Парижанка (фильм, 1923)
Парижанка | |
A Woman of Paris: A Drama of Fate | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Продюсер | |
Автор сценария | |
В главных ролях | |
Оператор | |
Композитор | |
Кинокомпания |
Charles Chaplin Productions, Regent |
Длительность |
93 минуты |
Бюджет |
$351 000 |
Страна | |
Язык |
английские интертитры |
Год | |
IMDb | |
«Парижанка» (англ. A Woman of Paris: A Drama of Fate) — немой художественный фильм режиссёра Чарльза Чаплина, выпущенный в 1923 году.
Психологическая драма «Парижанка» — немой фильм о нравах высшего общества, в котором Чарльз Чаплин продемонстрировал целый набор новых выразительных средств, совершенно неожиданных для кино того времени. Критикам этот фильм Чаплина очень понравился, но зрители, влюблённые в Маленького Бродягу, отнеслись к нему с прохладой. Только по прошествии многих лет стало очевидно, что гений Чаплина распространяется далеко за пределы образа Бродяги Чарли.
Сюжет
Мари Сент-Клер и Жан Миллет любят друг друга, но отец Мари против и выгоняет дочь из дома. Отец Жана так же против Мари. Жан и Мари решают уехать из семей в Париж. Мари остается на вокзале ждать Жана, пока тот соберет вещи. Но случается несчастье. Отец Жана умирает от сердечного приступа и Жан остается, чтобы вызывать врача на помощь. Мари звонит Жану домой, Жан говорит о страшном случае, но прерывается, чтобы открыть дверь врачу. В этот момент Мари сомневается, думает, что он не хочет с ней ехать, вешает трубку и решает уехать на поезде одна!
Год спустя Мари показывают в обществе респектабельного и богатого Пьера Ревеля. Мари находится у него на содержании. У неё есть подруги: Фифи, Полет. Такие же дамочки-сплетницы из богатого окружения. Далее показывается их праздное прожигание жизни, рестораны, танцы, свидания.
Как-то раз в газете Мари видит опубликованное объявление о помолвке Пьера с другой дамой. Подруги подбадривают Мари что, мол, всё будет в порядке, но Мари сильно расстроена таким внезапным поворотом дела. При встрече Пьер объясняет ей, что это ничего не изменит в их отношениях, они так же будут праздно встречаться и общаться. Но Мари не принимает таких отношений. В тот же вечер Палетт приглашает Мари посетить приличную вечеринку на квартире у его друга. Но на самом деле там происходит разнузданное веселье — пьянка и стриптиз. Мари решает приехать. Она ошибается адресом и звонит в другую квартиру, где ей неожиданно открывает тот самый Жан. Он приглашает её выпить чаю, они болтают. Мари узнает, что он художник и пишет картины. Она решает заказать ему свой портрет. Жан соглашается.
Он приезжает к ней. Они подбирают образ для Мари. У них завязывается общение. Хотя Жан понимает, что она уже избалована богатствами и вниманием другого мужчины, всё равно в его сердце теплится давняя любовь к ней. Пьер узнаёт про художника и советует Мари быть поосторожнее. Но Мари понимает, что у неё тоже просыпаются давние чувства к Жану. Хотя она находится в таком положении, что не в силах решиться признаться самой себе, что она хотела бы быть с Жаном.
Работа над портретом шла полным ходом. Мари не терпелось увидеть результат. Она срывает ткань с полотна и видит, что Жан изобразил её совсем другой, как когда-то простой Мари, которую он любил. Мари предлагает ему не ворошить прошлое и смириться с положение дел. Она хочет уйти, но Жан признаётся, что по-прежнему любит её, не смотря ни на что! Жан делает ей предложение и предлагает начать всё сначала. Мать Жана подслушивает их разговор. Мари оказывается перед выбором: замужество или роскошь! Мари разговаривает с Пьером о том, что она несчастна и ей не хватает семьи, детей и уважения мужа. Но Пьер убеждает её, что у неё всё есть и она сама не знает чего хочет. У них происходит конфликт. Она выкидывает из окна жемчужное колье. Но, увидев, что бродяга его подобрал, спускается и возвращает его обратно. Пьер при этом жестоко потешается над данной ситуацией. Ему смешно, его это веселит! Мари называет его идиотом. Пьер недоумевает, что происходит с Мари. Она предлагает ему расстаться. Он понимает в чем дело. Спрашивает про художника. Пытается узнать как Мари относится к этому художнику. Мари отвечает, что Жан любит её и предлагает выйти за него замуж. Пьер спрашивает, любит ли Мари Жана. Она отвечает неуверенно да. Но Пьер не верит этим словам. Уходя он предлагает отужинать с ним следующим вечером. Мари говорит, что он её больше никогда не увидит. А Пьер просит позвонить ему, если она передумает.
