Паровоз С

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
С

С68 — единственный сохранившийся паровоз серии
Основные данные
Страна постройки

Российская империя Российская империя

Завод

Сормовский (1910—1918);
Невский (1912—1917);
Харьковский (1912—1919);
Луганский (1912)

Главный конструктор

Б. С. Малаховский

Годы постройки

19101919

Всего построено

678

Ширина колеи

1524 мм

Конструкционная скорость

115 км/ч

Технические данные
Осевая формула

1-3-1 («Прери»)

Длина паровоза

12247 мм

Служебный вес паровоза

75,8 т

Сцепной вес

47,53 т

Мощность

1200 л.с.

Диаметр бегунковых колёс

1030 мм

Диаметр движущих колёс

1830 мм

Диаметр поддерживающих колёс

1200 мм

Давление пара в котле

13 кгс/см²

Полная испаряющая поверхность нагрева котла

207,2 м²

Число дымогарных труб

170

Число жаровых труб

24

Тип пароперегревателя

Ноткина, Шмидта

Поверхность нагрева пароперегревателя

52,5

Площадь колосниковой решётки

3,8 м²

Паровая машина

простая

Число цилиндров

2

Диаметр цилиндров

600 мм

Ход поршня

660 мм

Парораспределительный механизм

Вальсхарта

Тип тендера

4-осный обр. 1908 года

Порожний вес

23,4 т

Объём баков для воды

23 т

Запас топлива

17 т

Эксплуатация
Страна

/

С на Викискладе

Паровоз С (конструкции Сормовского завода; прозвище — Русская Прери) — российский и советский пассажирский паровоз типа 1-3-1. Выпускался с 1910 по 1919 год (в массовом производстве с 1912 года) на ряде российских паровозостроительных заводов[1]. Всего за период производства было выпущено 678 паровозов данного типа[1][2]. На железных дорогах Российской империи и СССР массово эксплуатировались вплоть до середины 1960-х годов; последний паровоз данного типа списан в 1972 году[3].

Считается одним из лучших и наиболее экономичных пассажирских локомотивов Российской империи[4]. Послужил основой для паровоза Су (часто выделяется в отдельный тип паровоза), самого массового советского пассажирского паровоза.





История создания

В начале XX века, несмотря на бурные темпы железнодорожного строительства в конце XIX века и возрастающую роль железнодорожных перевозок, в технологическом и организационном плане русские железные дороги были достаточно отсталыми. На большинстве линий объёмы пассажирских перевозок не превышали двух—трёх пар составов в сутки, а средний вес пассажирского состава из пяти-семи вагонов колебался в пределах 200—300 тонн. Маршрутная скорость как пассажирских, так и товарных составов в большинстве случаев не превышала 25 км/ч, а расписание движения подразумевало весьма длительные стоянки[5]. При этом в период с 1893 по 1913 годы объёмы пассажирских перевозок демонстрировали устойчивый рост и в итоге возросли почти в 4 раза[5]. Тогда же в России, раньше, чем в других странах, появились спальные вагоны, приспособленные для многодневного проживания пассажиров. Налицо была потребность в увеличении веса пассажирских составов до 500 тонн и более[6].

Вместе с тем, меры по решению вышеперечисленных проблем предпринимались весьма неспешно. Некоторые исследователи истории техники полагают, что причиной тому являлся основной «упор» русской инженерной мысли на совершенствование системы грузовых (товарных) железнодорожных перевозок. Проблемы же пассажирских перевозок рассматривались в последнюю очередь[6]. Уже к 1870-м годам отсутствие у российских железных дорог пассажирских локомотивов, полностью отвечавших всем современным потребностям, главным образом — силе тяги, стало очевидным. Из ситуации выходили, сцепляя два паровоза, однако такая схема обладала значительными коммерческими и техническими недостатками. «Двойная тяга», причём паровозами разных типов — пассажирским и товарным, была в числе причин крушения императорского поезда 17 (29) октября 1888 года[6].

К 1900 году паровозный парк Российских железных дорог насчитывал около 2500 локомотивов, основу которых составляли паровозы с осевыми формулами 1-2-0 и 2-2-0[6]. Наиболее многочисленный тип 2—2—0 был представлен, к примеру, паровозами, обозначавшимися литерой Д, а также серии П. Эти локомотивы, развивавшие с 300-тонным составом на горизонтальном пути скорость до 70 и до 90 км/ч соответственно, вполне соответствовали запросам большинства линий в конце XIX века, однако для наиболее оживлённых дорог, таких, как Северо-Западная и Николаевская, были уже недостаточно мощными. Эти две дороги вообще сильно отличались от остальных как объёмами перевозок, так и качеством железнодорожного полотна, технической оснащённостью и пунктуальностью графика перевозок[7].

В 1890 году Министерство путей сообщения заказало Александровскому заводу в Петербурге, являвшемуся тогда главными мастерскими Николаевской железной дороги, разработку нового локомотива, способного развивать скорость до 80 км/ч с 400-тонным составом (такой вес имел, в частности, императорский поезд)[7]. Итогом последовавшей полуторалетней работы стал паровоз серии Н, автором проекта которого являлся известный инженер профессор Н. Л. Щукин. В качестве колёсной формулы нового локомотива он избрал тип 1-3-0 (так называемый «Могул»), в то время для пассажирских паровозов в принципе нехарактерный. Кроме того, паровоз получил двухцилиндровую паровую машину системы «компаунд», а методом дополнительных усовершенствований конструкционную скорость локомотива удалось довести достаточно больших для того времени 110 км/ч[8]. Паровозы этой серии стали одними из самых многочисленных на дорогах Российской империи — в период с 1892 по 1914 годы их выпускали почти все паровозостроительные заводы страны, а общий их выпуск перевалил за 1000 шт[9]. В 1893 году со стапелей Невского завода сошёл ещё один паровоз типа 1-3-0, получивший наименование серии Я. В отличие от серии Н, «Я-шки» имели обычную паровую машину вместо «компаунда», что было вызвано необходимостью частых остановок[9].

