Парижское общество заграничных миссий

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Парижское общество заграничных миссий (фр. Missions Étrangères de Paris) — миссионерская организация Римско-католической церкви, организующая и объединяющая католических миссионеров (священников и мирян), желающих работать в странах Азии. Парижское общество заграничных миссий было организовано в 1658 году. В 1659 году Ватиканская Священная конгрегация по распространению веры (сегодня называется «Конгрегация евангелизации народов») утвердила устав организации, в котором разрешала миссионерам быть политически и материально независимыми от колониальных властей Франции, Португалии и Испании[1].

За 350 лет своего существования Парижское общество заграничных миссий послало на миссию более 4200[2] священников и мирян в страны Азии, чтобы организовывать в них местные католические общины. Сегодня Парижское общество заграничных миссий остается активной католической организацией, занимающейся распространением католической веры в странах Азии.





История возникновения

После открытия Америки Христофором Колумбом в 1492 году Римский папа Александр VI, чтобы предотвратить споры между Португалией и Испанией по поводу приобретения новых земель, издал в 1493 году четыре буллы «Inter caetera № 1», «Inter caetera № 2»[3] , «Eximiae devotionis», «Dudum sequidem», касающиеся решения вопроса о португальских и испанских колониальных зонах владения в Атлантике.

В XVII веке монархи Португалии и Испании заключили соглашение со Святым Престолом, в котором указывалось, что Римско-католическая церковь имела исключительное право заниматься распространением католической веры без вмешательства колониальных властей в дела миссий. Чтобы исключить эксплуатацию новообращённых католиков из числа местных жителей, Ватикан брал их под своё покровительство. Эта система соглашения между королевскими властями Испании, Португалии и Ватиканом получила название Padroado на португальском языке и Patronato на испанском языке. Но из-за сильной причастности этой системы патроната к политике и зависимости церковной власти от королей Испании и Португалии для решения любого вопроса, Святой Престол в XVII веке стал высказывать своё неудовлетворение этим соглашением. В то время Португалия стала постепенно уступать в колонизации Азии другим активным колониальным странам, таким как Англия и Голландия, власти которых не находились в сотрудничестве с Ватиканом. Португалия не могла достаточно эффективно управлять своими азиатскими колониями, что приводило к массовому преследованию католиков в колониях. Ватиканом поднимались сомнения в возможности защиты португальскими колониальными властями монахов-миссионеров из монашеских орденов доминиканцев, францисканцев, иезуитов, которые проповедовали католичество в колониях Португалии. Европейские миссионеры были плохо приспособлены к местным климатическим условиям, часто не владели в достаточной мере местными языками, поэтому Ватикан решил посылать в азиатские португальские колонии епископов, чтобы те могли там рукополагать в священники кандидатов из местного населения.

В 1622 году римский папа Григорий XV утвердил Священную Конгрегацию Распространения Веры (Congregatio de Propaganda Fidei, сегодня — Конгрегация евангелизации народов), целью которой стало помощь католическим миссионерам и распространение католичества в колониях. Для этой цели Ватикан основал определённую систему помощи и поддержки для священников, желающих уехать на миссию. Но колониальные власти, чтобы не нарушать соглашение между ними и Ватиканом, часто не решались принимать у себя в колониях миссионеров и отправляли их обратно в Португалию. Создание Парижского общества заграничных миссий в 1658 году решило эту проблему, так как данная миссионерская организация действовала от своего имени, что вполне устраивало светскую власть, которая не хотела вступать в противоречия со Святым Престолом.


Создание Парижского общества заграничных миссий

В 1650 году иезуит Александр де Род, вернувшийся с миссии из Вьетнама, получил благословении от Римского папы Климента X на организацию миссионерского общества. Получив значительную материальную поддержку, он в 1653 году вместе с другими священниками Франсуа Паллю, Пьер Ламбер де ла Мотт и Игнатием Котоленди основал Парижское общество заграничных миссий[4] .


