Парсонс, Луэлла

Луэлла Парсонс

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Луэлла Парсонс (англ. Louella Parsons, 6 августа 1881, Фрипорт — 9 декабря 1972, Санта-Моника) — американская журналистка, кинообозреватель и колумнист.

Биография

Луэлла Роуз Оттингер(англ. Louella Rose Oettinger) родилась в Иллинойсе в еврейской семье с немецкими корнями. В 1905 году она вышла замуж за Джона Демента Парсонса, фамилию которого взяла. Год спустя у них родилась дочь Хенриетта, а после девяти лет брака они развелись.

Свою первую колонку посвященную кинематографу и киноактёрам она начала вести в 1914 году в газете «Chicago Record-Herald». После переезда в Нью-Йорк Парсонс сначала писала для газеты «New York Morning Telegraph», а в 1923 году подписала контракт с Уильямом Рэндольфом Херстом и стала работать в его газете «New York Journal American». В 1925 году у Парсонс диагностировали туберкулёз, и она была вынуждена покинуть Нью-Йорк и переехать в штаты с более сухим климатом — сначала в Аризону, а затем — в Лос-Анджелес.

В Лос-Анджелесе она вернулась к своей работе, став синдицированным голливудским обозревателем для «Hearst Corporation». Её колонка из Los «Angeles Herald-Examiner» печаталась более чем в шестистах газетах по всему миру с читательской аудитории более чем в двадцати миллионов, сделав при этом Парсонс самой влиятельной обозревателем, а заодно и сплетницей, киноиндустрии США. Её позиция по какому-либо делу рассматривалась как окончательная, а её немилость боялись гораздо больше чем кинокритиков. В 1928 году она стала ведущей еженедельной радиопрограммы с участием кинозвёзд. Последующие годы своей карьеры Парсонс продолжала быть тесно связанной с различными компаниям Хёрста. По его просьба она превозносила в светской хронике его любовницу актрису Мэрион Дэвис, которую многие кинокритики воспринимали в то время скептически. Парсон несколько раз и сама появилась на большом экране, исполнив камео в фильмах «Отель „Голливуд“» (1937), «Безоговорочно» (1946) и «Со звёздами на борту» (1951).

На протяжении многих лет карьера Парсонс была тесто связано с именем её некогда подруги Хедды Хоппер. Хоппер часто снабжала Парсон, в то время работавшую в Нью-Йорке, различными сплетнями из жизни голливудских звёзд. Их взаимное противостояние, наполненное яростными саркастическими высказываниями в адрес друг друга, длилось с переменным успехом вплоть до смерти Хоппер.

С началом 1950-х влияние Парсон стало постепенно снижаться. В 1960 году ей была вручена специальная премия «Золотой глобус» за заслуги в области журналистики. Парсонс продолжала вести свою колонки до декабря 1965 года, после чего передала своё место помощнице Дороти Маннерс. Последние годы своей жизни она провела в доме престарелых в Санта-Монике, где и умерла от атеросклероза в 1972 году в возрасте 91 года. Парсонс похоронена на кладбище Святого Креста в Калвер-Сити, Калифорния. Её влияние на мир шоу-бизнеса был отмечен двумя звёздами на Голливудской аллее славы: за вклад в кино и радио.

В 1985 году был снят телевизионный фильм «Происки в стране чудес», повествующий о непростых взаимоотношениях Хедды Хоппер и Луэллы Парсонс. Роль Парсонс в фильме исполнила Элизабет Тейлор. В 2001 году Дженнифер Тилли исполнила роль Парсонс в фильме «Смерть в Голливуде».

Ссылки

• [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=794 Луэлла Парсонс] (англ.) на сайте Find a Grave

Отрывок, характеризующий Парсонс, Луэлла

– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.