Параллельно с разработкой локомотивов типа 1-3-0, разрабатывались и паровозы с колёсной формулой 2-3-0 («Десятиколёсник»). В итоге на российские железные дороги вышли паровозы серии А и серии Ж. Серия А, как и серия Н, оборудовалась паровой машиной типа «компаунд», хотя по тяговой мощности несколько уступала серии Н[10]. Тем не менее, с 1890 по 1909 год было построено более 500 паровозов серии Я, а усовершенствование этой серии привело к появлению серии Г, более мощной и скоростной при той же осевой формуле. Что же до серии Ж, то она, хотя и была достаточно удачной, ограничилась 210 экземплярами. В опытном порядке некоторые из них (всего 24 штуки) были переделаны в паровозы серии З, на которые впервые на локомотивах российских железных дорог был установлен пароперегреватель, что позволило ощутимо повысить КПД локомотива[11]. Как развитие серий Ж и З, на Коломенском машиностроительном заводе под общим руководством К. Н. Сушкина был разработан мощный пассажирский паровоз серии К. От прочих локомотивов, функционировавших тогда на железных дорогах России, он отличался высоким подъёмом котла над рельсами, а также наличием пароперегревателя на всех машинах серии. Серия К зарекомендовала себя прекрасно, а Коломенский завод продолжал совершенствование её конструкции[11]. Однако на этом этапе тактика постепенного совершенствования конструкции исчерпала себя. Инженеры столкнулись с препятствием, труднопреодолимым методом модернизации имеющихся конструкций — качеством топлива[12].

В середине первого десятилетия XX века в связи с подорожанием нефти ряд дорог был вынужден перевести большую часть пассажирских паровозов с нефтяного на угольное, а то и дровяное отопление[13]. В XIX веке большинство российских паровозов эксплуатировалось главным образом на высококалорийном угле, значительную долю которого приходилось импортировать из Европы, в частности — из Великобритании, откуда поставлялся уголь сортов «Ньюкасль» и «Кардифф»[12]. К началу XX века цена такого угля уже зашкаливала за разумные пределы. Большинство же российских месторождений давали в основном низкокачественный уголь. Вместе с тем, пассажирские паровозы, имевшиеся на тот момент в распоряжении железных дорог Российской империи, имели весьма небольшие площади колосниковых решёток топки — порядка 2,2—2,8 м². Этого вполне хватало для прекрасной работы на высококалорийном угле, однако при переходе на низкокалорийное топливо эффективность паровозов резко падала — недостаточная паропроизводительность котлов становилась серьёзным препятствием для повышения скорости поездов. Выходом из ситуации стал бы паровоз с мощной топкой и большой площадью колосниковой решётки, однако в рамках имевшихся конструкций её радикальное увеличение не представлялось возможным. По ширине топка ограничивалась расстоянием между листами рамы экипажной части — около 1,3 метра, а по длине — расстоянием, на которое кочегар мог лопатой забросить уголь в топку, то есть примерно 2 метрами[12]. Тем временем, после окончания Русско-японской войны Министерство путей сообщения в целях улучшения качества пассажирских перевозок взяло курс на увеличение скорости и веса составов[13]. Паровозы серии Н даже после модернизации особого выигрыша в скорости не давали. Ряд инженеров, однако, придерживался мнения, что усиление уже имевшихся паровозов способно принести свои плоды — в частности, сторонником дальнейшей модернизации серии Н был её «отец» Н. Л. Щукин. Брянский машиностроительный завод занялся модернизацией серий Г, что привело к появлению паровозов серии Б[14], а конструкторская группа К. Н. Сушкина на Коломенском машиностроительном заводе модернизировала свой паровоз серии К, получив в итоге серию Ку[13].

Многие инженеры смотрели на эту задачу по-другому. Решение накопившихся проблем виделось только в создании принципиально нового локомотива, который таким образом не наследовал бы недостатков прототипов. Такого мнения придерживались, в частности, специалисты нижегородского Сормовского завода во главе с его директором С. И. Михиным. К тому же, в 1908 году Николаевская железная дорога окончательно разочаровалась в паровозах серии Н, причём даже в её модернизированных вариантах. Закупленные в экспериментальном порядке у других дорог паровозы серий У и К также не удовлетворили запросов дороги[14]. По расчётам инженеров, для достижения желаемой эффективности локомотива требовалась колосниковая решётка площадью порядка 4 м², однако впихнуть такую топку в имеющиеся модели паровозов типа 1-3-0 или 2-3-0 было просто нереально[13] — куда там, если тот же паровоз серии Н мог похвастаться решёткой площадью лишь 2,6 м². Необходимость постройки принципиально нового паровоза стала явной. Учитывая всё сказанное выше, МПС в лице председателя Комиссии подвижного состава и тяги Н. Л. Щукина предложило конструкторам подумать над представлявшимся наиболее перспективным типом 1-3-1. Данный тип был известен с 1900 года как американский тип паровоза. Собственно, его англоязычное наименование — «Прери», происходило англ. Prairie, то есть «прерия», преобладающего типа ландшафта на Пенсильванской железной дороге, где эти локомотивы получили наибольшее распространение[14]. В первом десятилетии XX века этот тип пассажирского паровоза был весьма популярен в Европе, особенно в Италии, Австрии, Сербии и Турции, однако вскоре был потеснён типом 2-3-1 («Пасифик»). Применению этого типа в России помешала излишняя длина этих паровозов, из-за чего они не умещались бы на существовавших поворотных кругах (диаметром 22 метра и меньше)[14].

