Парк юрского периода (фильм)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Парк Юрского периода (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Парк юрского периода
Jurassic Park
Жанр

фантастика, приключения

Режиссёр

Стивен Спилберг

Продюсер

Кэтлин Кеннеди
Джералд Р. Молен

Автор
сценария

Сценарий:
Дэвид Кепп
Майкл Крайтон
Роман:
Майкл Крайтон

В главных
ролях

Сэм Нилл
Лора Дерн
Джефф Голдблюм
Ричард Аттенборо
Джозеф Маццелло
Ариана Ричардс
Мартин Ферреро
Боб Пек
Сэмюэл Л. Джексон
Уэйн Найт

Оператор

Дин Канди

Композитор

Джон Уильямс

Кинокомпания

Universal Studios
Amblin Entertainment

Длительность

127 минут

Бюджет

$63 млн

Сборы

$1 029 691 118

Страна

США США

Год

1993

Следующий фильм

Парк юрского периода: Затерянный мир (1997)

IMDb

ID 0107290

К:Фильмы 1993 года

«Парк ю́рского пери́ода»[1] (англ. Jurassic Park) — научно-фантастический фильм 1993 года режиссёра Стивена Спилберга, основанный на одноимённом романе Майкла Крайтона. Премьера фильма состоялась 9 июня 1993 года.

В фильме рассказывается о вымышленном острове, где учёные создали парк развлечений с клонированными динозаврами. Джон Хэммонд (Ричард Аттенборо) приглашает группу учёных, сыгранную Сэмом Ниллом, Джеффом Голдблюмом и Лорой Дерн, чтобы они проинспектировали парк до его открытия. Из-за диверсии, устроенной одним из сотрудников, динозавры прорываются на волю, а технический персонал и посетители пытаются спастись.

Спилберг приобрёл права на роман ещё до его публикации в 1990 году, и Крайтон был нанят для адаптации своего произведения. Дэвид Кепп написал окончательный вариант сценария, в котором отсутствовала большая часть сцен насилия из романа, а также были сделаны многочисленные изменения в характерах героев. Для создания аниматронных моделей динозавров Спилберг пригласил студию Стэна Уинстона, работы которой затем комбинировались с компьютерными спецэффектами, созданными компанией Industrial Light & Magic. Палеонтолог Джек Хорнер был приглашён для помощи художникам и аниматорам в создании реалистичных моделей динозавров. Съёмка фильма проходила с 24 августа по 30 ноября 1992 года на островах Кауаи и Оаху (Гавайский архипелаг), а также в Калифорнии.

«Парк Юрского периода» считается вехой в использовании компьютерных спецэффектов и получил множество положительных отзывов от кинокритиков, которые высоко оценили их качество, хотя реакция на другие элементы картины, например создание персонажей, была неоднозначной. В мировом прокате фильм заработал 914 000 000 $, став самым успешным на то время фильмом. С учётом проката 3D-версии 2013 года фильм преодолел планку в $1 млрд. На текущий момент фильм находится на 21-м месте среди самых кассовых фильмов в мировом прокате и шестнадцатым по сборам в США. «Парк юрского периода» породил целую медиафраншизу, включая менее успешные сиквелы «Парк юрского периода 2: Затерянный мир» (1997) и «Парк юрского периода 3» (2001). В 2015 году состоялась премьера четвёртой части франшизы «Мир юрского периода».

В 2011 году фильм вошёл в список наиболее достоверных научно-фантастических фильмов по версии НАСА[2].





Сюжет

Глава компании «InGen», профессор Джон Хаммонд, находит способ воссоздания динозавров посредством генной инженерии. Генетический материал он находит в москитах, которые миллионы лет назад пили кровь динозавров, а потом, сев на дерево, увязали в древесной смоле, образовав инклюзы. Недостающие фрагменты кода в ДНК дополняются фрагментами кода современных земноводных — лягушек. Хаммонд создаёт огромный парк, обитатели которого — динозавры.

