Партизанское движение в Белоруссии во время Великой Отечественной войны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Сове́тское партиза́нское движе́ние в Белору́ссии — партизанское движение во время Великой Отечественной войны против немецких оккупантов и их союзников на территории БССР в 1941—1944 годах. Основными организаторами партизанского движения являлись коммунисты и беспартийные активисты, бывшие воины и командиры Красной Армии.

История белорусской армии
Войско Древней Руси

Войско Великого княжества Литовского

Белорусские вооруженные формирования 1917-1921 годов

Белорусский военный округ
Белорусские партизаны

«Чёрный кот»

Вооружённые силы Республики Беларусь

По мнению советских и ряда современных белорусских историков, партизанское движение на территории Белоруссии имело общенародный характер. К концу 1941 года в рядах партизан сражались 12 000 человек в 230 отрядах[1]. Численность белорусских народных мстителей к концу войны превышала 374 тыс. человек. Они были объединены в 1255 отрядов, из которых 997 входили в состав 213 бригад и полков, а 258 отрядов действовали самостоятельно[2]. Однако, советская статистика современными зарубежными историками считается многократно завышенной и поэтому общенародный характер партизанской войны ставится под сомнение[3].

Расширению и укреплению партизанского движения в Белоруссии способствовало огромное количество лесов, рек, озёр и болот. Эти географические факторы затрудняли эффективное проведение немцами карательных мер против партизан.

Одной из первоочередных задач белорусских партизан было препятствие подвоза немецких подкреплений к фронту. По территории Белоруссии проходили следующие железнодорожные магистрали: Белосток-Вильнюс-Псков, Седлец-Волковыск-Невель, Брест-Минск-Смоленск, Брест-Пинск-Гомель, Брест-Ковель, Невель-Орша-Гомель и Вильнюс-Минск-Гомель, общей протяженностью 5700 километров[4]. За годы борьбы белорусскими партизанами было взорвано более 300 тыс. рельсов и пущено под откос 11 128 немецких эшелонов с живой силой и боевой техникой[5].

В развитии белорусского партизанского движения можно условно выделить несколько этапов:

  • Первый этап (июнь 1941 — ноябрь 1942 г.) — начальный период организации и развития партизанского движения
  • Второй этап (ноябрь 1942 — декабрь 1943 г.) — период массового развития партизанского движения
  • Третий этап (декабрь 1943 — июль 1944 г.) — заключительный период партизанского движения




Предпосылки

На захваченной фашистами территории БССР под оккупацией оказалось около 8 млн человек, а также 900 тыс. советских военнопленных[6]. Немецкой администрацией проводилась политика геноцида, грабежа и насилия. Все это происходило по немецкому плану «Ост».

Первым шагом оккупантов стало введение ограничений гражданских свобод местного населения. Было объявлено чрезвычайное положение. Все население, проживающее на оккупированной территории, подлежало обязательному учету и регистрации в местных администрациях. Запрещалось деятельность всех организаций, а также проведение митингов и собраний. Вводился пропускной режим и действовал комендантский час. С первых дней войны немцы проводили массовые чистки: убивали коммунистов, комсомольцев, активистов советской власти, представителей интеллигенции. С особой жестокостью уничтожалась «расово вредная» часть населения: евреи, цыгане, физически и психически больные.

Массовое уничтожение населения осуществляли особые оперативные группы — айнзацгруппы, которые делились на специальные и оперативные[7].

На территории Белоруссии фашистами было создано 260 концентрационных лагерей смерти, их филиалов и отделений[8]. Самым крупным являлся Тростенецкий лагерь смерти, в котором за годы войны было уничтожено 206,5 тыс. человек[9].