В итоге, в 1909 году Управление казённых железных дорог выдало Сормовскому заводу заказ на проектирование нового паровоза типа 1-3-1[14]. В начале 1910 года директор завода поставил заводскому паровозотехническому бюро под руководством инженера Б. С. Малаховского задачу разработки проекта пассажирского паровоза типа 1-3-1 со следующими основными характеристиками[14]:

1. Скорость 100 вёрст в час;
2. Котёл с большой поверхностью нагрева;
3. Площадь колосниковой решётки должна значительно превосходить существующие в других паровозах в расчёте на тощие угли;
4. Нагрузка на ось до 16 т.;
5. Пар перегретый;
6. Машина двухцилиндровая простого действия (не «Компаунд»).

Нужно сказать, что до этого Сормовский завод ни разу не разрабатывал собственные проекты паровозов — при постройке локомотивов копировались чужие схемы и образцы[15]. Однако инженеры с энтузиазмом засели за чертёжные столы. Помимо Б. С. Малаховского, в проектировании нового паровоза также активно участвовали инженеры В. Соколов и Н. М. Ноткин. Последний создал собственный тип пароперегревателя, который и предполагалось применить на новом паровозе[14]. Ранее эти пароперегреватели уже эксплуатировались в опытном порядке на трёх пассажирских паровозах серии Н и трёх товарных паровозах серии О (тип 0-4-0) на 1-м участке тяги Николаевской железной дороги (депо Петербург-Московский), и показали в целом хорошие результаты[13]. Что касается пресловутой колосниковой решётки, то благодаря выносу топки над рамой её площадь смогли довести до внушительных 3,85 м², а испаряющую поверхность нагрева котла — до 202,5 м². Вскоре Комиссия подвижного состава и тяги получила эскизные проекты новой машины. Один из них был утверждён — Комиссия санкционировала разработку рабочих чертежей и постройку опытной серии из пяти паровозов со следующими характеристиками[15]:

Масса паровоза в рабочем состоянии — 74,5 т;
Сцепная масса — 46,5 т;
Диаметр движущих колес — 1830 мм;
Машина двухцилиндровая простого действия, диаметр цилиндра — 550 мм, ход поршня — 700 мм;
Испаряющая поверхность нагрева котла — 204,9 м² (170 дымогарных труб диаметром 46/51 мм);
Поверхность пароперегревателя — 46,0 м² (24 жаровые трубы диаметром 119/127 мм с элементами из труб диаметром 27/34 мм);
Площадь колосниковой решетки — 3,8 м²;
Давление пара — 13 кгс/см²;
Максимальная скорость — 110 км/ч.

Несколько иные данные приводит в своей книге «Локомотивы отечественных железных дорог 1845—1955» В. А. Раков. В соответствии с ними, ещё в 1908 году Сормовский завод сам обратился в Министерство путей сообщения с предложением о проектировании нового паровоза, предназначенного для работы на низкосортных углях, которое было принято и завод получил соответствующий заказ[13]. В мае 1909 года Комиссия подвижного состава и тяги получила от сормовчан для ознакомления эскизные проекты паровозов типа 1-3-1, сопровождаемые их проектными характеристиками. Собственно, принципиальных проектов было два: первый имел простую двухцилиндровую машину и расчётное давление пара 13 кгс/см², второй — двухцилиндровую машину системы «Компаунд» и расчётное давление 14 кгс/см². Кроме того, оба варианта были выполнены с диаметром ведущих колёс 1700 и 1900 мм. Месяц с лишним прошёл в консультациях и совещаниях, после чего 30 июня 1909 года Комиссия одобрила предложение С. И. Михина построить опытную партию из 5 паровозов с характеристиками, перечисленными выше[16].

Однако, как бы то ни было, к концу 1910 года пять новеньких паровозов типа 1-3-1 вышли из ворот Сормовского завода. Новый локомотив получил наименование «Паровоз типа 1-3-1 „Прери“ Сормовского завода» (наименование «паровоз серии С» машина получит лишь в 1912 году)[17].

12 марта 1911 года комиссия подвижного состава и тяги технического совета МПС во главе с Н. Л. Щукиным совершила пробную поездку по скоростному участку Николаевской железной дороги от Санкт-Петербурга до Бологого[18]. Паровоз С.801 с составом из девяти вагонов общей массой 345 тонн преодолел данный участок за 4 часа 15 минут, разгоняясь на горизонтальных участках до 94 вёрст в час (около 100 км/ч) и до 103 вёрст в час на уклонах. На Веребьинском подъёме паровоз продемонстрировал весьма достойную скорость в 66 вёрст в час. При движении с составом массой 510 тонн (14 вагонов) паровоз демонстрировал спокойный и плавный ход[18]. В итоге, учитывая выполнение всех требований, комиссия, заседавшая в салон-вагоне этого же опытного состава, официально приняла паровоз к эксплуатации, а также, по предложению Щукина, объявила благодарность Малаховскому, Мишину и Соколову за создание нового локомотива. Пять опытных паровозов поступили на Северо-Западную железную дорогу, а Сормовский завод приступил к массовому производству локомотивов[18].

Конструкция паровоза

Котёл

Цилиндрическая часть котла составлена из трех барабанов длиной около 1700 мм каждый и диаметром 1600 мм (два крайних) и 1564 мм (центральный). Толщина стенок — около 16 мм. В переднем торце цилиндрическая часть котла смыкается с дымовой коробкой длиной 1800 мм и диаметром 1910 мм. Из-за существенной разницы в диаметре (310 мм) дымовая коробка заметно выступает над цилиндрической частью, даже несмотря на то, что последняя имеет слой изоляции и внешнюю обшивку. Интересно, что у паровоза Су дымовая коробка заметно длиннее, однако её диаметр практически совпадает с диаметром цилиндрической части.

Общая длина котла (с топкой) — 9680 мм. Котел имеет 170 дымогарных труб диаметром 46/51 мм и 24 жаровые трубы диаметром 125/138 мм. Общая поверхность нагрева котла — 207,2 м², из них поверхность нагрева топки — 15,4 м², дымогарных труб — 140,3 м², жаровых труб — 51,5 м².