При транспортировке одного из велоцирапторов происходит инцидент, приводящий к смерти сотрудника. Из-за этого инвесторы начинают давить на Хаммонда и заставляют его перед открытием парка провести пробную экскурсию для компетентных лиц. В качестве таких экспертов Хаммонд выбирает палеонтологов Алана Гранта и Элли Сэттлер, математика Яна Малкольма и юриста своих инвесторов — Дональда Дженнаро. Все приглашённые просто шокированы, увидев настоящих живых динозавров. Однако в ходе обсуждения на стороне Хаммонда, желающего открыть парк, остаётся только юрист. Остальные относятся к такой затее с большой осторожностью и сомнением. Хаммонд начинает экскурсию для своих посетителей. После короткого мультфильма, демонстрирующего технологию воссоздания вымерших видов, гости попадают в лабораторию, где выводят динозавров. Там они наблюдают, как из яйца вылупляется велоцираптор. Тот факт, что на острове разводят хищников, начинает тревожить Гранта. Малкольм интересуется, как сотрудникам парка удаётся контролировать популяцию. Учёный-генетик уверяет его, что все особи на острове женского пола и, следовательно, самовольное размножение динозавров невозможно. После этого четверо посетителей отправляются на экскурсию по парку на двух автоматических электромобилях. К ним присоединяются внуки Хаммонда — Лекси и Тимми. Однако динозавры не желают появляться ни просто так, ни за приманкой. По дороге гости парка выходят из машин, чтобы посмотреть на заболевшего трицератопса. После осмотра все, кроме Элли, которая остаётся с ветеринаром присматривать за трицератопсом, возвращаются в машины. Тем временем один из сотрудников парка, программист Деннис Недри, подкупленный конкурентами, отключает систему защиты, чтобы получить доступ к хранилищу эмбрионов, из которого он должен вынести эмбрионы нескольких видов динозавров. Опаздывая на корабль, который отплывает от острова парка всего через несколько минут, Деннис не справляется с управлением и застревает на своем джипе. Пытаясь вытащить джип лебёдкой, Недри встречается с дилофозавром и становится его жертвой.

После того как система защиты отключена, электромобили с экскурсантами останавливаются — прямо напротив загона тираннозавра. Поняв, что защитное напряжение отключено, тираннозавр ломает ограждение и выходит к электромобилям с посетителями парка. Пытаясь спрятаться, юрист Дональд забегает в стоящий рядом туалет. Дети, оставшиеся в первой машине, ненароком привлекают внимание тираннозавра, который нападает и переворачивает машину. Пытаясь отвлечь динозавра на себя, Ян получает серьёзную травму ноги и оказывается погребённым под обломками туалета, который разрушает динозавр. Затем последний съедает сидевшего в туалете Дженнаро. Добежав до первой машины, Алан успевает вытащить из неё Лекси, но Тимми остаётся в машине. Тираннозавр возвращается к первой машине и сбрасывает её с обрыва вместе с Тимми. Таким образом, Алан и внуки Хаммонда оказываются одни в парке. На пути в центр управления они находят скорлупу от яиц, из которых вылупились динозавры. Это подтвердило опасения Яна Малкольма о том, что «жизнь прорвётся через преграды»: появились особи мужского пола, так как для восстановления повреждённых ДНК использовались части ДНК современных амфибий, способных при надобности менять свой пол. Раненого Яна Малкольма спасают от смерти Элли и егерь Роберт Малдун, с трудом оторвавшись на джипе от преследования вернувшегося тираннозавра. Они присоединяются к Джону Хаммонду и главному инженеру Рэю Арнольду, пытающимся включить систему безопасности. После перезагрузки системы нужно запустить генераторы в бункере, расположенном неподалёку от центра управления. Сначала к нему отправляется сам Арнольд. Он долго не возвращается, что вызывает беспокойство у оставшихся (позже выяснится, что он погиб). К бункеру направляются Элли и Роберт. После выхода на поверхность Малдун понимает, что велоцирапторам удалось выбраться из специального укреплённого загона, и теперь ему и Элли грозит смертельная опасность. Отправляя Элли к бункеру, Роберт намеревается застрелить преградившего путь велоцираптора. Однако велоцираптор оказывается не один. Пока Роберт готовится в него выстрелить, другой велоцираптор нападает на него сбоку и убивает. Элли успевает благополучно добежать до распределительного щитка. На нём она поочерёдно запускает системы безопасности парка, после чего также подвергается внезапному нападению велоцираптора. Но ей удаётся вырваться из бункера, заперев в нём хищника.