Назначение епископов для миссий

29 июля 1658 года два основателя Парижского общества заграничных миссий Франсуа Паллю и Ламбер де ла Мотт были рукоположены́ в епископы. 9 сентября 1659 года римский папа определил для них территории, где они должны были служить. Франсуа Паллю был назначен епископом Индокитая и южного Китая, Ламбер де ла Мотт — епископом Юго-Восточного Китая. В 1600 году Игнатий Котоленди также был рукоположён в епископа и назначен в Нанкин, Китай. В 1658 году священник Франсуа де Лаваль был назначен Апостольским Администратором для Новой Франции (Канада).

Начало деятельности

Три епископа, члены Парижского общества заграничных миссий, столкнулись с противодействием торговых компаний, не желавших нарушать систему Padroado и не ставших брать миссионеров на борт кораблей, поэтому все трое отправились на места, используя сухопутные средства передвижения. Ламбер де ла Мотт отбыл из Марселя на миссию 26.11.1660 года и достиг Сиама через 18 месяцев путешествия через Персию и Индию, Франсуа Паллю прибыл в Сиам через год после отправления из Франции, а Игнатий Котоленди умер 6 августа 1662 года после прибытия в Индию. Таким образом, Сиам стал первой страной, в которой стало действовать Парижское общество заграничных миссий[5].


Обучение миссионеров

В марте 1663 году при Парижском обществе заграничных миссий была создана семинария для подготовки священников-миссионеров. Семинария была организована так, чтобы выпускники могли считаться миссионерами, не подчинявшимися системе Padroado. Семинарию утвердил римский папа Александр VII. В 1663 году она была признана Французским правительством и королём Людовиком XIV. В 1732 году было закончено строительства здания для семинарии.

1658—1800

Главными событиями этого периода в истории Парижского общества заграничных миссий была публикация Устава Общества, который содержит в себе общие принципы его деятельности, создание семинарии святого Иосифа в Сиаме, колледжа в Пенанге, Малайзия, формирование миссионерских центров в Тонкине, Камбодже, Сиаме, создание женской монашеской конгрегации и рукоположение около тридцати священников из местных жителей.

Сиам

Сиам стал для Парижского общества заграничных миссий отправной точкой, из которой Римско-католическая церковь стала распространяться по всей Юго-Восточной Азии. После договора с сиамским королём была основана семинария для местных жителей. С помощью миссионеров установилась торговля между Индокитаем, Индией и Францией. В 1681 году, чтобы уменьшить влияние Англии и Голландии в Индокитае, сиамский король назначил губернатором миссионера Рене Шарбонно. Во второй половине XVIII века миссии в Индии, основанные Обществом Иисуса (иезуиты), деятельность которого была запрещена Святым Престолом, закрылись и многие миссионеры-иезуиты перебрались из Индии в Индокитай.

Французская революция

В конце восемнадцатого века Французская революция приостановила развитие Парижского общества заграничных миссий. Революционные власти начали преследование Католической Церкви. Было закрыто и Парижское общество заграничных миссий. К этому времени в Обществе состояло 6 епископов, 135 священников из числа местных жителей. В различных азиатских странах было открыто 9 духовных семинарий. Миссионеры к этому времени крестили около 300 тысяч человек[6].


XIX век

23 марта 1805 года Наполеон подписал декрет, разрешающий деятельность Парижского общества заграничных миссий. Однако, в 1809 году из-за конфликта с римским папой Наполеон отменил своё решение. Деятельность Общества была восстановлена декретом французского короля Людовика XVIII в марте 1815 года[7].