В жаровые трубы входят элементы пароперегревателя, связанные поосредством соединительных трубок с камерой перегревателя, или коллектором. Конструкция коллектора у паровозов серии С инженерами-железнодорожками признавалась одной из лучших. Отмечалось, в частности, что камера перегревателя обеспечивает хорошую изоляцию перегретого пара от насыщенного, и в целом весьма надежна. Что же касается самого пароперегревателя, то первоначально на паровоз устанавливался пароперегреватель системы инженера Сормовского завода Ноткина, причём пароперегреватели на первых пяти паровозах серии несколько отличались от последующих. Однако, конструкция пароперегревателя Ноткина вызывала нарекания, и от них вскоре отказались. Первое время на нововыпускаемые паровозы С ставили пароперегреватели Неймайера, Чусова и Куликовского, а в 1913 году была наконец найдена оптимальная модель — двухбортный пароперегреватель конструкции Шмидта с уравновешенными автоматическими дверцами кожуха. Все последующий паровозы оснащались именно такими пароперегревателями. Поверхность нагрева пароперегревателя — 51,5 м².

Общая поверхность нагрева паровоза серии С составляет таким образом 258,7 м². Объём парового пространства — 40 м³, зеркало испарения — 11,6 м². Давление котла по манометру — 13 кгс/см².

Регулятор — клапанный, типа Цара.

Топка — системы Бельпера, с плоским потолком. Лобовой лист топки имеет наклон, благодаря чему экономится пространство будки паровоза. Ширина топки — 1810 мм. Площадь колосниковой решетки — 3,8 м² (наибольшая на тот момент среди русских паровозов), что позволяло использовать в качестве топлива среднесортный и низкосортный уголь. Дверцы топки — раздвижные (впервые на русских паровозах).

Для уменьшения теплопотерь котел и топка паровоза защищены слоем изоляции и стальной обшивкой толщиной 1,5 мм. Внешней отличительной особенность паровоза является фронтонный лист уникальной конической формы, многими ошибочно принимаемый за обтекатель воздуха. На самом деле конический люк, в общем нетехнологичный и неудобный в эксплуатации, служил для дополнительной нагрузки передней тележки ходовой части и улучшения её сцепления с рельсовым полотном.

Максимальная мощность локомотива составляла 1200 л. с., максимальная сила тяги — 9,1 т. Конструктивная скорость — 115 км/ч.

Машина

Паровая машина паровоза серии С — двухцилиндровая простого действия, с наружным парораспределением. Кулисный механизм парораспределения — системы Вальсхарта (Гейзингера), с кулисой закрытого типа. Цилиндры — привалочные, с байпасами Зяблова, диаметром 550 мм и ходом поршня 700 мм. Длина ведущего дышла — 2240 мм.

Экипажная часть

Рама паровоза — листовая клепаная, толщиной 30 мм. Высота буферного бруса 800 мм. Осевая формула паровоза — 1-3-1 («Прери»). Диаметр ведущих колёс — 1830 мм, колёс передней тележки системы Цара-Краусс — 1030 мм, поддерживающих колёс — 1200 мм. Все колесные центры — спицевые. Характерно, что наличие задней поддерживающей оси делало паровозы серии С более приспособленными к движению задним ходом, нежели более ранние паровозы с осевыми формулами 2-3-0 и 1-3-0. Подвешивание — рессорное.

Длина паровоза и тендера по буферам — 21266 мм, общая колёсная база паровоза и тендера — 18488 мм. Общий вес паровоза в рабочем состоянии составлял от 75 до 85 тонн. Сцепной вес паровоза — 47,53 т.

Будка и площадки

Будка машиниста просторная, цельнометаллическая, частично обшивалась деревом. Крыша будки покатая, имеет свес над тендером для защиты от осадков. Будка имеет два передних окна и по три боковых окна с каждой стороны будки. Остекление передних окон — глухое. Остекление двух передних боковых окон — глухое, остекление третьего — с одной открывающейся створкой. Кроме того, для улучшения освещенности имеются два прямоугольных окна над топкой. Боковые входы в будку — открытые, с вертикальными лесенками. В холодное время года входы силами паровозных бригад закрывались брезентом. Площадки вокруг котла традиционно для русских паровозов обнесены заграждением. Передняя площадка трапецевидной в плане формы, с ограждением спереди и двумя лесенками по бокам (входы закрываются цепями).

Тендер

С паровозом использовался четырёхосный тендер образца 1908 года. Тендер был разработан на Путиловском заводе (Санкт-Петербург) в качестве типового для нескольких серий отечественных паровозов (Б, К, О, С, Щ и Э). Тендер четырёхосный, двухтележечный, с диаметром колёс 1010 мм; тележки клёпаные, одинарного подвешивания. Бак тендера длиной 6720 мм склёпан из листовой стали толщиной в разных элементах от 4 до 6 мм и в верхней части имеет наклонное ограждение (т.н. обнос). Запас воды — 23 м³, запас топлива (уголь) — 5 т[19]. Для обеспечения возможности питания паровоза дровами высота бортов наращивалась путём установки на баке деревянного ящика. При отоплении паровоза жидким топливом на тендер устанавливался бак для топочного мазута, обычно — прямоугольной, реже — цилиндрической формы. В задней части тендера снаружи размещался инструментальный ящик.

В процессе эксплуатации на тендеры устанавливались колёсные пары с диаметром колёс 1030 мм, а объём помещения для угля увеличивался за счёт установки деревянных бортов (запас угля возрастал до 17 т).

Начиная с 1912 года тендеры выпускались с контрбудками конструкции завода Гартмана (изначально контрбудок на тендерах этого типа не было). При этом отличительной особенностью тендеров паровозов серии С стало наличие у контрбудки боковых окон.

Изменения конструкции и модернизации

Какие бы то ни было изменения конструкции в процессе производства или модернизация построенных локомотивов практически не проводились. В 1934 году один из паровозов серии С был в опытном порядке оснащен более мощным пароперегревателем. Предполагалось переделать аналогичным образом и другие паровозы С, но работы были признаны нерентабельными и произведены не были.

