Парсифаль (опера)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Парсифаль (значения).
Опера
Парсифаль
Parsifal

Афиша к премьере «Парсифаля»
Композитор

Рихард Вагнер

Автор(ы) либретто

Рихард Вагнер

Жанр

Музыкальная драма

Действий

3 акта

Год создания

1882

Первая постановка

1882 г.

Место первой постановки

Байройт

Па́рсифаль (нем. Parsifal) – музыкальная драма Рихарда Вагнера (WWV 111) в 3 актах, на собственное либретто. Последняя опера композитора. Премьера состоялась в 1882 году в Байройте. Вместе с другими произведениями композитора оказала влияние на эстетику символизма.





Общие сведения

Торжественная сценическая мистерия (Bühnenweihfestspiel) в трёх актах.

Либретто Рихарда Вагнера.

Место действия: Испания

Продолжительность около 4 ч.

История создания

Вдохновение для создания своей музыкальной драмы Вагнер черпал в эпосе Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль» (начало XIII в.). Но, как всегда, композитор существенно переработал первоисточник, так что его либретто имеет самостоятельное литературное значение.

Первый набросок под названием «Парцифаль» был создан Вагнером в 1857 г., хотя интерес к теме Грааля возник у него значительно раньше, во время работы над «Лоэнгрином». К сочинению музыки композитор приступил в 1877 г., в январе 1882 г. была полностью завершена партитура.

Премьера «Парсифаля» состоялась 26 июля 1882 г. в рамках Байройтского фестиваля. Дирижировал Герман Леви, главные партии исполняли Герман Винкельман (Парсифаль), Амалия Матерна (Кундри), Теодор Райхман (Амфортас), Эмиль Скариа (Гурнеманц), Карл Хилль (Клингзор), Август Киндерман (Титурель).

По завещанию Вагнера «Парсифаль» мог исполняться исключительно в Байройте и на других мировых сценах начал ставиться только после истечения срока авторских прав в 1913 г.

Действующие лица

  • Амфортас (Amfortas), король Грааля (баритон)
  • Титурель (Titurel), его отец (бас)
  • Гурнеманц (Gurnemanz), рыцарь Грааля (бас)
  • Парсифаль (Parsifal) (тенор)
  • Кундри (Kundry) (сопрано или меццо-сопрано)
  • Клингзор (Klingsor), злой волшебник (бас)
  • Четыре пажа (тенора и альты)
  • Девушки-цветы (сопрано и альты)
  • Голос из вышины (альт)
  • Хор: рыцари Грааля, юноши и мальчики, девушки-цветы.

Краткое содержание

Через страдание к знанию, от знания к состраданию, через сострадание - к любви.

Первое действие

Осень. Утро в лесу. Гурнеманц и рыцари Грааля спят под деревом. Гурнеманц просыпается и будит рыцарей, все погружаются в молитву. На носилках в сопровождении рыцарей и оруженосцев выносят для омовения короля Амфортаса, страдающего от неисцелимой раны. Верхом на лошади стремительно приближается женщина в грубой одежде с развевающимися волосами - Кундри. Она передаёт принесённый издалека волшебный бальзам для Амфортаса и падает на землю без сил. Однако бальзам не помогает королю; он в носилках продолжает свой путь к озеру. Рыцари называют Кундри язычницей и колдуньей, но Гурнеманц защищает её – служением она искупает свои грехи, каковы бы они ни были.

Старый рыцарь Грааля рассказывает о том, как некогда король Титурель стал хранителем двух святых реликвий – чаши, из которой пил Христос во время Тайной вечери, и копья, пронзившего Его на кресте. Наследник Титуреля, Амфортас, вооружённый священным копьём, однажды отправился покарать грешного волшебника Клингзора, который не был допущен в братство Грааля и всячески мстил рыцарям. Колдун, имеющий власть над Кундри, послал её соблазнить Амфортаса и сумел овладеть священным копьём, которым нанёс молодому королю неисцелимую рану. Согласно пророчеству, её сможет исцелить только «чистый простец, прозревший через сочувствие и раскаяние».

Рассказ Гурнеманца прерывает появление рыцарей, ведущих юношу, который подстрелил из лука лебедя. Гурнеманц упрекает его в нарушении закона - в землях Грааля даже животные священны, и любая охота запрещена; юноша в раскаянии ломает свой лук. Он ничего не может сказать о себе, не знает ни имени своего отца, ни места своего рождения, ни даже своего собственного имени. Он помнит только свою мать, с которой жил в лесу и покинул её, последовав за странствующими рыцарями и желая стать похожим на них. Кундри сообщает, что Парсифаль не виноват, он нарушил закон по незнанию. Его мать, королева Герцелойда, специально вырастила его в полном неведении, надеясь таким образом уберечь его от участи его отца, короля Гандина, погибшего в сражении. Гурнеманц надеется, что нашёл в нём «чистого простеца», который исцелит и спасет Амфортаса, и ведёт в замок.