В XIX веке в Азии распространились гонения на христиан. В это время около 200 миссионеров умерли от насильственной смерти[8]. К 1820 году территория миссий включали в себя Индию, Японию, Маньчжурию, Тибет, Бирму, Малайзию. Широкое и быстрое распространение католических миссий объясняется открытием в XIX веке парового двигателя и Суэцкого канала, что привело к более быстрому путешествию в азиатские страны. Развивалась торговля между Европой и азиатскими странами. Происходил контакт между западной и восточной цивилизациями, но в то же время усилилась военная и колонизаторская экспансия западных государств. В Корее казнь священника Симеона Франсуа Берне и других священников стала причиной французской военной кампании в 1866 году. Во Вьетнаме преследование священников Пьера Дюмулен-Бори и Августина Шёффлера привело к усиленной колонизации и созданию в дальнейшем Французского Индокитая.

Вьетнам

Преследования христиан в Дайвьете происходили периодически с конца XVII века. В конце 17-го — начале XVIII века за свою веру пострадали до 100 тысяч человек[9]. Апостольский викарий священник Пиньо де Беэн с целью прекращения гонений подготовил договор между Францией и претендентом на дайвьетский императорский престол князем Нгуен Фук Анем. Это соглашение помогло на некоторое время христианам.

В 1825 году вьетнамский император Минь Манг запретил католическое вероисповедание на том основании, что католики якобы развращают вьетнамцев. В первой половине XIX века во Вьетнаме, во время правления императора Минь Манга, пострадало от 100 до 300 тысяч католиков[9]. Некоторые из миссионеров Парижского общества заграничных миссий даже принимали участие в вооружённой борьбе против императора Минь Манга в восстании 1833—1835 годов. Полный запрет на деятельность миссионеров наступил со смертью священника Иосифа Маршана в 1835 году. Это событие стало причиной военного вмешательства Франции во внутренние дела Вьетнама[10].

В 1843 году французский министр иностранных дел Франции Франсуа Гизо послал во Вьетнам военный флот. Франция использовала преследование миссионеров во Вьетнаме в своих колонизаторских и политических целях чтобы уравновесить деятельность Англии на юге Китае[11] . В 1847 году Франция направила два военных корабля во Вьетнам, чтобы освободить из вьетнамской тюрьмы епископа Доминика Лефебвра и добиться демонстрацией военной силы свободного вероисповедания для католиков Вьетнама[12].

В 1851 году во Вьетнаме был казнён священник Августин Шёффлер, в 1852 году — священник Жан-Луи Боннар. Парижское Общество заграничных миссий обратилось к французским властям снова вмешаться в ситуацию. Во Вьетнам прибыл дипломат Шарль де Монтиньи, чтобы попытаться остановить преследования французских граждан и гонения на католиков[13]. 18.02.1858 году, после неудавшийся попытки дипломата урегулировать сложившуюся ситуацию, Франция нанесла удар по городам Дананг и Сайгон, начав, тем самым, захват Индокитая. 5 июня 1862 года в Сайгоне был подписан мирный договор, по которому южная часть Вьетнама отходила Франции. Преследования католиков прекратились и началась свободная проповедь католичества по всей территории Вьетнама.

Десять миссионеров Парижского общества заграничных миссий, работавших во Вьетнаме и канонизированных римским папой Иоанном Павлом II 19 — го июня 1988 года:

Корея

История христианства в Корее уникальна: католичество приникло в Корею без участия европейских миссионеров. Первые корейские католики были крещены японскими солдатами-католиками во время японского вторжения в 1592—1599 годах . Когда первый корейский священник Ли Сын Хун прибыл в Корею, то он там обнаружил 4000 католиков[14]. В конце 18 до последней четверти XIX века в Корее происходили жестокие гонения католиков.

В 1831 году римский папа Григорий XVI образовал независимый апостольский викариат для Кореи, который был вверен Парижскому обществу заграничных миссий. Первым апостольским викарием был назначен Бартелеми Бружиер, который умер, не успев прибыть в Корею.

Первые католические миссионеры из Парижского общества заграничных миссий достигли Кореи через Маньчжурию в 1837 году. 26 апреля 1836 года епископ Лаврентий Эмбер был назначен Святым Престолом Апостольским Администратором для Кореи. 14 мая 1837 года он тайно прибыл в Корею и начал пастырскую деятельность среди корейских католиков. 10 августа 1839 года он был схвачен корейскими властями и казнён 21 сентября 1839 года в Сеуле.