Стандартная окраска и маркировка

Стандартная окраска паровозов серии С соответствует стандартной окраске пассажирских паровозов Российской империи (а позднее — и СССР).

Основные детали паровоза — котёл (кроме дымовой коробки), цилиндры, будка — окрашивались в зелёный или, значительно реже, синий цвет. Рама паровоза, тележки, колёсные центры, буферный брус и дышловый механизм окрашивались в красный (киноварь), бандажи колёс и торцы осей — в белый. Дымовая коробка, труба, поручни, фонари и прочие детали — чёрные. На обшивке цилиндрической части котла были установлены латунные пояса. Стенки будки и поверхности цилиндров окантовывались тонкими рамками. Окраска тендера выполнялась по той же схеме: контрбудка и водяной бак тендера — зелёные или синие с окантовкой; задняя стенка контрбудки, обращенная к угольному ящику, угольный ящик и верхний настил водяного бака — чёрные; рама, тележки, буферный брус — красные[20].

Обозначение дороги и номерной знак наносились белой краской и могли иметь окантовку. На нижней части боковых стенок будки размещались обозначение дороги, серия и номер паровоза, на буферном брусе и задней стенке тендера — только серия и номер. Серия и номер записывались либо через точку, в формате «С.***», либо без точки, в формате «С ***». Государственный герб изображался только на будке машиниста над номерным знаком[20].

В ходе эксплуатации паровозов С на железных дорогах Российской империи и СССР, первоначальные номера, присвоенные паровозам ещё при изготовлении, как правило, не менялись[4]. Это упрощало документальное сопровождение локомотива, однако создавало и специфическую сложность — на одной и той же дороге (а то и в одном и том же депо) могло оказаться два-три паровоза с одинаковыми номерами. Из ситуации выходили, проставляя после номера паровоза косую черту и дополнительную цифру (1, 2, 3 или 4). Некоторые дороги действовали иначе — к примеру, Московско-Курская железная дорога в конце 1920-х годов ставила в конце номера буквенный верхний индекс, обозначавший дорогу, на которой паровоз работал ранее (о — Октябрьская, ю — Южная, п — Пермская и так далее), в результате чего появлялись паровозы с номерами С.6ю, С.6п, С.325о и тому подобными[4].

Серийное производство

После получения первых положительных результатов эксплуатации свежевыпущеных паровозов типа 1-3-1, Сормовский завод приступил к постройке ещё нескольких машин пробной партии, не дожидаясь официальной приёмки локомотива комиссией подвижного состава и тяги технического совета МПС. После того, как в марте 1911 года комиссия Н. Л. Щукина официально приняла паровоз к эксплуатации, было принято решение о разворачивании массового производства локомотивов типа 1-3-1. Во второй половине 1911 года Совет представителей паровозостроительных заводов распределил заказы на изготовление новых локомотивов на ближайшие два года[21]. В соответствии с решением Совета, к производству паровозов типа 1-3-1 приступали сразу четыре завода:

Между тем, за 1911 год Сормовский завод было построил ещё 13 паровозов, поступивших на Северо-Западные, Южные и Юго-Западные железные дороги. Причём завод очень оперативно отреагировал на выводы и рекомендации комиссии Н.Л. Щукина, ознакомившейся с данными об эксплуатации первых пяти паровозов серии. Свои предложения касательно внесения изменений в проект «Щукинцы» внесли 22 апреля 1911 года (доклад в комиссии делал лично С.И. Михин), то есть спустя лишь месяц с лишним после пробной поездки на паровозе типа 1-3-1, и многие из этих предложений были приняты заводом к исполнению уже 13 мая[21].

Из 19 предложений комиссии 15 были реализованы Сормовским заводом до конца 1911 года, однако за это время успели вскрыться ещё кое-какие недостатки. К примеру, у паровозов ломались сцепные дышла, поперечные балансиры и спицы колёс давали трещины, наблюдались повреждения золотниковых колец и подрезание гребней колёс на кривых малого радиуса. Для исследования повреждений и выработки мер борьбы с ними была создана специальная подкомиссия под председательством А.А. Зяблова, которая на своём заседании 28 января 1912 года отметила, что «Последнее время на Северо-Западных дорогах наблюдаются частые опоздания пассажирских поездов из-за порчи паровозов. <…> Иногда из десяти паровозов С девять находились в ремонте»[23]. Поскольку в 1912 году предполагалось разворачивание массового производства паровозов С, подкомиссия настоятельно рекомендовала техническому отделу МПС учесть её выводы[24]. Последние были окончательно сформулированы на заседании подкомиссии 14 февраля 1912 года.

Для установления причины подрезания гребней колёс при прохождении кривых малого радиуса были проведены отдельные исследования и испытания. Довольно быстро удалось установить, что всему виной были слишком сильные пружины возвращающего устройства. Было решено заменить их на в 6 раз более мягкие, в результате чего в дальнейшем бегунковая тележка работала почти безукоризненно[26].

В 1912 году началось по-настоящему массовое производство паровозов серии С. За этот год объединёнными усилиями четырёх заводов было выпущено 67 паровозов типа 1-3-1, из них Сормовский завод выпустил 31 локомотив, Невский завод — 15, Харьковский — 5 и Луганский — 16. Правда, на этом участие Луганского завода в производстве паровозов серии С закончилось — весь оставшийся период производства до 1919 года паровозы С строились на оставшихся трёх заводах[2].

В конце 1912 года обнаружилось, что Невский завод выпускает паровозы с перегрузкой максимального давления на ведущую ось — 16,1 т вместо проектного значения в 15,8 т. По этому поводу в Совете представителей паровозостроительных заводов было проведено специальное разбирательство, установившее небольшое несоблюдение технологии производства. В начале 1913 года Невский завод устранил данный недостаток[27].