В городах организовывались специальные зоны проживания евреев — гетто. Всего в Белоруссии было создано, по разным данным, от 111[10] до более чем 200[11], а по данным доктора исторических наук Эммануила Иоффе — 299 гетто в 277 населённых пунктах на довоенной территории БССР, из которых на современной территории Белоруссии — 238 гетто в 216 населённых пунктах[12]. Наиболее крупные гетто имелись в Минске, Гродно, Бобруйске, Барановичах, Бресте, Пинске, Слониме, Гомеле. Евреи подвергались систематическому целенаправленному уничтожению в рамках политики «окончательного решения еврейского вопроса»[13][14].

В целях борьбы с антигерманским сопротивлением фашистами широко использовались карательные экспедиции. Уничтожались целые районы, превращавшиеся в «зоны пустынь». За время оккупации БССР было проведено свыше 140 карательных экспедиций. Первая из них — «Припятские болота» — состоялась в июле — августе 1941 на территории Брестской, Минской, Пинской и Полесской областей. За время операции фашистами было расстреляно 13 788 человек[15]. За все время немецкой оккупации было уничтожено 628 населенных пунктов вместе с жителями, 5295 населенных пунктов уничтожены с частью жителей[16].

Наиболее крупными карательными операциями являлись «Орел», «Треугольник», «Волшебная флейта», «Котбус», «Герман». В отчете о результатах экспедиции «Герман» (июль — август 1943), проведенной на территории Воложинского, Ивенецкого, Любчанского, Новогрудского и Юратишковского районов, К. фолн готтберг сообщал в Берлин, что убито 4280 человек, взято в плен 20 944 человек, в том числе 4180 детей. Немецкими солдатами было реквизировано 3145 кур, 6776 коров, 499 телят, 9571 овец, 1517 свиней и свыше 100 сельскохозяйственных машин[16].

Немецко-фашистские агрессоры часто использовали детей в качестве доноров крови. Местное население привлекалось к расчистке заминированных участков, было живым щитом в боевых операциях против партизан и войск Красной Армии. Немецкой администрацией применялась депортация населения на принудительные работы в Германию, Австрию, Францию, Чехию. Таких «добровольных» работников называли остарбайтерами. Из Белоруссии было вывезено около 400 тыс. человек. 186 тыс. белорусов погибло на работах[17].

Все экономические и природные ресурсы захваченных районов были объявлены немецкой собственностью. Вводилась обязательная трудовая повинность. О сущности экономической политики в Восточной Европе (включая Белоруссию) можно судить по требованиям рейхсмаршала Г. Геринга к рейхскомиссарам в августе 1942[17].

Вы направлены туда для того, чтобы работать на благосостояние нашего народа, а для этого необходимо забирать все возможное. При этом мне абсолютно все равно, если вы мне скажете, что люди оккупированных областей умирают с голоду. Пусть умирают, лишь бы только были живы немцы. Я сделаю все — я заставлю выполнить поставки, которые на вас возлагаю, и если вы этого не сможете сделать, тогда я поставлю на ноги органы, которые при любых обстоятельствах вытрясут эти поставки.

Население Белоруссии должно было платить непосильные платежи: 3-4 ц зерна с гектара, 350 л молока с каждой коровы, 100 кг свинины с одного двора, 35 яиц от каждой курицы, 6 кг птицы со двора, 1,5 кг шерсти с каждой овцы и в среднем 100 рублей на человека[18].

Все эти мероприятия, проводимые немецкой администрацией на территории Белоруссии, способствовали подъёму освободительного движения. С первых дней войны белорусы начали оказывать сопротивление фашистам. После введения различных ограничений и налогов недовольство среди мирного населения нарастало в геометрической прогрессии, что позволило успешно организовать партизанское движение на территории Белоруссии.

Развитие партизанского движения

Первый этап

Первый этап включает в себя период с июня 1941 по ноябрь 1942 года. На этом этапе сложилась организационная структура, приобрел опыт командный состав и произошла централизация руководства партизанским движением. Основной проблемой в распространении партизанского движение по территории Белоруссии являлась нехватка оружия и боеприпасов. Помощи, которую присылали с неоккупированной части СССР, катастрофически не хватало.