В 1856 году для Католической церкви в Корее был назначен епископ Симеон Франсуа Бернё. Когда он прибыл в Корею в 1859 году, там уже было около 17 тысяч католиков[15] .

В январе 1866 года он был арестован и казнён корейскими властями и вместе с другими священниками Жус де Бретеньер, Бернар Луи Болё, Пьер Анри Дорье, Пьер Омэтр, Люк Мартин Ен и другие.

Десять мучеников Парижского Общества Иностранных Миссий, работавших в Кореи и канонизированных римским папой Иоанном Павлом II:

Китай

Вплоть до 1659 года католическая епархия, находящаяся в португальской колонии Макао, контролировала все общины Китая. Её деятельность регулировалась королём Португалии в силу системы Padroado (патроната), дарованного ему римским папой в 1557 году. Стремясь вывести католические приходы в Китае из-под опеки португальского короля, римский папа создал в 1659 году три викариата, возглавляемые епископами, непосредственно подчинённых Святому Престолу. Первыми епископами в созданных викариатах были назначены основатели Парижского общества заграничных миссий Ф. Паллю, Ламберт де ла Мотт и Игнатий Котоленди.

В 1736 году император Канси издал декрет, устанавливавший смертную казнь за проповедь и исповедование католичества. Наиболее активные преследование происходили в 1747—1748 и 1784—1820 годах.

В 1856 году священник Августин Шапделен, проповедовавший незаконно в Китае, был заключен в тюрьму, замучен и убит китайскими властями. Этот стало предлогом для французского военного вмешательства во время Второй Опиумной войне. В ходе этой войны был подписан Тяньцзиньский договор, по которому свобода вероисповедания распространялась по всему Китаю.

1 октября 2000 года три миссионера Парижского Общества Иностранных Миссий, работавших в Китае, были канонизированы римским папой Иоанном Павлом II:

Япония

В 1846 году в Японию прибыл первый миссионер из Парижского общества заграничных миссий священник Форкад.

В 1620 году в Японии начались преследования католиков, которые находились в изоляции от остального католического мира на протяжении двух столетий. Первые контакты миссионеров Парижского общества заграничных миссий с Японией начались 28 апреля 1844 года, когда священник Форкад остался в Японии с китайским переводчиком после захода французского торгового флота на Окинаву. Он находился в городе Томари под строгим контролем, имея возможность только для изучения японского языка. 1 мая 1846 года он получил известие, что римский папа Григорий XVI назначил его епископом. Форкад находился в Окинаве до осени 1855 года, когда 24 ноября этого года было подписано соглашение между французским посольством и Японией о возможности посещения миссионеров японских островов.

После контактов Франции с Японией на японских островах с 1866 по 1876 год существовал Апостольский викариат, управляемый священником Петижаном, который являлся членом Парижского общества заграничных миссий.

XX столетие

В 20 столетии Парижское общество заграничных миссий действовало в азиатских странах беспрепятственно и свободно. Этот век характеризуется основанием миссионерских центров Общества в Индии (города Пудучерри, Майсур, Коямпуттур), Тибете (Гуандун), Маньчжурии, Камбодже, Лаосе, Бирме. В это время Парижское общество заграничных миссий основывает санатории для больных миссионеров в Индии, Гонконге и Франции. В Гонконге начинает функционировать типография, которая издавала словари, книги по богословию и христианской вере. Филиалы этой типографии появились в Шанхае, Сайгоне, Сингапуре, Марселе.

Музей

В Париже находится архив Общества, музей и реликварий для хранения мощей мучеников. Многочисленные музейные экспонаты демонстрируют описания мученичеств, реликвии святых миссионеров, историю распространения католичества в странах Азии. Музей находится на улице Rue du Bac, 128 и открыт для бесплатного посещения со вторника до субботы с 11:00 до 18:30 и по воскресеньям с 13:00 по 18:00. Другое отделение музея находится в главном здании Парижского общества заграничных миссий и закрыто для свободного посещения, открываясь только раз в год.

