Парламентские выборы в Испании (1919)

</th> </table>

Парламентские выборы 1919 года в Испании прошли 1 июня.

Предыстория

Выборы 1919 года состоялись на фоне беспрецедентного политического и экономического кризиса, поразившего Испанию в 1916 году. 15 апреля 1919 года, после того как за 13 месяцев сменилось четыре кабинета, правительство вновь возглавил Антонио Маура, включив в него «мауристас», «сьервистас» и одного независимого либерала. Новый премьер-министр распустил Конгресс депутатов и объявил о проведении новых выборов.

В предверии выборов Антонио Маура смог создать проправительственную коалицию, включившую в свой состав помимо его Партии Мауриста также консерваторов-«сьервистас» и независимых католиков. В то же время в коалицию не вошла крупнейшая группировка консервативного лагеря, консерваторы-«датистас», принявшие участие в выборах как Либерально-консервативная партия.

На либеральном фланге не только не удалось преодолеть раскол, он ещё больше углубился. Группа независимых либералов, принимавших участие в прошлогодних выборах самостоятельно, образовали свою партию — Национальный монархический союз (исп. Unión Monárquica Nacional, UMN), которую возглавил промышленник Альфонс Сала-и-Аргеми. Видный деятель либералов, бывший министр общественных работ Нисето Алькала Самора-и-Торрес пошёл на выборы со своими сторонниками отдельно от других либеральных групп. В результате, в выборах 1919 года участвовали уже 6 либеральных списков, не считая независимых.

Не сумев добиться больших успехов единым списком республиканцы вновь разделились. Республиканская федерация Альваро де Альборноса и социалисты Пабло Иглесиаса воссоздали Союз республиканцев и социалистов, к которому присоединились республиканцы-автономисты и ряд независимых республиканцев. Умеренные республиканцы Мелькиадеса Альвареса, республиканцы-радикалы Алехандро Лерруса, республиканцы-федералисты и каталонские республиканцы, а также ряд каталонских республиканцев-националистов, принимали участие в выборах самостоятельно.

Результаты

1 июня были избраны 409 членов Конгресса депутатов.

Больше всего мест (104 или 25,43 %) завоевала проправительственная коалиция во главе с Антонио Маура. Всего же консерваторы, считая Либерально-консервативную партию Эдуардо Дато смогли выиграть 198 мандатов (48,41 %). Их оппоненты из либерального лагеря в сумме набрали 140 мандатов (34,23 %).. Республиканцы, вновь разделившиеся, несколько уменьшили количество мандатов. Регионалисты впервые с выборов 1910 года понесли потери, уменьшив своё представительство в нижней палате парламента.

Полужирным шрифтом выделены участники проправительственной коалиции.

← 1918   1920 →
Парламентские выборы в Испании

Выборы в Конгресс депутатов
1 июня 1919 года
Глава партии:	Антонио Маура	Эдуардо Дато	Мануэль Гарсия Прието
Партия:	Проправительственная коалиция	Либерально-консервативная партия	Либерально-демократическая партия
Прошлое число мест:	57	98	92
Мест получено:	104 (▲47)	94 (▼4)	52 (▼40)
Результат выборов:	Первое место по количеству мест в Конгрессе депутатов заняла проправительственная коалиция во главе с Антонио Маура. В общей сложности консерваторы получили почти половину мест, что позволило им сформировать правительство

</span>
Итоги выборов в Конгресс депутатов Испании 1 июня 1919 года

Партии и коалиции				Лидер	Голоса			Места
					#	%	+/−	Места	+/−	%
		Либерально-консервативная партия	исп. Partido Liberal-Conservador, PLC	Эдуардо Дато				94	▼4	22,98
		Партия Мауриста	исп. Partido Maurista, (PM)	Антонио Маура				68	▲37	16,63
		Консерваторы-«сьервистас»	исп. Conservadores Ciervistas (CC)	Хуан де ля Сьерва				32	▲8	7,82
		Независимые католики	исп. Católico independiente	Мануэль Рохас Маркос				4	▲2	0,98
Все консерваторы								198	▲44	48,41
		Либерально-демократическая партия	исп. Partido Liberal Demócrata, PLD	Мануэль Гарсия Прието				52	▼40	12,71
		Либеральная партия	исп. Partido Liberal, PL	Альваро де Фигероа и Торрес				40	▼3	9,78
		Либеральная левая	исп. Izquierda Liberal, IzqL	Сантьяго Альба				30	▲1	7,34
		Национальный монархический союз	исп. Unión Monárquica Nacional, UMN	Альфонс Сала				6	▲3	1,47
		Аграрные либералы («гассетистас»)	исп. Liberales agrarios ("gassetistas")	Рафаэль Гассет				5	▼2	1,22
		Либералы-«нисетистас»	исп. Liberales "nicetistas"	Нисето Алькала Самора-и-Торрес				4	Первый раз	0,98
Все либералы								140	▼34	34,23
		Союз республиканцев и социалистов	исп. Conjunción Republicano-Socialista, CRS	Альваро Альборнос, Пабло Иглесиас				15	▼2	3,67
		Реформистская партия	исп. Partido Reformista, PR	Мелькиадес Альварес				6	▼3	1,47
		Республиканская партия Каталонии	кат. Partit Republicà Català, PRC	Габриэль Аломар				5	▲1	1,22
		Радикальная республиканская партия	исп. Partido Republicano Radical, PRR	Алехандро Леррус				4	▲2	0,98
		Федеративная демократическая республиканская партия	исп. Partido Republicano Democrático Federal, PRDF	Хулиан Ногуэс				1	▬	0,25
Все республиканцы								33	▼3	8,07
		Регионалистская лига Каталонии	кат. Lliga Regionalista de Catalunya, LRC	Франсеск Камбо				14	▼7	3,42
		Баскское националистическое причастие	исп. Comunión Nacionalista Vasca, CoNV	Рамон де ла Сота				5	▼2	1,22
		Монархическая автономистская федерация	кат. Federació Monàrquica Autonomista, FMA	Мануэль Жирона				3	Первый раз	0,73
Все регионалисты								24	▼7	5,87
		Традиционалистское причастие	исп. Comunión Tradicionalista, CT	Паскуаль Комин				4	▼4	0,98
		Традиционалистская католическая партия	исп. Partido Católico Tradicionalista	Хуан Васкес де Мелья				3	Первый раз	0,73
		Интегристская партия	исп. Partido Integristas, PI	Мануэль Сенанте				1	▬	0,25
Все карлисты и традиционалисты								9	▼3	2,20
		Аграрии	исп. Agrarios	Диего Мартин Велос				2	Первый раз	0,49
	Другие							3	▲1	0,73
Всего					н/д	100,00		409	▬
Источник: Historia Electoral Spain Historical Statistics