Касаемо объёмов и динамики производства паровозов серии С в 1912—1919 годах у исследователей присутствуют некоторые сомнения. Связано это главным образом с тем, что имеющиеся документальные данные по всей видимости не полны и содержат ощутимые пробелы. По этой причине установление точного количества выпущенных паровозов данного типа и прослеживание их эксплуатационной судьбы представляется проблематичным. Собственно, единственным достоверным источником информации о динамике производства являются акты заводской приёмки локомотивов[27]. В актах фиксировался номер паровоза как изделия завода и инвентарный номер, присваиваемый дорогой, для которой паровоз строился. Обобщённые данные по всем 265 обнаруженным актам приёмки представлены в таблице ниже. При этом необходимо учитывать, что данные по 1916—1918 годам требуют уточнения[1].

Постройка паровозов серии С различными заводами в период с 1910 по 1919 год[1]
Год
выпуска
Завод-изготовитель Количество
паровозов
Обозначение при выпуске с завода Дорога первоначальной приписки
1910 Сормовский 5 С.1 — С.5 Северо-Западные
1911 Сормовский 5 С.6 — С.10
5 Ос135, Ос146, … (с 1912 года получили номера С.221 — С.225) Южные
3 Пс801 — Пс803 Юго-Западные
1912 Сормовский 4 Пс804 — Пс807
10 Ас101 — Ас110 Северо-Донецкая
17 С.27 — С.36, С.72 — С.78 Северо-Западные
Невский 15 С.37 — С.51
Луганский 16 С.11 — С.26
Харьковский 5 С.851 — С.855 Юго-Западные
1913 Сормовский 41 C.808 — С.848
7 Сс111 — Сс117 Северо-Донецкая
16 С.226 — С.241 Южные
Невский 9 С.251 — С.259
22 С.52 — С.71, С.79, С.80 Северо-Западные
Харьковский 5 С.856 — С.860 Юго-Западные
5 С.268 — С.272 Южные
1914 Сормовский 36 С.179 — С.205, С.242 — С.250
36 С.251 — С.279, С.288 — С.293 Николаевская
12 С.1 — С.12 Полесские
5 Сс118 — Сс122 Северо-Донецкая
Невский 3 С.81 — С.83 Северо-Западные
20 С.225 — С.244 Николаевская
27 С.301 — С.327 Юго-Западные
8 С.260 — С.267 Южные
Харьковский 9 С.273 — С.281
1915 Сормовский 13 С.1 — С.13 Сибирская (с 1915 года — Томская)
16 С.101 — С.116 М.К.Н. и М*
6 С.173 — С.178 Южные
41 С.203 — С.224, С.245 — С.249, С.280 — С.287, С.294 — С.299 Николаевская
12 С.334 — С.345 Юго-западные
Невский 17 С.84 — С.100 Северо-Западные
Харьковский 14 С.282 — С.295 Южные
6 С.328 — С.333 Юго-Западные
1916 Сормовский 1 С.125 М.К.Н. и М*
5 С.297 — С.301 Южные
5 С.300 — С.304 Николаевская
Невский 5 С.323 — С.326, С.328
2 С.???, С.??? Северные
Харьковский 9 С.23 — С.31
49 С.151 — С.175, С.185 — С.208 М.К.Н. и М*
1 С.296 Южные
12 С.311 — С.322 Николаевская
1917 Сормовский 22 С.1 — С.22 Пермская
10 С.52 — С.61 Северные
25 С.302 — С.326 Южные
Невский 15 С.327, С.329 — С.342 Николаевская
1918 Сормовский 3 С.23 — С.25 Пермская
5 С.62 — С.66 Северные
3 С.159 — С.161 Сызрано-Вяземская
15 С.162 — С.176 Екатерининская
Харьковский 11 С.32 — С.42 Северные
7 С.176 — С.182 М.К.Н. и М*
1919 2 С.183, С.184
Итого 678
* — М.К.Н. и М расшифровывается, как Московско-Курская, Нижегородская и Муромская железная дорога.

По данным, приведённым в книге А. Никольского «Паровозы. Серия С», последние два локомотива, С.183 и С.184, были выпущены в 1918 году. Таким образом, в 1919-м паровозы серии С не выпускались. Кроме того, по тем же данным, в ряду паровозов, выпущенных Невским заводом в 1917 году, отсутствовал паровоз С.327, но присутствовал С.328[2].

Итак, по имеющимся данным, суммарное число построенных паровозов С составило 678 машин, из них Сормовский завод выпустил 384 паровоза (56,6% общего выпуска), Невский — 143 (21,1%), Харьковский — 135 (19,9%) и Луганский — 16 (2,4%)[2]. Что касается обозначений и нумерации выпускаемых паровозов, то она являлась в достаточной степени бессистемной. Более того, до 1912 года система обозначения типов паровозов не была систематизирована — зачастую разные дороги обозначали свои локомотивы по-своему, что приводило к определённой путанице. Та же буква С уже использовалась на некоторых дорогах — с 1876 года так обозначались товарные паровозы 0-3-0, выпускавшиеся на Коломенском заводе (название дано по фамилии владельца завода А.Е. Струве). В 1912 году под руководством профессора Ю.В. Ломоносова было введено единое обозначение паровозных серий на всех дорогах Российской империи, и за паровозом типа 1-3-1 Сормовского завода была окончательно закреплена буква С. Правда, до проведения «сквозной» перенумерации паровозов С (как и большинства других серий), образно говоря, «руки так и не дошли», в результате чего у паровозов остались заводские номера. Таким образом, к моменту окончания выпуска паровозов серии С номера с 1 по 13 имели по 4 паровоза; номера 14—21, 173—179, 301—304 и 323—326 имели по 3 паровоза; 22—44, 52—66, 101—116, 220—299, 304—322 и 326—342 — по 2 паровоза. В диапазоне номеров 151—250 могло быть по 2 и по 3 паровоза. Все остальные номера встречались единожды. При этом номера в диапазонах 123—150 и 346—800 в серии С отсутствовали в принципе[28].