Образование отрядов и соединений

С самых первых дней войны начали образовываться партизанские отряды. 22-23 июня 1941 года появились первые донесения о партизанских вылазках и диверсий против немецких войск в западных районах Белоруссии[19]. К концу июня на оккупированной территории действовало 4 партизанских отряда, в июле — 35, а в августе — 61[19]. Первые партизанские отряды создавались партийными организациями на местах, засылались из-за линии фронта, формировались из числа военнослужащих-окруженцев. Одним из первых партизанских отрядов стал отряд «Красный Октябрь» под командованием Ф. И. Павловского и Т. П. Бумажкова. Образовались отряды в Пинском (командир В. З. Корж), Любанском (командир Д. И. Хомицевич), Чашникском (командир Т. Е. Ермакович) и в Суражском (отряд «Батьки Миная» командир М. Ф. Шмырев) районах[1].

Первоначально отряд насчитывал 25-70 человек. Постепенно шло разрастание отрядов до 100—350 человек. Встречались и довольно крупные — до 800 и более партизан[1]. Возглавляли отряд командир, комиссар и начальник штаба. В отряд входили 3-4 роты. Каждая из них состояла из 2-3 взводов по 20-30 человек. Для выполнения специальных задач организовывались специализированные группы: диверсионные, разведывательные, пропагандистские. Во всех отрядах действовали партийные и комсомольские организации.

Белорусские партизаны, при вступлении в отряд, принимали присягу. Ниже приведени текст этой присяги на белорусском языке[20].

Я, грамадзянін Саюза Савецкіх Сацыялістычных Рэспублік, верны сын гераічнага беларускага народа, прысягаю, што не пашкадую ні сіл, ні самога жыцця для справы вызвалення майго народа ад нямецка-фашысцкіх захопнікаў і катаў і не складу зброі да таго часу, пакуль родная беларуская зямля не будзе ачышчана ад нямецка-фашысцкай пагані.

Я клянуся строга і няўхільна выконваць загады сваіх камандзіраў і начальнікаў, строга захоўваць воінскую дысцыпліну і берагчы ваенную тайну.

Я клянуся за спаленыя гарады і вёскі, за кроў і смерць нашых жонак і дзяцей, бацькоў і мацярэй, за гвалты і здекі над маім народам жорстка помсціць ворагу і безупынна, не спыняняючыся ні перад чым, заўсёды і ўсюды смела, рашуча, дёрзка і бязлітасна знішчаць нямецкіх акупантаў.

Я клянуся ўсімі шляхамі і сродкамі актыўна дапамагаць Чырвонай Арміі паўсюдна знішчаць фашысцкіх катаў і тым самым садзейнічаць найхутчэйшаму і канчатковаму разгрому крывавага фашызму.

Я клянуся, што хутчэй загіну ў жорсткім баі з ворагам, чым аддам сябе, сваю сям’ю і беларускі народ у рабства крываваму фашызму.

Словы маёй свяшчэннай клятвы, сказанай перад маімі таварышамі-партызанамі, я замацоўваю ўласнаручным подпісам — і ад гэтай клятвы не адступлю ніколі.

Калі ж па сваёй слабасці, трусасці або па злой волі я парушу сваю прысягу і здраджу інтарэсам народа, няхай памру я ганебнай смерцю ад рук сваіх таварышаў.

На основе отдельных партизанских отрядов с весны 1942 года начали создаваться партизанские бригады. Обычно бригада включала 3-7 отрядов общей численностью 1000 и более человек. В Могилевской области бригады назывались полками. Руководство бригады обычно состояло из командира, комиссара, начальника штаба, заместителей командира по разведке и диверсиям, помощника командира по обеспечению и медицинской службе, помощника комиссара по комсомолу[21].

