Парма

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Парма
Parma
Флаг Герб
Страна
Италия
регион
Эмилия-Романья
Провинция
Парма
Координаты
Площадь
260 км²
Высота центра
55 м
Официальный язык
Население
174 471 человек (2004)
Плотность
671 чел./км²
Названия жителей
parmigiani (parmensi: gli abitanti della provincia)
Часовой пояс
Телефонный код
+39 0521
Почтовый индекс
43121-43126 (в 2009 изменен с 43100)
ISTAT
034027
Официальный сайт
[www.comune.parma.it une.parma.it]

Па́рма (итал. Parma, эмил.-ром. Pärma, лат. Parma) — город в итальянском регионе Эмилия-Романья, административный центр одноимённой провинции, на одноимённой речке, северо-западнее Болоньи. Покровителем города считается Иларий Пиктавийский. Праздник города 13 января.





История

Галльский город Парма в 183 г. до н. э. был обращён в римскую колонию и скоро сделался довольно важным торговым центром. Разрушенный солдатами Марка Антония, он был восстановлен Августом; с тех пор он назывался Julia Augusta Colonia, после падения Западной Римской империи — Chrysopolis («город золота»; в средневековых хрониках — Гризополис), позднее вновь Пармой.

В 570 году Парма перешла под власть лангобардов, в 774 году — франков. В 879 году Карломан пожаловал Парму, с титулом графства, епископу Видибольду.

В XI, XII и XIII веках Парма была ареной постоянной борьбы между гвельфами и гибеллинами. Управление городом, номинально республиканское, было предметом спора между семьями Росси, Паллавичино, Корреджио, Санвитале и др. В 1167 году Парма вступила в гвельфский союз ломбардских городов. В 1248 году под Пармой, которой временно овладели гибеллины, был наголову разбит император Фридрих II, принужденный вследствие этого вовсе покинуть Италию; в Парме было восстановлено владычество гвельфов.

В 1346 году городом овладели Висконти и присоединили его к миланскому герцогству.

Папа Юлий II присоединил Парму, вместе с Пьяченцей, к папским владениям. В 1545 году папа Павел III передал Парму и Пиаченцу, с их областью и с титулом герцогства, своему незаконному сыну, Пьетро Луиджи Фарнезе. Через два года герцог Фарнезе вызвал своим деспотизмом заговор среди высших классов общества и был убит; в Пиаченце утвердился после этого миланский наместник императора Карла V, Гонзага, а Парма при помощи папских войск осталась за Оттавио Фарнезе, сыном Пьетро; в 1558 году он вернул себе и Пиаченцу, по договору с Филиппом II.

В течение двух веков Парма и Пьяченца жили под властью династии Фарнезе жизнью небольшого самостоятельного итальянского государства с деспотическим управлением, блистая роскошью двора, по обычаю всех итальянских дворов покровительствовавшего развитию искусств (еще ранее пармские соборы и хранилища произведений искусства были поставлены на значительную высоту знаменитым Корреджо, жившим здесь в 1518 по 1530 годы). В 1731 году династия Фарнезе прекратилась и Парма с Пьяченцей перешли по наследству (по женской линии) к инфанту испанскому Карлу, уступившему их (1735) австрийскому императору Карлу VI, в обмен за королевство Обеих Сицилий. Переехав в Неаполь, Карл III перевёз туда значительную часть ценностей, накопленных Фарнезе.

В 1743 году, по аахенскому миру, Мария-Терезия уступила их — вместе с Гвасталлой, которая с тех пор надолго входит в состав одного с ними государства, испанскому инфанту Филиппу. Управление Бурбонов в Парме мало чем отличалось от их управления в других странах: процветала инквизиция, мысль и слово находились под тяжелым гнетом, подати были весьма тяжелы. В 1796 году Фердинанд, сын и (с 1765 года) наследник Филиппа, оставленный Австрией во время революционных войн на произвол судьбы, откупился от французов 2 000 000 лир и 20 лучшими картинами из пармской галереи, но уже через год, по кампоформийскому миру, должен был уступить Цизальпинской республике свои владения по левому берегу По.

По договору между Францией и Испанией (1801) сын Фердинанда, Людовик, был сделан королём Этрурии, с обязательством уступить Франции Парму, Пьяченцу и Гвасталлу. В 1806 году Наполеон отдал Гвасталлу своей сестре Паулине Боргезе. По парижскому миру 1814 года и венскому договору 1815 года, Парма, Пиаченца и Гвасталла отданы Марии-Луизе, жене Наполеона, но, ввиду протестов Испании, в 1817 году особым договором, заключенным в Париже, было постановлено, что после смерти Марии-Луизы герцогства переходят к наследникам Людовика, бывшего короля Этрурии, за исключением территории по левому берегу По, остававшейся за Австрией.

Управление Марии-Луизы, вполне подчинявшейся Меттерниху, не могло подавить стремлений к свободе и единству Италии. Хотя волнения 1831, 1833 и 1846 годах были подавлены австрийскими войсками, но смерть Марии-Луизы, после которой герцогство пармское перешло к Карлу II, бывшему до тех пор герцогом Луккским, вызвала новые волнения. В 1860 году жители Пармы и Пьяченцы постановили присоединиться к объединённой Италии. Дочь последнего пармского герцога вышла замуж за последнего императора Австрии и дожила до 1989 года.