Тем временем Алан, Тимми и Лекси добираются до гостевого центра. Дети временно остаются одни. Гостевой центр оказался небезопасным местом, туда проникают два велоцираптора. Тем не менее, детям удаётся спастись от них. Алан встречает Элли, возвращается в гостевой центр и находит там перепуганных детей. Вчетвером они пытаются скрыться от преследующих их велоцирапторов. В холле двое велоцирапторов окружают их, но в самый последний момент один из них становится жертвой внезапно появившегося тираннозавра. После гибели своего сородича второй велоцираптор бросается на тираннозавра, но тоже погибает. Воспользовавшись моментом, Алан, Элли, Тимми и Лекси сбегают оттуда. Присоединившись к Хаммонду и Малкольму, все садятся на вертолёт и улетают с острова. Джон Хаммонд решает оставить затею с парком.

В ролях

  • Сэм Нилл (доктор Алан Грант) — палеонтолог, раскапывающий окаменелости велоцирапторов в пустошах Монтаны. Он фанатически предан своей работе. Не любит детей, которых пугает когтём раптора, но вскоре будет вынужден защищать внуков Хэммонда. У Спилберга Нилл был первым претендентом на роль, но в тот момент он был слишком занят. Позднее Спилберг встречался с Ричардом Дрейфусом и Куртом Расселом, но они требовали слишком больших денег за своё участие, а Уильям Хёрт отклонил предложение[3]. Тогда Спилбергу пришлось сдвинуть съёмки на месяц, чтобы Нилл смог сыграть своего персонажа. При подготовке к съёмкам Нилл консультировался с палеонтологом Джеком Хорнером[4].
  • Лора Дерн (доктор Элли Сэттлер) — палеоботаник и аспирантка Алана Гранта. У неё романтические отношения с Аланом Грантом. Дерн также встречалась с Хорнером и посещала Музей естествознания Лос-Анджелеса, учась работать с окаменелостями[4].
  • Джефф Голдблюм (доктор Ян Малкольм) — математик-хаосолог, предупреждающий Хэммонда об опасности воскрешения динозавров.
  • Ричард Аттенборо (Джон Хаммонд) — глава компании «Ин-Ген», инициатор создания и архитектор «Парка юрского периода». Фильм стал первой актёрской работой Аттенборо с 1979 года[5].
  • Ариана Ричардс (Лекси Мёрфи) — внучка Хаммонда, вегетарианка, увлекается компьютерами.
  • Джозеф Маццелло (Тимми Мёрфи) — младший брат Лекси, прочитал несколько книг Гранта.
  • Уэйн Найт (Деннис Нэдри) — программист, разработавший систему управления парком. Подкуплен конкурентами Хаммонда, для которых взялся за крупную сумму похитить несколько эмбрионов динозавров. Погиб (убит дилофозавром), но до этого успел стать виновником гибели нескольких человек.
  • Сэмюэль Л. Джексон (Рэй Арнольд) — главный инженер парка. Погиб, убит велоцираптором.
  • Боб Пек (Роберт Малдун) — профессиональный охотник, консультант Хаммонда. Погиб, убит велоцираптором.
  • Мартин Ферреро (Дональд Дженнаро) — адвокат инвесторов Хаммонда. Погиб, убит тираннозавром.
  • Б. Д. Вонг (доктор Генри Ву) — главный генетик парка.
  • Джералд Молен — продюсер фильма, сыграл ветеринара парка Джерри Хардинга в сцене с Трицератопсом.
  • Дин Канди — оператор фильма, сыграл работника дока, с которым Недри разговаривал по телефону.