Для усиления оперативного руководства и эффективного выполнения боевых задач в 1942 году из числа партизанских бригад и отрядов создавались партизанские соединения. В январе на территории Октябрьского района Полесской области была создана первая бригада — «гарнизон Ф. И. Павловского»[21]. В Витебской области в апреле начала действовать 1-я Белорусская партизанская бригада — численностью 7342 человека[22] — и бригада «Алексея» (позже имени А. Ф. Данукалова)[21].

На 1 августа на территории Белоруссии действовало 202 отряда общей численностью 20 000 партизан[23]. Уменьшение численности отрядов по сравнению с 1941 годом связано с укрупнением отрядов.

За время первого этапа на территории Белоруссии действовало свыше 56 тыс. партизан, состоящих в 417 отрядах, имелось 150 тыс. партизанских резервов[24]. На территории БССР действовало 68 радиостанций, с помощью которых 329 отрядов могли поддерживать связь с Москвой[25].

Образование партизанских краев

В течение 1941 года партизанами было разгромлены немецкие гарнизоны в Слуцке, Красной Слободе, Любани, Богушевске, Сураже и Холопеничах[26]. С конца 1941 по март 1942 года партизанами Кличевского и смежных районов было разгромлено свыше 80 гарнизонов и полицейских участков[27].

17 января 1942 года белорусскими партизанами был освобожден первый районный центр — Копаткевичи[26]. 20 марта 1942 был освобожден Кличев и прилегающая территория[27]. Постановлением Кличевского подпольного райкома партии и исполкома районного Совета депутатов трудящихся от 3 апреля объявлялось, что на территории Кличевского района восстановлены органы Советской власти, полностью осуществлявшие свои функции. Вместе с тем район был объявлен на военном положении[28].

В оперативной сводке ЦШПД от 16 июня 1942 года отмечалось, что партизаны Гомельской области восстановили Советскую власть в 103 населенных пунктах. Органы Советской власти были восстановлены и в 13 населенных пунктах Слуцкого района[29].

В директивах и указаниях ЦШПД подчеркивалась нецелесообразность затяжных боев по удержанию освобожденной территории в тех случаях, когда противник имеет подавляющее превосходство в силах и оборона освобожденной территории грозит партизанам полным уничтожением. Вместо жесткой позиционной обороны рекомендовалось использовать маневренную оборону, удары по тылам и флангам противника.

К концу 1942 года под контролем партизан оказались 6 зон, районов и краев[30].

Помощь с «Большой земли»

За 1941 год были подготовлены и направлены в Белоруссию отряды, организаторские и диверсионные группы, насчитывавшие свыше 7200 человек[31].

В январе 1942 года войсками Калининского фронта при взаимодействии с партизанами Витебской области, в том числе отряды М. Ф. Бирюлина, М. И. Дьячкова, М. Ф. Шмырева, Я. З. Захарова и С. Т. Воронова, была проведена наступательная операция в районе стыка флангов армий групп «Центр» и «Север»[32]. В результате образовалась брешь протяженностью около 40 км. Сложившейся обстановкой немедленно воспользовался ЦК КП(б)Б, создав в марте 1942 Северо-Западную оперативную группу[32]. Группа устанавливала связи с подпольными организациями и партизанскими отрядами, руководила засылкой в глубинные районы Белоруссии руководителей партизанского движения и партийного подполья, организаторских групп, отдельных отрядов, координируя их деятельность. Кроме того, группа систематически отправляла в тыл немцев оружие и боеприпасы. С февраля по сентябрь в «Суражские ворота» было переправлено 40 партизанских отрядов и эвакуировано с оккупированной части Белоруссии 200 тыс. человек[33]. Кроме того, было переправлено 102 организаторские группы и 62 диверсионные группы[32]. За это же время партизанам было переправлено 11 500 винтовок, 6000 автоматов, 1000 пулеметов, 500 противотанковых ружей[32].

В конце сентября немцы, сосредоточив крупные силы, закрыли брешь в своей обороне, разгадав их назначение.