Операторы

Эксплуатация

Российская империя и СССР

Первые 10 паровозов серии С (№ 1—10) поступили на Варшавскую железную дорогу, где в 1911—1914 годах было организовано регулярное движение курьерских поездов, водимых паровозами серии С. Эти курьерские поезда стали одними из самых быстрых в Европе — на некоторых участках шли со средней скоростью до 85 км/ч, развивая на отдельных перегонах скорость до 100—110 км/ч. Если до 1910 года поезд Санкт-Петербург-Варшава был в пути 22 часа 35 минут, то в 1911 — только 18 часов 02 минуты. Участок до Пскова поезд, ведомый паровозом серии С, преодолевал за 3 часа 50 минут (для сравнения — самый быстрый по графику поезд 1988 года Ленинград-Черновцы с тепловозом ТЭП60 следовал по этому маршруту 4 часа 18 минут).

6 октября 1913 года паровоз серии С с составом в девять четырёхосных вагонов установил новый рекорд длительности рейса Санкт-Петербург-Москва (651 км), пройдя это расстояние за 7 ч 59 мин. Из них в чистом движении состав находился 7 ч 30 мин, а наибольшая скорость достигала 125 км/ч.

Паровоз носил неофициальное прозвище «русская Прери», поскольку был первым построенным в России локомотивом с осевой формулой 1-3-1.

Всего за период с 1910 по 1919 года построено 678 паровозов серии С, эксплуатировавшихся на железных дорогах Российской империи и СССР вплоть до середины 1960-х годов, когда большинство из них были порезаны в лом или переданы промышленным предприятиям.

Срок службы паровозов серии С на сети железных дорог России и СССР (включая ремонты и нахождение в неэксплуатируемом парке) составил в среднем 45 лет (от 38 до 54), не считая единичных случаев. Это позволяет отнести их к долгожителям среди российских/советских паровозов, что обусловлено главным образом вышеперечисленными достоинствами серии С.

Другие страны

Локомотивы, волею случая оказавшиеся в других странах, нередко меняли своих владельцев. В этом отношении показательна история паровоза С.41. Построенный на Невском заводе в 1912 году, в январе 1920 года он был захвачен польскими вооружёнными силам в городе Даугавпилс, и вскоре сдан в аренду Латвийским железным дорогам. Двумя годами позже, в 1923-м, паровоз был выкуплен латышами у Польши и принят в местный инвентарный парк паровозов, где получил наименование Cks−150. В 1940-м году, с присоединением Латвии в СССР, паровоз также формально «вернулся на родину» и был зачислен в паровозный парк Наркомата путей сообщения, однако латышское наименование было оставлено. Ещё в 1956 году он, всё ещё под своим латышским обозначением серии Cks, числился в парке ТЧ-Жлобин Белорусской железной дороги. Паровоз оставался в составе парка НКПС до 1959 года, когда был передан в промышленность. Дальнейшие его следы теряются.

Сохранившиеся экземпляры

По имеющимся на сегодняшний день данным, до наших дней сохранился всего один экземпляр паровоза серии С.

Последний сохранившийся локомотив серии С № 68 был изготовлен весной 1913 года и 23 сентября 1913 года поступил на Северо-Западные железные дороги (позднее —Октябрьская железная дорога). В 1934 году паровоз использовался в депо Ленинград-Варшавский, после 1942 года снова был переведён на Октябрьскую железную дорогу, с 1945 по 1960 приписан к депо Дно. В июне 1960 года его исключили из инвентаря и передали на завод железобетонных изделий в районе Хорошёвского шоссе в Москве, где он использовался в качестве котельной.

В Викитеке есть полный текст Приказ МПС № Н-21524

В конце 1970-х паровоз, находящийся в крайне плохом состоянии, был обнаружен группой любителей железнодорожной техники. В целях привлечения внимания руководства завода к уникальной машине, инициативная группа, обнаружившая паровоз, решила пойти на хитрость — все номера паровоза были исправлены с С.68 на С.245. Дело в том, что локомотив С.245 вёл литерный поезд № 4001, на котором 10 марта 1918 года из Петрограда в Москву переехало правительство большевиков во главе с В. И. Лениным. Это позволило получить поддержку Московского горкома КПСС и изъять паровоз у завода. Затем паровоз был бережно перевезён по частям в локомотивное депо Ховрино Октябрьской железной дороги, где локомотив был восстановлен до практически рабочего состояния. Сделать локомотив полностью ходовым помешал сильный износ котла, не позволявший развивать давление выше 5 атм.

Изначально планировалось, что восстановленный паровоз, носивший теперь номер С.245, будет установлен в качестве памятника на Ленинградском вокзале г. Москвы в отдельном, построенном специально для паровоза павильоне. Однако по ряду причин дальше проекта дело не пошло.

Сегодня паровоз С.68 (прежний номер возвращён) можно увидеть в Санкт-Петербургском железнодорожном музее (бывший Варшавский вокзал Санкт-Петербурга).

Паровоз серии С в массовой культуре

Изобразительное искусство и фотография

Благодаря своему запоминающемуся внешнему виду — главным образом, из-за специфической формы фронтального листа — паровозы серии С пользовались популярностью у художников и фотографов. В связи с этим сохранилось достаточное количество фотографий и рисунков данных паровозов. К числу наиболее известных фотографий можно отнести фото Л. Амурского «Чугунная тройка», а также фото траурного паровоза М. Урицкого С.224. Несколько работ посвятил паровозам С известный художник-пейзажист и железнодорожник Л. Б. Януш.

Кинематограф

В отличие от других, более массовых русских и советских паровозов, серия С в кинематографе встречается достаточно редко.