Лес медленно исчезает; слышится колокольный звон. Гурнеманц и Парсифаль входят в огромный зал замка. Торжественно движется процессия рыцарей, вносится чаша под покрывалом. Титурель требует от сына совершить обряд причастия, но всякий раз при снятии покрывала со священного сосуда открывается рана Амфортаса, доставляя ему жестокие страдания: его терзает рана, а ещё больше - сознание греха. Вместе с тем этот обряд – единственное, что поддерживает жизнь в Титуреле, отце Амфотраса. Наконец он решается снять покров с чаши. Темнеет; луч света освещает сияющий Грааль. Амфортас поднимает чашу, рыцари причащаются, прославляя таинство. Парсифаль не понимает смысла церемонии и стенаний Амфортаса, кричащего от боли, все происходящее вызывает у него лишь смутные эмоции, и разочарованный Гурнеманц изгоняет его из храма: "Ты недостоин быть рыцарем Грааля".

Второе действие

Волшебный замок Клингзора. Маг сидит перед зеркалом. Заклинаниями он пробуждает Кундри: она должна соблазнить Парсифаля (как когда-то Амфортаса), который, преодолевая все препятствия, приближается к замку. Кундри тщетно пытается сопротивляться, она находится под властью Клингзора. Она некогда осмеяла Христа во время его крестного пути и с тех пор обречена на всё новые и новые перерождения, тщетно пытаясь искупить свой грех.

Перед Парсифалем возникает волшебный сад с прекрасными девами-цветами, которые пытаются очаровать рыцаря. Самая прекрасная - Кундри - спешит удалить их, и ей удаётся привлечь внимание Парсифаля. От неё он узнает, кто он: она впервые называет его по имени, рассказывает ему о прошлом, о смерти матери, в которой отчасти Парсифаль может обвинить себя. Кундри обещает Парсифалю, что его горе утешит поцелуй любви, который она передаст ему от его матери. Кундри целует его, но вместо того чтобы оказаться в её власти, Парсифаль прозревает - внезапно его обжигает осознание страданий Амфортаса, он вспоминает о его ране и отталкивает Кундри, отказываясь от обещанной ею страсти. Отвергнутая, она проклинает Парсифаля, говоря, что он не найдёт пути к Амфортасу, и зовёт Клингзора, который бросает в Парсифаля священное Копье, но оно застывает в воздухе над его головой. Юноша прочерчивает Копьем знак креста, и сад превращается в пустыню. Заклятие, наложеное на Кундри, также снято. "Ты знаешь, где сможешь опять найти меня!" - говорит ей Парсифаль, после чего спешит к Амфортасу.

Третье действие

Весенний день. В окрестностях замка Грааля Гурнеманц, в одежде отшельника, находит Кундри в тяжёлом сне. Он приводит её в чувство и замечает, что её облик и поведение изменились, она уже не порывистая дикарка. Кундри смиренна. Между тем появляется молчаливый рыцарь в тёмных латах. Неизвестный рыцарь оказывается Парсифалем, он рассказывает, как добыл священное копьё и с каким трудом нашёл дорогу назад. Гурнеманц в свою очередь сообщает о том, что Амфортас, стремясь к смерти, отказался проводить священный обряд открытия Чаши, жизнь братства замерла, а Титурель, лишенный созерцания животворной святыни, скончался. Только сегодня, на погребении Титуреля, Амфотрас решил провести обряд в последний раз. Гурнеманц узнает Святое Копье. Кундри бросается на колени перед Парсифалем, льёт ему на ноги миро и отирает их своими волосами; Гурнеманц посвящает его в короли Грааля. Кундри принимает от него крещение. Парсифаль удивлён необычайной красотой природы, и Гурнеманц рассказывает ему о чуде Святой Пятницы. Потом они втроём идут к замку.

Рыцари собираются на последнее причастие, но Амфортас вновь отказывается провести обряд, доставляющий ему столько страданий и просит рыцарей убить его. Парсифаль исцеляет священным копьём рану Амфортаса и снимает покрывало с Грааля: чаша сияет в его руках. Белая голубица слетает из-под купола храма и реет над головой Парсифаля. Кундри обретает покой и прощение. Искупление свершилось.

Избранные записи

(далее солисты даются в следующем порядке: Парсифаль, Кундри, Амфортас, Гурнеманц, Титурель, Клингзор)

В астрономии

В честь главной героини оперы Рихарда Вагнера назван астероид (553) Кундри, открытый в 1904 году.

См. также

Парцифаль (легенда)

Напишите отзыв о статье "Парсифаль (опера)"

Ссылки

  • [www.richard-wagner-werkstatt.com/texte/?W=Parsifal/ Либретто]
  • [home.arcor.de/rww2002/rww2002/parsifal/parsifal.htm Подробная информация на немецком языке]
  • [www.richard-wagner-postkarten.de/postkarten/par.php Открытки по теме «Парсифаль»]
  • [www.youtube.com/watch?v=b73PxKT7D4E Гари Леман об исполнении партии в опере «Парсифаль»]
Произведения Рихарда Вагнера
Ранние
Симфония (1832) • Польша (1832, 1836) • Свадьба (1832) • Феи (1833—1834) • Запрет любви (1836) • Риенци (1840) • Фауст (1840—1855)
Зрелые
Летучий голландец (1841) • Тангейзер (1843—1845) • Лоэнгрин (1845—1848)
Поздние

Отрывок, характеризующий Парсифаль (опера)

– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Парсифаль_(опера)&oldid=76550249»