Летом 1942 года руководство ЦШПД добилось увеличения числа самолетов, выделявшихся для полетов в районы действий партизан. В снабжение партизан включилась транспортная авиация Гражданского воздушного флота, самолеты 101-го полка авиации дальнего действия и самолеты фронтовой авиации Западного, Калининского и других фронтов[34].

Наряду с этим по заданию ЦШПД и ЦК КП(б)Б партизаны начинают строить аэродромы, способные принимать и отправлять двухмоторные самолеты Ли-2. Первый партизанский аэродром — располагался недалеко от Зыслова, Любанский район Минской области — вступил в строй в июле. Примерно в это же время начал действовать кличевский аэродром[34]. Началось сооружение аэродромов в Бегомльском, Ушачском и других районах Белоруссии.

В августе 1942 года к партизанам было переправлено 30 организаторских групп, в задачу которых входило доведение указаний о подготовке к зиме до командиров всех партизанских бригад и отрядов[35].

В общей сложности в 1942 году было осуществлено 168 самолето-вылетов к белорусским партизанам, при этом в тыл к немцам было доставлено 200 специалистов по ведению партизанской войны, 118 тонн боевых грузов и вывезено 180 раненых и больных[36].

Диверсионная деятельность и сопротивление

20 июля 1941 года немецкое агентство «Трансокеан» сообщило, что белорусские партизаны напали на штаб 121-й пехотной дивизии вермахта, убив многих солдат и офицеров, в том числе командира дивизии генерала Ланселя. 24 июля Совинформбюро подтвердило это сообщение[19].

В первой половине 1942 года акции партизан (в том числе и на железной дороге) осуществлялись с помощью подручных средств. Так крушение поездов происходило путём развинчивания и разбора рельсов специальными клиньями.

Германская железнодорожная дирекция «Центр» отмечала, что в 1942 году было зарегистрировано: в январе — феврале — 11 нападений на железные дороги, в марте — 27, в апреле — 65, в мае — 145, в июне — 262, а с 1 по 25 июля — 304. За это время партизанами было подорвано 200 паровозов, выведено из строя 773 вагона, разрушено 13 440 м железнодорожного полотна[37].

Из-за недостатка в партизанских отрядах взрывчатых веществ начали работать так называемые «чертовы кухни», в которых выплавляли тол. Значительная часть специалистов-подрывников и инструкторов начала поступать из-за линии фронта. В первой половине 1942 года в партизанские отряды было направлено 33 группы специально подготовленных подрывников. В марте — сентябре белорусские партизаны получили 10 860 мин и 40 т взрывчатки, что позволило активизировать подрывную деятельность[37].

Во время боев за Сталинград и Северный Кавказ летом 1942 года резко активизировалась подрывная деятельность партизан на железной дороге. Главной целью акций летом 1942 был срыв перевозок немецких частей и подкреплений к фронту.

По состоянию на 1 августа 1942 года с начала войны партизанами было взорвано и пущено под откос 212 поездов с боеприпасами, техникой, горючим и живой силой[23]. За этот период было уничтожено 59 976 немецких солдат, 2877 офицеров и 7 немецких генералов, расстреляно свыше 1260 немецких агентов, шпионов и предателей[23].

Осенью 1942 немцами были приняты ряд мер по обеспечению безопасности железных и шоссейных дорог. Для охраны начали привлекаться все новые контингенты войск, несмотря на возможное ослабление группировок, действовавших против Красной Армии. Начали строиться доты и дзоты, устанавливаться сигнальные заграждения, оборудоваться минные поля, вырубать леса в непосредственной близости от дорог[38]. На крупных железнодорожных станциях имелись гарнизоны в составе усиленного батальона, в распоряжение которого были бронедрезины и нередко бронепоезда. Небольшие станции прикрывались силами до роты. Между станциями охрану полотна вели силами до взвода[39].