Город сильно пострадал от союзнических бомбардировок на исходе Второй мировой войны.


При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Достопримечательности

  • S.Giovanni Evangelista-Церковь Иоанна Евангелиста построена за собором в годы ренессанса в (1494—1510) в стиле барокко.Колокольня при ней закончена постройкой в 1614 году. Фрески на куполе выполнены Антонио Аллегри, более известным как Корреджо (1489—1540). Это был непревзойдённый мастер в искусстве изображения персонажей в темноте. Он приложил руку к росписи монастыря св. Павла, в котором особенно выделяется своим убранством т. н. «комната аббатиссы».
  • Madonna della SteccataЭта церковь в честь Богоматери построена в 1521 −1539 годах в подражание собору св. Петра в Риме. Её расписывал Пармиджианино (1530—1540) — известный портретист и гравёр. Там же находится усыпальница герцогов дома Фарнезе и Бурбонов.

Piazza Duomo

Это старинная площадь перед собором, находящимся на восточной её стороне .

  • Собор представляет собой романскую базилику, построенную после землетрясения в XII веке. В соборе сосредоточены художественные сокровища пармской школы. Выполненная Корреджо в 1526−1530 годах и изображающая Вознесение Марии роспись купола принадлежит к высшим достижениям искусства Возрождения, в то же время предвещая эстетику барокко.

В правом поперечном нефе собора находится Распятие работы Бенедетто Антелами (1178 года). В крипте собора сохраняются остатки раннехристианской мозаики на полу. Вместе с кампаниллой собор представляет собой законченный архитектурный ансамбль.

  • Баптистерий представляет собой восьмиугольную башню, облицованную розовым мрамором. Здание построено тем же Антелами в 11961260 годах в романо-готическом стиле. Он же создал рельефные украшения на фасаде и внутренних стенах здания. На куполе изнутри имеются фрески из жизни Христа.
  • Дворец епископа (Palazzo del Vescovado) построен в XIII веке. Находится на площади напротив собора.

Piazza Garibaldi

Эта центральная площадь города, названная именем национального героя Джузеппе Гарибальди, на которой находится: Palazzo del Governatore, в настоящее время Префектура. Начиная с 13 в. здесь стояли Palast des Statthalters и Palazzo del Comune.

Palazzo della Pilotta и Piazza della Marconi

Этот дворец был построен в 1523—1622 годах, но оставался недостроенным. Своё название он получил по игре в мяч, широко распространённой в стране басков и в которую играли во дворе здания. Дворец стал резиденцией рода Фарнезе. В палаццо делла Пиллота, где герцоги жили с 1583 года, ныне помещаются художественная галерея, палатинская библиотека и музей древностей.

Здания, стоявшие у этой площади, сильно пострадали и были затем снесены

На площади первоначально был установлен мемориал Верди. Однако при разборке военных развалин он был демонтирован и временно перенесён в угол площади, где был смонтирован без учёта градостроительных требований. Там он и стоит по диагонали площади до сего времени.

Дворец Пилотта Площадь Маркони. На заднем плане -остатки дворца Пилотта Мемориал Верди Монумент в память о войне


Культура

Помимо художников Корреджо и Пармиджанино уроженцами Пармы были дирижёр Артуро Тосканини, скульптор Бенедетто Антелами, скрипач и композитор Антонио Ролла, режиссёр, актёр кино и художник Франческо Барилли[1], печатник Джамбаттиста Бодони. Главная резиденция герцогов (1564) и театр Фарнезе (1618) сильно пострадали в 1943 году, но к настоящему времени восстановлены.

Годы правления просвещённой и толерантной Марии Луизы (1816—1847), второй супруги Наполеона Бонапарта, были годами расцвета города. Хотя современники отмечали неприятие герцогиней не только шоколадных тортов, но и сыра Пармезан, являющегося предметом гордости горожан.

Город был сделан Стендалем местом действия своего романа «Пармская обитель».

Пармский университет — один из первых в Италии; в своём настоящем виде существует с 1601 года.

Большой известностью пользуется ботанический сад Пармы, основанный ещё в 1770 году.

Спорт

Город известен своей футбольной командой Парма (футбольный клуб), после банкротства в 2015 году выступающей в серии D чемпионата Италии по футболу, дважды побеждавшей в кубке УЕФА, по разу в Кубке обладателей Кубков и Суперкубке УЕФА.

Экономика

В экономическом отношении Парма сильно зависит от пищевой промышленности. Местный сыр (так называемый «пармезан») пользуется спросом во всём мире. Парма также выделяется наличием предприятий машиностроения для сельского хозяйства. Город известен своими фармацевтическими предприятиями и парфюмерией. В честь знаменитых пармских фиалок названы местные духи. В городе ежегодно проводится выставка консервов.

С 1953 действует троллейбусное движение.

Напишите отзыв о статье "Парма"

Примечания

  1. Франческо Барилли принадлежит полнометражный документальный фильм «Красные кресла», посвящённый отражению истории и образа Пармы в кино.

Литература

Отрывок, характеризующий Парма

В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.