Награды и номинации

Категория Номинанты Итог
«Оскар» (1994)
Лучшие визуальные эффекты
Деннис Мьюрен, Стэн Уинстон, Фил Типпетт, Майкл Лантьери Награда
<center>Лучший звук Гэри Саммерс, Гэри Райдстром, Шон Мерфи, Рон Джадкинс Награда
<center>Лучший монтаж звуковых эффектов Гэри Райдстром, Ричард Химнс Награда
BAFTA (1994)
<center>Лучшие спецэффекты Деннис Мьюрен, Стэн Уинстон, Фил Типпетт, Майкл Лантьери Награда
<center>Лучший звук Ричард Химнс, Рон Джадкинс, Гэри Саммерс, Гэри Райдстром, Шон Мерфи Номинация
«Сатурн» (1994)
<center>Лучший научно-фантастический фильм Награда
<center>Лучший режиссёр Стивен Спилберг Награда
<center>Лучший сценарий Майкл Крайтон и Дэвид Кепп Награда
<center>Лучшие спецэффекты Деннис Мьюрен, Стэн Уинстон, Фил Типпетт, Майкл Лантьери Награда
<center>Лучшая актриса Лора Дерн Номинация
<center>Лучший актёр второго плана Джефф Голдблюм Номинация
Уэйн Найт Номинация
<center>Лучший молодой актёр или актриса Джозеф Маццелло Номинация
Ариана Ричардс Номинация
<center>Лучшая музыка Джон Уильямс Номинация
<center>Лучшие костюмы Сью Мур, Эрик Х. Сандберг Номинация
Премия Брэма Стокера (1994)
<center>Other Media (за сценарий) Майкл Крайтон и Дэвид Кепп Номинация
«Молодой актёр» (1994)
<center>Лучшая молодая актриса в драматическом фильме Ариана Ричардс Награда
<center>Лучший молодой актёр второго плана в драматическом фильме Джозеф Маццелло Награда
<center>Лучший семейный фильм — боевик или приключения Universal Pictures Награда
MTV Movie Awards (1994)
<center>Лучший фильм Номинация
<center>Самый зрелищный эпизод сцена погони Ти-Рекса за джипом Номинация
<center>Лучший кинозлодей Ти-Рекс Номинация
«Грэмми» (1994)
<center>Лучшая инструментальная композиция,
написанная для кинофильма или для телевидения
Джон Уильямс Номинация

См. также

Напишите отзыв о статье "Парк юрского периода (фильм)"

Примечания

  1. Согласно «Полному академическому справочнику правил русской орфографии и пунктуации РАН» под ред. В. Лопатина, (2011. — стр. 156 — ISBN 978-5-462-00930-3) названия геологических периодов и эпох пишутся со строчной буквы.
  2. [lenta.ru/news/2011/01/02/worst/ NASA назвало самые недостоверные фантастические фильмы]
  3. Don Shay, Jody Duncan. The Making of Jurassic Park: An Adventure 65 Million Years in the Making. — Boxtree Limited, 1993. — С. 61. — ISBN 1-85283-774-8.
  4. 1 2 Shay, Duncan, С. 71-75
  5. [www.imdb.com/name/nm0000277/#actor Richard Attenborough: Actor – filmography]. IMDb. Проверено 5 июля 2008. [www.webcitation.org/65Dsobfnv Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].

Ссылки

  • [www.jurassicpark.com/ Официальный сайт фильма] (англ.)
  • «Парк Юрского периода» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.imdb.com/title/tt0107290/awards Награды и номинации на сайте IMDb]
  • [movies.yahoo.com/movie/1800202853/info «Парк Юрского периода»] (англ.) на сайте Yahoo! Movies

Отрывок, характеризующий Парк юрского периода (фильм)

Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.