Результаты по регионам

Наибольшего успеха на провинциальном уровне достигли консерваторы-«датистас», сумев занять первое место по количеству избранных депутатов в 13 провинциях. Проправительственная коалиция Антонио Маура победила в 11 провинциях. Либералы выиграли выборы в 9 провинциях, в том числе либеральные демократы заняли первое место в 6 провинциях, по одной победе одержали либералы-«романонистас», левые либералы и национал-монархисты. Регионалисты выиграли выборы в 2 провинциях, каталонские в Барселоне, баскские в Бискайе. В провинции Мадрид победил Союз республиканцев и социалистов. В Паленсии, Наварре, Сьюдад-Реале и Кадисе первое место поделили проправительственная коалиция и консерваторы-«датистас», в Луго — консерваторы-«датистас» и либералы-«романонистас», в Саламанке — левые либералы и «романонистас», в Вальядолиде — проправительственная коалиция и левые либералы, в Льейде — каталонские регионалисты и национал-монархисты, в Таррагоне — республиканцы и национал-монархисты, на Балеарах — проправительственная коалиция, консерваторы-«датистас» и левые либералы, в Алаве — независимые династисты, карлисты-католики и консерваторы«датистас», в Альмерии — проправительственная коалиция, консерваторы-«датистас» и либеральные демократы. В Гипускоа, как и на предыдущих выборах, 5 мест достались кандидатам 5 разных партий (три из них традиционалистские).

В Мадриде 6 мандатов из 8 выиграл Союз республиканцев и социалистов (из них 4 взяла Республиканская федерация и два социалисты), оставшиеся 2 поделили левые либералы и консерваторы-«мауристас». В Барселоне победили регионалисты, выиграв 5 мандатов из 7 (из них 4 взяла Регионалистская лига, ещё один их союзники из числа каталонских карлистов), оставшиеся 2 поделили республиканцы-радикалы и каталонские республиканцы. В Севилье по 2 места заняли левые либералы и консерваторы-«датистас», оставшийся пятый мандат получили консерваторы-«мауристас». В Валенсии по одному мандату завоевали консерваторы-«датистас», республиканцы-автономисты и карлисты.

После выборов

25 июня 1919 года новым председателем Конгресса депутатов был избран Хуан Армада, маркиза де Фигероа (Партия Мауриста), за которого проголосовали 167 парламентариев, либералы не участвовали в голосовании. 29 июля 1919 года его сменил Хосе Санчеса Герра (Либерально-консервативная партия). Председателем Сената стал Мануэль Альендесаласар (Либерально-консервативная партия), которого в декабре 1919 года сменил Хоакин Санчес де Тока (Либерально-консервативная партия).

20 июля 1919 года Антонио Маура на посту премьера сменил Хоакин Санчес де Тока, представлявший Либерально-консервативную партию Эдуардо Дато. После его падения 12 декабря 1919 года и неспособности Дато получить устойчивое большинство в свою поддержку, либерал-консерватор Мануэль Альендесаласар сформировал правительство национальной концентрации, в которое вошли консерваторы («датистас» и «мауристас») и либералы (либеральные демократы и левые либералы). Новый кабинет проработал до 5 мая 1920 года.

Ссылки

• [www.historiaelectoral.com/e1800g.html Gráficos y análisis: Elecciones en el Sexenio Revolucionario y la Restauración 1869-1923] (исп.). Historia Electoral.com. Проверено 13 апреля 2016.
• [www.congreso.es/portal/page/portal/Congreso/Congreso/SDocum/ArchCon/SDHistoDipu Archivo Histórico de Diputados (1810 - 1977)] Documentary Services / Archive / Historic summary of Members of the Congress (1810-1977) (исп.). congreso.es. Проверено 13 апреля 2016.

Отрывок, характеризующий Парламентские выборы в Испании (1919)

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.