завязывается общение. Хотя Жан понимает, что она уже избалована богатствами и вниманием другого мужчины, всё равно в его сердце теплится давняя любовь к ней. Пьер узнаёт про художника и советует Мари быть поосторожнее. Но Мари понимает, что у неё тоже просыпаются давние чувства к Жану. Хотя она находится в таком положении, что не в силах решиться признаться самой себе, что она хотела бы быть с Жаном.

Работа над портретом шла полным ходом. Мари не терпелось увидеть результат. Она срывает ткань с полотна и видит, что Жан изобразил её совсем другой, как когда-то простой Мари, которую он любил. Мари предлагает ему не ворошить прошлое и смириться с положение дел. Она хочет уйти, но Жан признаётся, что по-прежнему любит её, не смотря ни на что! Жан делает ей предложение и предлагает начать всё сначала. Мать Жана подслушивает их разговор. Мари оказывается перед выбором: замужество или роскошь! Мари разговаривает с Пьером о том, что она несчастна и ей не хватает семьи, детей и уважения мужа. Но Пьер убеждает её, что у неё всё есть и она сама не знает чего хочет. У них происходит конфликт. Она выкидывает из окна жемчужное колье. Но, увидев, что бродяга его подобрал, спускается и возвращает его обратно. Пьер при этом жестоко потешается над данной ситуацией. Ему смешно, его это веселит! Мари называет его идиотом. Пьер недоумевает, что происходит с Мари. Она предлагает ему расстаться. Он понимает в чем дело. Спрашивает про художника. Пытается узнать как Мари относится к этому художнику. Мари отвечает, что Жан любит её и предлагает выйти за него замуж. Пьер спрашивает, любит ли Мари Жана. Она отвечает неуверенно да. Но Пьер не верит этим словам. Уходя он предлагает отужинать с ним следующим вечером. Мари говорит, что он её больше никогда не увидит. А Пьер просит позвонить ему, если она передумает.

У Жана с его матерью возникает конфликт. Мать убеждает, что ему нельзя жениться на такой распутной и избалованной женщине как Мари. Жан в замешательстве. Он убеждён, что мать не права, но признаётся сам, что скорее всего сделал предложение Мари в минуту собственной слабости. Эти слова слышит Мари, которая в этот момент приехала к нему и вошла в дом. Она уезжает. Жан спешит за ней, но не успевает её догнать. В этот вечер Пьер ужинает с подругой Мари Полет. Их видит вместе Фифи. Отужинав, Пьер отправляет Полет домой, а сам возвращается к себе. Весь этот же вечер Жан проводит под окнами Мари в надежде увидеть её и поговорить с ней. Мари, зная о том, что он под окнами, игнорирует и не хочет с ним общаться. Пьер по приезде домой решил звонит Мари, а она звонит ему. Пьер сходу спрашивает не хочет ли она перестать заниматься глупостями и встретиться с ним. Мари разочарована и говорит ему, что он больше её не любит. Но предлагает всё же сама Пьеру отужинать вместе завтра же. Пьер с радостью соглашается. Жан приходит подавленный домой и падает спать. На утро к Мари приезжает Фифи и рассказывает Мари о том, что видела Пьера с Полет. В этот момент к ним приходит Полет. Мари в недоумении, но не подает вида, что они говорили об этом с Фифи. Продолжают делать вид, что никто ни о чём не знает. Полет тоже шепчет Фифи о том, чтобы она не проболталась Мари о том, что она общается с Пьером и что сегодня же он снова хочет с ней ужинать. Но Мари решила проучить Полет. Она звонит Пьеру при Полет и договаривается с ним об ужине вечером. Полет резко прощается и уходит. Мари и Фифи ликуют о том, как они проучили Полет. Жан у себя дома заряжает револьвер. Приходит его мать, но Жан уходит из дома. Мать переживает за него и просит его поздно не возвращаться. Пьер и Мари выходят из очередного праздного заведения, чтобы ехать веселиться дальше. За углом их выслеживал Жан с револьвером.

Пьер и Мари приезжают в очередное увеселительное заведение, садятся за столик. За ними следом туда поспешил Жан. Он пишет записку Мари о том, что хочет видеть её последний раз. Но записку прочёл и Пьер. Он просит Жана присоединиться и сесть за их столик рядом с Мари. Но в ходе беседы Жан не выдерживает присутствия Пьера и затевает драку с ним. Жана быстро выводят в холл ресторана. Через несколько минут звучит выстрел! Жан застрелился. Мари в отчаянии падает в обморок.

Тело Жана приносят матери. Она прочитав записку, поняла, что во всем виновата Мари, хватает пистолет и бежит в дом к Мари. Там ей говорят, что Мари уехала к её сыну. Мать тут же возвращается домой. Увидев, что Мари оплакивает Жана, мать смягчилась и опустила револьвер.

Прошло несколько лет. Где-то в окрестностях Парижа в обычном доме Мари живет с матерью Жана и несколькими приёмными детьми. Мари воспитывает их как своих. Они все счастливы. Мари отправляется за молоком с бидончиком, за ней поспешил один из детей. В этот момент где-то в окрестностях Пьер путешествовал со своим приятелем на авто. Приятель спросил у Пьера, что стало с Мари-Сент Клер, на что Пьер ответил, что не знает. На обратном пути Мари и ребёнка подвозят крестьяне на повозке, а мимо них проносится авто, в котором ехал Пьер со своим приятелем. Но они не заметили друг друга, и каждый поехал своей дорогой.

В ролях

Релиз

В США в конце 1980-х годов фильм выпущен на VHS компанией «Key Video», в 1992 году — «Fox Video». В 1993 году фильм выпущен на Laserdisc компанией «CBS/FOX Video».

В 2000 году фильм отреставрирован и выпущен на DVD компанией «Image Entertainment». В России в 2001 году была выпущена отреставрированная версия немого кино с русскими субтитрами на VHS и DVD студией «Интеракт». Также, в 2002 году фильм выпущен на VHS изготовителем «Деваль-видео».

Напишите отзыв о статье "Парижанка (фильм, 1923)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Парижанка (фильм, 1923)


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?