Парижское Линнеевское общество

Пари́жское Линне́евское о́бщество (фр. Société linnéenne de Paris) — французское научное общество по изучению и распространению естественной истории, одно из многих линнеевских обществ, которые стали возникать во всём мире ещё при жизни шведского натуралиста Карла Линнея (1707—1778) и были направлены на изучение биологии на основе его идей. Основано в 1787 году в Париже.

История

Парижское Линнеевское общество было создано 28 декабря 1787 года по инициативе французских ботаников и натуралистов Андре Туэна, Луи-Огюстена Боск д' Антика, Пьера Бруссоне, Обена-Луи Мийена де Грандмезон (1759—1818) и Пьера Вийеме (1762—1824). Общество сразу стало ссориться с Французской академией наук — сторонницей взглядов Ж. Бюффона. Академики упрекали членов нового общества в том, что те поддерживали и защищали как единственно верную теорию Карла Линнея.

Скоро стало очевидным, что принадлежность к Парижскому Линнеевскому обществу стало препятствием для желавших быть избранными в Академию наук. В 1789 году работа Парижского Линнеевского общества замерла и совершенно прекратилась, чтобы в 1790 году возродиться, но уже под другим названием — Парижского общества естественной истории. Как было написано в уставных документах, оно было создано, чтобы «применять естественные науки во всех областях жизни, распространять научные достижения и применять их как можно полезнее ко всему, что стремится ко всеобщей нужности».

Общество стало более значимым в связи с декретом Конвента 8 августа 1793 года, упразднившим «все академии и литературные общества, основанные на средства нации» (Французская академия, Академия надписей и литературы, Академия живописи и скульптуры, Академия наук, Академия архитектуры, а также Королевский сад, директором которого был Бюффон, музеи и библиотеки, связанные с этими обществами). Однако 25 октября 1795 года был создан Институт Франции, который стал правопреемником бывших академий и научных обществ. Институт объединил под своим крылом также педагогические учреждения, созданные революционным Правительством (в том числе, Национальный музей естественной истории). Парижское Линнеевское общество было распущено.

Парижское Линнеевское общество под старым названием возродилось 28 декабря 1821 года по инициативе ботаника Андре Туэна (одного из учредителей Общества в 1787 году) и зоологов Бернара Ласепеда и Фредерика Кювье, но вновь исчезло к 1835 году, чтобы ещё раз появиться 31 августа 1866 года. Деятельность Общества фактически прекратилась к 1900 году, а официально — в 1922 году. Члены Парижского Линнеевского общества стали простыми коллекторами парижского Музея естествознания.

Печатные органы

• Mémoires de la Société Linnéenne de Paris (1822)
• Bulletin Mensuel de la Société Linnéenne de Paris (1874-)

Отрывок, характеризующий Парижское Линнеевское общество

В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.