Паркошовиц, Якуб

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Якуб Паркошовиц
польск. Jakub Parkoszowic
Место рождения:

Журавице

Научная сфера:

лингвистика

Альма-матер:

Ягеллонский университет

Я́куб Паркошо́виц или Я́куб Па́ркош (род. ? в Журавице, ум. 1455[1]) — шляхтич герба Годземба (польск. Godzięba), польский языковед и автор первого трактата о польской орфографии, относящегося к приблизительно 1440 г., профессор и ректор Краковской академии, краковский каноник.

Принадлежал кругу важнейших польских интеллектуалов. В 1421 г. Поступил в Краковскую академию, где вскоре получил степень бакалавра, затем, в 1427 г. магистра. В 14391441 был ректором. Был приходским священником в Скалке с 1439 г., с 1449 каноником краковского капитула.





Трактат о польской орфографии

Главной целью Паркошовица было, по примеру Яна Гуса, приспособить латинский алфавит для обозначения на письме звуков польского языка. Свои размышления он изложил в Трактате о польской орфографии. Сам трактат не имеет названия, он сохранился в виде копии, сделанной в 1460—1470 гг. писцом по фамилии Важиковский (рукопись Ягеллонской библиотеки, шифр 1961).

Больше всего внимания в своей работе Паркошовиц уделил установлению достаточного количества отдельных букв алфавита для польских звуков. Он графически различает мягкие согласные от твёрдых, а также долгие гласные от кратких. Информация о произношении гласных, содержащаяся в трактате, позволяет утверждать, что долгота-краткость была живой категорией в польском языке ещё в середине XV века. Паркошовиц пишет о том, что оппозиция долгий гласный: краткий гласный различала слова, о чём он пишет в трактате: «все гласные произносятся либо долго, либо коротко, и эта долгота или краткость образует различные значения слов». Например, долгие гласные должны были записываться «aa», «ee» и т. д. Польским согласным иногда должны были соответствовать две или даже три буквы, например, «ch», «dz», «ff» и т. д.. Вместе с тем различие твёрдых и мягких согласных должно было, по мысли автора трактата, выражаться на путём ввода в алфавит новых графических знаков, например, «b» твёрдое должно было писаться квадратно, а мягкое округло. Паркошовиц не вводил в свой алфавит диакритических знаков. Арсенал латинских букв, соответствующих гласным, он увеличил на знак «Ø».

Принципы, изложенные по-латыни, Паркошовиц подытожил кратким польским стихотворением, вставленным в заключение трактата:

Kto chce pisać doskonale
Język polski i też prawie
Umiej obiecad{ł)o moje,
Którem tak napisał tobie […]

После стихотворения перечислены все буквы алфавита, а также предлагаемые варианты правописания. Трактат предваряется анонимным вступлением, являющимся ценным свидетельством сознательной борьбы за равноправие польского языка с латынью. Во введении впервые в истории польского языка появляется понятие языковой ошибки[2].

Содержащиеся в произведении предложения по изменению орфографии, как, например, введение различных форм букв для обозначения твёрдых и мягких согласных не были приняты из-за значительной разницы между существовавшей практикой, неудобства предлагаемых форм букв, а также неясности и запутанности предлагаемых правил[3]. Орфографическая система Паркошовица не прижилась на практике, а его теоретические концепции не нашли продолжателей. Следующая известная работа о польской орфографии появилась лишь в начале XVI в.

Напишите отзыв о статье "Паркошовиц, Якуб"

Примечания

  1. [staropolska.gimnazjum.com.pl/sredniowiecze/opracowania/Jerzy_Starnawski.html Дата смерти на сайте staropolska.gimnazjum.com.pl]
  2. M. Bugajski Od Słoty do Górnickiego // Rozprawy o historii języka polskiego. — 2005. — С. 78.
  3. Гордина М. В. История фонетических исследований. — СПб: Филологический факультет СПбГУ, 2006. — С. 39. — ISBN 5-8465-0243-1.

Литература

  • Michałowska T., Średniowiecze. Warszawa 2003.

Ссылки

  • [web.archive.org/web/20070929163156/80.55.214.122/index.php?module=ContentExpress&file=index&func=display&ceid=27&meid=100 Краткая биография]

Отрывок, характеризующий Паркошовиц, Якуб

После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!