У Жана с его матерью возникает конфликт. Мать убеждает, что ему нельзя жениться на такой распутной и избалованной женщине как Мари. Жан в замешательстве. Он убеждён, что мать не права, но признаётся сам, что скорее всего сделал предложение Мари в минуту собственной слабости. Эти слова слышит Мари, которая в этот момент приехала к нему и вошла в дом. Она уезжает. Жан спешит за ней, но не успевает её догнать. В этот вечер Пьер ужинает с подругой Мари Полет. Их видит вместе Фифи. Отужинав, Пьер отправляет Полет домой, а сам возвращается к себе. Весь этот же вечер Жан проводит под окнами Мари в надежде увидеть её и поговорить с ней. Мари, зная о том, что он под окнами, игнорирует и не хочет с ним общаться. Пьер по приезде домой решил звонит Мари, а она звонит ему. Пьер сходу спрашивает не хочет ли она перестать заниматься глупостями и встретиться с ним. Мари разочарована и говорит ему, что он больше её не любит. Но предлагает всё же сама Пьеру отужинать вместе завтра же. Пьер с радостью соглашается. Жан приходит подавленный домой и падает спать. На утро к Мари приезжает Фифи и рассказывает Мари о том, что видела Пьера с Полет. В этот момент к ним приходит Полет. Мари в недоумении, но не подает вида, что они говорили об этом с Фифи. Продолжают делать вид, что никто ни о чём не знает. Полет тоже шепчет Фифи о том, чтобы она не проболталась Мари о том, что она общается с Пьером и что сегодня же он снова хочет с ней ужинать. Но Мари решила проучить Полет. Она звонит Пьеру при Полет и договаривается с ним об ужине вечером. Полет резко прощается и уходит. Мари и Фифи ликуют о том, как они проучили Полет. Жан у себя дома заряжает револьвер. Приходит его мать, но Жан уходит из дома. Мать переживает за него и просит его поздно не возвращаться. Пьер и Мари выходят из очередного праздного заведения, чтобы ехать веселиться дальше. За углом их выслеживал Жан с револьвером.
Пьер и Мари приезжают в очередное увеселительное заведение, садятся за столик. За ними следом туда поспешил Жан. Он пишет записку Мари о том, что хочет видеть её последний раз. Но записку прочёл и Пьер. Он просит Жана присоединиться и сесть за их столик рядом с Мари. Но в ходе беседы Жан не выдерживает присутствия Пьера и затевает драку с ним. Жана быстро выводят в холл ресторана. Через несколько минут звучит выстрел! Жан застрелился. Мари в отчаянии падает в обморок.
Тело Жана приносят матери. Она прочитав записку, поняла, что во всем виновата Мари, хватает пистолет и бежит в дом к Мари. Там ей говорят, что Мари уехала к её сыну. Мать тут же возвращается домой. Увидев, что Мари оплакивает Жана, мать смягчилась и опустила револьвер.
Прошло несколько лет. Где-то в окрестностях Парижа в обычном доме Мари живет с матерью Жана и несколькими приёмными детьми. Мари воспитывает их как своих. Они все счастливы. Мари отправляется за молоком с бидончиком, за ней поспешил один из детей. В этот момент где-то в окрестностях Пьер путешествовал со своим приятелем на авто. Приятель спросил у Пьера, что стало с Мари-Сент Клер, на что Пьер ответил, что не знает. На обратном пути Мари и ребёнка подвозят крестьяне на повозке, а мимо них проносится авто, в котором ехал Пьер со своим приятелем. Но они не заметили друг друга, и каждый поехал своей дорогой.
В ролях
- Эдна Пёрвиэнс — Мари Сен-Клер
- Кларенс Гелдарт — отец Мари
- Карл Миллер — Жан Милле
- Лидия Нотт — мать Жана
- Чарльз К. Френч — отец Жана
- Адольф Менжу — Пьер Ревель
- Бетти Морисси — Фифи
- Мальвина Поло — Полетт
- Генри Бергман — метрдотель
- Чарльз Чаплин — станционный носильщик
Релиз
В США в конце 1980-х годов фильм выпущен на VHS компанией «Key Video», в 1992 году — «Fox Video». В 1993 году фильм выпущен на Laserdisc компанией «CBS/FOX Video».
В 2000 году фильм отреставрирован и выпущен на DVD компанией «Image Entertainment». В России в 2001 году была выпущена отреставрированная версия немого кино с русскими субтитрами на VHS и DVD студией «Интеракт». Также, в 2002 году фильм выпущен на VHS изготовителем «Деваль-видео».
Напишите отзыв о статье "Парижанка (фильм, 1923)"
Ссылки
- «Парижанка» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v68159 Парижанка] (англ.) на сайте allmovie
Отрывок, характеризующий Парижанка (фильм, 1923)
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?