  • х/ф «Девушка с характером» (1939 год, режиссёр К. Юдин) — паровоз С, по не вполне понятным причинам носящий наименование Су.70, ведёт поезд Москва-Владивосток.
  • х/ф «Максим Перепелица» (1955 год, режиссёр А. Граник) — в конце фильма поезд, на котором Максим приезжает на побывку в родное село, ведёт паровоз С.281.
  • д/ф «Живые паровозы» (1990 год, ТПК «Кадр», автор-оператор Л. Рагозин) — паровоз серии С присутствует наравне с другими паровыми локомотивами. В кадрах хроники мелькают паровозы С.81, С.178, С.207 и ряд ненумерованных машин.

Железнодорожный и стендовый моделизм

По состоянию на 2012 год в индустрии железнодорожного моделизма паровозы серии С не представлены. Стендовая модель-копия паровоза С.68 в масштабе 1:32 выпускается испанской фирмой OcCre. Модель выполнена из дерева и латуни, а также белого металла[32].

Коллекционирование

Выпуск большинства предметов коллекционирования, связанных с паровозами серии С, приходится на конец 1980-х годов и связан главным образом с реставрацией паровоза С.68 (С.245).

  • Фалеристика — в 1983—1987 годах на Монетном дворе было выпущено два коллекционных значка. Один из них был посвящён паровозам серии С в целом, другой — реставрации паровоза С.245 как памятника истории[33].
  • Филокартия — в конце 1980-х в числе серии открыток с паровозами-памятниками выпущена открытка с паровозом серии С[34].
  • Филлумения — в конце 1980-х паровоз С.245 изображён на спичечном коробке[34].
  • Филотаймия — карманный календарь на 1991 год с паровозом С.245 выпущен издательством «Транспорт» в 1990 году в рамках серии «Паровозы»[35].
  • Филателия — в 2005 году выпущена почтовая марка Украины с изображением паровоза серии С достоинством 70 копеек (серия «Локомотивостроение на Украине»)[36]; в 2010 году выпущена почтовая марка Республики Беларусь с паровозом серии С достоинством 1000 белорусских рублей (серия «Паровозы и железнодорожные станции»)[37].

Напишите отзыв о статье "Паровоз С"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Раков, 1995, с. 241.
  2. 1 2 3 4 Никольский, 1997, с. 47.
  3. Никольский, 1997, с. 138.
  4. 1 2 3 Раков, 1995, с. 240.
  5. 1 2 Никольский, 1997, с. 8.
  6. 1 2 3 4 Никольский, 1997, с. 9.
  7. 1 2 Никольский, 1997, с. 10.
  8. Никольский, 1997, с. 10—11.
  9. 1 2 Никольский, 1997, с. 11.
  10. Никольский, 1997, с. 12.
  11. 1 2 Никольский, 1997, с. 12—13.
  12. 1 2 3 Никольский, 1997, с. 13.
  13. 1 2 3 4 5 6 Раков, 1995, с. 238.
  14. 1 2 3 4 5 6 7 Никольский, 1997, с. 16.
  15. 1 2 Раков, 1995, с. 239.
  16. Раков, 1995, с. 238—239.
  17. Никольский, 1997, с. 17.
  18. 1 2 3 Никольский, 1997, с. 22.
  19. Альбомъ детальныхъ чертежей 4-хъ оснаго тендера пассажирскаго паровоза типа 1-3-1. – Н.-Новгородъ: Изданie Сормовскаго Завода, 1916.
  20. 1 2 Никольский, 1997, с. 38.
  21. 1 2 Никольский, 1997, с. 41.
  22. Никольский, 1997, с. 41—42.
  23. Никольский, 1997, с. 42.
  24. Никольский, 1997, с. 43.
  25. Никольский, 1997, с. 44.
  26. Никольский, 1997, с. 44—45.
  27. 1 2 Никольский, 1997, с. 45.
  28. Никольский, 1997, с. 46.
  29. 1 2 Никольский, 1997, с. 70.
  30. Никольский, 1997, с. 92.
  31. Никольский, 1997, с. 118.
  32. OcCre.com. [occre.com/index.php?option=com_productos&task=showProduct&idproducto=128&lang=en C.68 Locomotive] (англ.). Проверено 27 июня 2012. [www.webcitation.org/68jeD6Mmy Архивировано из первоисточника 27 июня 2012].
  33. Никольский, 1997, с. 164—165.
  34. 1 2 Никольский, 1997, с. 165.
  35. Mycoll.ru. [www.mycoll.ru/paper/coll/paper13.html Пассажирский паровоз С245 — 1910 г. (1991)] (рус.). Проверено 29 июня 2012. [www.webcitation.org/69jW1Cuwu Архивировано из первоисточника 7 августа 2012].
  36. Grivna.at.ua. [grivna.at.ua/marki.html Марки Украины] (рус.). Каталог почтовых марок. Проверено 4 июля 2012. [www.webcitation.org/69jW2hqnm Архивировано из первоисточника 7 августа 2012].
  37. Ukrafil.com. [ukrafil.com/ru/news/belarus-polustanochki?forum_ext=1 Почтовые марки с паровозами серий С и Щ] (рус.). Беларусь. Полустаночки (4-08-2010). Проверено 29 июня 2012. [www.webcitation.org/69jW3b2FB Архивировано из первоисточника 7 августа 2012].

Литература

  • Никольский А.С. Паровозы серии С. — М.: «Виктория», 1997. — 176 с. — 5000 экз. — ISBN 5-89327-009-6.
  • В.А. Раков. Локомотивы отечественных железных дорог 1845-1955. — 2-е, переработанное и дополненное. — М.: «Транспорт», 1995. — 564 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-277-00821-7.

Ссылки

  • [mkmagazin.almanacwhf.ru/venicle/s.htm Литерный 4001, правительственный (история паровозов серии С и литерного поезда № 4001)]
  • [scbist.com/gazeta-gudok/9305-22-iyunya-2011-zelyonaya-molniya-tak-sovremenniki-nazyvali-parovoz-bronislava-malahovskogo.html Зелёная молния. Так современники называли паровоз Бронислава Малаховского]
  • [vparavoz.com/typec/index.html Паровозы типа С]

Отрывок, характеризующий Паровоз С

– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.