Напишите отзыв о статье "Парижское общество заграничных миссий"

Примечания

  1. Les Missions Etrangères, стр.3.
  2. Les Missions Etrangères, стр.4
  3. Русский перевод: [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Italy/XV/1480-1500/Alexander_VI/1493.04.05.bullatext.htm Булла "Inter caetera" № 2, 4 мая 1493 г.](недоступная ссылка — история). [web.archive.org/20080101150225/www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Italy/XV/1480-1500/Alexander_VI/1493.04.05.bullatext.htm Архивировано из первоисточника 1 января 2008].
  4. [books.google.com/books?id=PjVKjJ-WgOYC&pg=RA1-PA412&dq=%22Fran%C3%A7ois+Pallu%22&sig=ACfU3U0xK-s9ft_182X46hn-jYBrN9dz_w#v=onepage&q=&f=false Asia in the Making of Europe, стр.232]
  5. [books.google.com/books?id=PjVKjJ-WgOYC&pg=RA1-PA412&dq=%22Fran%C3%A7ois+Pallu%22&sig=ACfU3U0xK-s9ft_182X46hn-jYBrN9dz_w#v=onepage&q=&f=false Asia in the Making of Europe, стр. .232]
  6. Missions étrangères de Paris, стр.5
  7. Les Missions Etrangeres, стр.135
  8. Les Missions Etrangeres, стр.137
  9. 1 2 Католическая энциклопедия, т. 1, стр. 1147
  10. [books.google.com/books?id=YgA1kBqOZYgC&pg=PA86&dq=Louis+XVI+Vietnam&sig=ACfU3U2aXpDtJUqyiUsOzS37SKDsw6IsaQ#v=onepage&q=Louis%20XVI%20Vietnam&f=false Dragon Ascending By Henry Kamm стр..86]
  11. [books.google.com/books?id=WZry2NaH2_sC&pg=PA29&dq=Rigault+de+Genouilly&sig=PNppxGCOiZVC7pNh0hGLRbged9w#v=onepage&q=&f=false Tucker, стр.27]
  12. [books.google.com/books?id=WZry2NaH2_sC&pg=PA29&dq=Rigault+de+Genouilly&sig=PNppxGCOiZVC7pNh0hGLRbged9w#v=onepage&q=&f=false Tucker, стр.28]
  13. [books.google.com/books?id=WZry2NaH2_sC&pg=PA29&dq=Rigault+de+Genouilly&sig=PNppxGCOiZVC7pNh0hGLRbged9w#v=onepage&q=&f=false Tucker, p.29]
  14. Католическая Энциклопедия, т. 2, стр. 1299
  15. [books.google.com/books?id=WZry2NaH2_sC&pg=PA29&dq=Rigault+de+Genouilly&sig=PNppxGCOiZVC7pNh0hGLRbged9w#v=onepage&q=&f=false Tucker, стр.29]

Источники

  • Mantienne, Frédéric 1999 Monseigneur Pigneau de Béhaine Eglises d’Asie, Série Histoire, ISSN 12756865 ISBN 2-914402-20-1
  • Missions étrangères de Paris. 350 ans au service du Christ 2008 Editeurs Malesherbes Publications, Paris ISBN 978-2-916828-10-7
  • Les Missions Etrangères. Trois siècles et demi d’histoire et d’aventure en Asie Editions Perrin, 2008, ISBN 978-2-262-02571-7
  • Католическая Энциклопедия, т. 2, изд. Францисканцев, М., 2005, ISBN 5-89208-054-4

Ссылки

  • [www.mepasie.org/ Официальный сайт Парижского общества заграничных миссий]  (фр.)
  • [eglasie.mepasie.org/ Информационное агентство Парижского общества заграничных миссий]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Парижское общество заграничных миссий

– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.