Парижская фондовая биржа
| Достопримечательность | |
Парижская фондовая биржа
|
Парижская биржа (фр. Bourse de Paris) — фондовая биржа в Париже (Франция), с 2000 года известная как Euronext Paris.
Содержание
История
В 1724 году в Париже для совершения сделок между торговыми посредниками было построено специальное здание. Оно получило название «Биржа». Здесь совершали сделки агенты по обмену, деятельность которых мало соответствовала принципам биржевой торговли (прежде всего, отсутствовал механизм гласного объявления цен). Декрет Королевского государственного совета, по которому основывалась Парижская биржа (от 24 сентября 1724 года) запрещал женщинам появляться в помещении биржи. Этот декрет был отменен лишь в 1967 году. Декретом от 30 марта 1774 года на бирже было создано специальное место «le Parquet», предназначенное исключительно для агентов по обмену, которым предписывалось обеспечивать гласность в объявлении цен путём их выкрика — «a la criee». До этого никаких правил не существовало, сделки совершались бессистемно в любом случайном месте.
23 марта 1793 года биржа закрывается (в 1789 году началась революция) и открывается только в 1801 году при Наполеоне. Число агентов по обмену, составлявшее в 1786 году 60 человек, увеличилось до 71.
В 1801 году Наполеон издал указ о строительстве специального здания Парижской фондовой биржи — Дворец Броньяр. Строительство было завершено в 1826 году.
Кодекс Наполеона создал единое биржевое право для всей Франции, который не подвергался изменениям более века. Император относился к институту биржи очень настороженно и ввёл целый ряд ограничений на его функционирование. Наполеон предоставил биржевым посредникам монополию на биржевые операции, хотя теперь, биржевые посредники были лишены права действовать в форме компаний с ограниченной ответственностью. Для надзора над биржей была создана специальная биржевая полиция. Была запрещена внебиржевая торговля. Полностью была запрещена торговля иностранными ценными бумагами. Только в 1823 году было сделано исключение для зарубежных государственных займов.
Пережив череду революций и войн, Франция стала капиталистическим государством. Это сказалось и на рынке ценных бумаг. С 1815 по 1829 годы во Франции появилось 98 акционерных обществ. В то же время частный сектор рынка ценных бумаг оставался узким. Так в 1814 году на Парижской бирже котировались 4 вида ценных бумаг, в 1820 году — 13, в 1825 году — 32, в 1830 году — 38.
После Революции 1830 года Луи-Филипп стал не только королём Франции, но и «королём биржевиков». Однако мало внимания уделялось экономике. Засилье биржевиков тормозило промышленное развитие страны.
В 1850-1860-е годы операции Парижской фондовой биржи утроились. Она превратилась в денежный рынок европейского масштаба.
В XVIII веке основными ценными бумагами, обращающимися на бирже были векселя. Акций и облигаций было очень мало. Но уже к 1840 году на Парижской фондовой бирже котировались примерно 130 долговых и долевых ценных бумаг.[1] В 1900 году на Парижской бирже торговалось более 800 видов ценных бумаг — акций и облигаций, а также около 300 иностранных. Торговые сессии происходили ежедневно с понедельника по субботу с 12 до 15 часов.
Постепенно биржи открылись и в других городах: в Лионе (1845 год), Бордо (1846 год), Марселе (1847 год), Лилле (1867 год), Нанте (1868 год), Нанси (1922 год). До 1967 года работала биржа в Тулузе.
После Второй мировой войны во Франции действовало 7 фондовых бирж. Многие годы фондовые биржи конкурировали между собой, осуществляя котировку одних и тех же ценных бумаг. В 1962 году специальным декретом для каждой акции был определен один биржевой рынок.
В 1986 году на Парижской бирже была установлена электронная торговая система САС (Cotation Assistée en Continu), а часы работы были увеличены с 10:00 до 17:00 (ранее с 12:30 до 14:30).
Вскоре голосовой аукцион по акциям и облигациям был полностью прекращен. Затем закрылись залы и на провинциальных биржах: их бумаги были переведены в торговую систему Парижской биржи.
С 1991 года единственная фондовая биржа во Франции. Объединила фондовые биржи в Бордо, Лилле, Лионе, Марселе, Нанси и Нанте. До объединения на Парижскую биржу приходилось 95 % всех сделок во Франции с ценными бумагами. В 1988 года введена система электронных операций. Торговые операции проводятся 45 брокерами — членами биржи.
В конце 1990-х годов выступила инициатором объединения крупных европейских бирж. В 2000 году объединилась с Амстердамской и Брюссельской биржами, образовав Euronext NV, которая на данный момент является второй по величине биржей в Европе после Лондонской фондовой биржи.
- Paris metro3 - Bourse - entrance.jpg
Вид на здание Парижской биржи, а также вход в парижский метрополитен на станцию Bourse.
- Paris metro3 - Bourse- entrance2.jpg
- Palais Brongniart Tux dsc07975.jpg
- Palais Brongniart dsc07985.jpg
Дворец Броньяр, в котором располагается биржа, изнутри
См. также
Напишите отзыв о статье "Парижская фондовая биржа"
Примечания
- ↑ [books.google.com.ua/books?id=YWpoCgAAQBAJ&pg=PA266&dq=%22%D0%9C%D0%B5%D0%B6%D0%B4%D1%83+%D0%9B%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%BC+%D0%B8+%D0%9F%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%B6%D0%B5%D0%BC%22&hl=ru&sa=X&ved=0CBwQ6AEwAGoVChMIjOyFnpnMxwIVQp1yCh3MkwA_#v=onepage&q=%22%D0%9C%D0%B5%D0%B6%D0%B4%D1%83%20%D0%9B%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%BC%20%D0%B8%20%D0%9F%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%B6%D0%B5%D0%BC%22&f=false Мошенский С. З. Между Лондоном и Парижем. Рынок ценных бумаг индустриальной эпохи / С. З. Мошенский. — Hampton, New Hampshire: Mindstir Media, 2015. — 777 c. — ISBN 978-0-9964615-3-5. ]
Ссылки
Мошенский С. З. [books.google.com.ua/books/about/Зарождение_финансово.html?id=jEXyCwAAQBAJ&redir_esc=y Зарождение финансового капитализма. Рынок ценных бумаг доиндустриальной эпохи =]. — К.: Планета, 2016. — 269 с. — ISBN 978-966-8851-08-7.
Отрывок, характеризующий Парижская фондовая биржа
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.
На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
