Парламентские выборы в Мавритании (1992)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
← 1976   1996 →
Парламентские выборы в Мавритании (1992)
1992
6 и 13 марта
Явка избирателей: 38,9%
Глава партии: Маауйя ульд Сиди Ахмед Тайя Ахмед ульд Сиди Баба
Партия: Демократическая и социал-республиканская партия Движение за демократию и единение
Прошлый результат: новая новая
Прошлое число мест:
Мест получено: 67 (+67 ) 1 (+1 )
Голосов: 301 349
(67,7%)
32 841
(7,4%)
Изменение доли голосов: +67,7% +7,4%

Парламентские выборы в Мавритании проходили 6 и 13 марта 1992 года. Они стали первыми парламентскими выборами после того, как в результате проведённого в 1991 года конституционного референдума была восстановлена многопартийная система. На них было избрано 79 депутатов Национального собрания. В результате подавляющее большинство голосов получила Республиканская партия за демократию и обновление.[1] Явка составила 38,9%.[2]



Результаты

Партия Голоса % Места
Республиканская партия за демократию и обновление
(Демократическая и социал-республиканская партия)
301 349 67,7 67
Беспартийные 95 644 21,5 10
Движение за демократию и единение 32 841 7,4 1
Движение за демократию и единение/Партия национального авангарда 5 090 1,1 0
Партия национального авангарда 4 504 1,0 0
Мавританская партия обновления 3 203 0,7 1
Социальный и демократический народный союз 1 553 0,3 0
Союз за планирование и строительство 382 0,1 0
Мавританская центральная демократическая партия 357 0,1 0
Мавританская партия обновления/Союз за планирование и строительство 319 0,1 0
Партия рабочего и национального единения 83 0,0 0
Недействительных/пустых бюллетеней 10 912
Всего 456 237 100 79
Источник: Nohlen et al.

Напишите отзыв о статье "Парламентские выборы в Мавритании (1992)"

Примечания

  1. [africanelections.tripod.com/mr.html Elections in Mauritania] African Elections Database
  2. Nohlen, D, Krennerich, M & Thibaut, B (1999) Elections in Africa: A data handbook, p595 ISBN 0-19-829645-2

Отрывок, характеризующий Парламентские выборы в Мавритании (1992)

Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.