25 сентября в донесении № 22 фашистская полиция безопасности и служба СД следующим образом оценивали действия партизан[40]

Использование мин с целью саботажа принимает в восточных областях самые широкие формы…

В ночь на 3 ноября был взорван 137-метровый мост через реку Птичь на железной дороге Брест-Гомель. Движение поездов на магистрали Брест-Гомель было прервано на 18 суток[22]. Помощь в организации и подготовке партизанам оказал ЦШПД. Всего к операции — условно она называлась «Эхо на Полесье» — было привлечено 16 партизанских отрядов, насчитывавших до 1300 партизан[22].

1 декабря ЦШПД подвел итог диверсионной деятельности партизан. Как отмечалось в отчете, по далеко не полны данным, за период с начала войны и до 1 декабря партизанами Белоруссии было пущено под откос 1040 железнодорожных эшелонов немцев[41]. В период с 1 июня по 1 декабря 1942 года было пущено под откос 804 немецких эшелона[42]. В отчет вошли следующие сведения о результативности действий партизан: с начала войны и по ноябрь 1942 года партизаны уничтожили 17 высших чинов фашистской армии, 3010 офицеров и 91 596 солдат и полицейских[42]. То есть в период с августа по ноябрь 1942 года партизанами было убито 10 высших чинов немецкой армии, 133 офицеров и 31 620 немецких солдат.

Самыми результативными в плане боевых действий были следующие партизанские соединения: бригада К. С. Заслонова, бригада А. К. Флегонтова, группа отрядов В. И. Козлова, отряд А. А. Морщинина, бригады А. Ф. Данукалова, М. Ф. Шмырева, С. М. Короткина, М. И. Дьячкова, Я. Х. Сташкевича, А. А. Баскакова, С. Г. Жунина, отряд П. В. Пронягина[42].

Борьба против карателей

Начиная с осени 1941 года фашистами начали систематически проводиться карательные экспедиции, используя специальные карательные части, а также регулярные части вермахта. 28 марта 1942 года в боях с карателями возле деревень Платы и Курино Витебского района отличился молодой пулеметчик партизанского отряда Райцева М. Ф. Сильницкий. После многочасового боя он прикрывал отход отряда огнём из пулемета. Погиб в неравной рукопашной схватке. В дальнейшем 6 партизанских отрядов Белоруссии носили его имя[43].

13 мая 1942 года в Минске прошло совещание высших руководителей германской оккупационной власти, на котором присутствовали генеральный комиссар Белоруссии гауляйтер Кубе, руководитель СС и полиции Ценнер, начальники полиции безопасности и коменданты[44].

Доклад о ходе борьбы с партизанами сделал главный комендант Белорусии генерал-майор фон Чамер-Остен. Он признал, что карательные операции против партизан и гражданского населения пользы не приносят, военное и гражданское строительство полностью парализованы, применение против партизан крупных воинских соединений не приносит заметного успеха[45]. Докладчик сделал вывод о необходимости самого серьёзного подхода к борьбе против партизан. В заключении Чамер-Остер объявил о том, что создаются специальные «оперативно-разведывательные штабы» по руководству борьбой с партизанами. На совещании было решено об усилении работы по разложению партизанских отрядов путём засылки специально обученной агентуры и террористов[46].

Неся все более ощутимые потери, немецкая армия только усиливала террор, уничтожая население Белорусии. Ниже приведены выдержки из писем и дневников немецких солдат[47]

Пункт за пунктом сжигается в этой местности, а покоя все же нет… Женщины и девушки — словно закаленные воины…

— унтер-офицер Фридрих Кернер, 25 июля 1942

В 5.30 взорвалась мина, поезд потерпел крушение. В 9 часов повесили пять заложников, двух мужчин и трех женщин, из них двух девушек по 14 лет

— ефрейтор Герхард Баллох, 12 октября 1942

Теперь я не стремлюсь в отпуск, так как поездка отсюда очень опасна. С последними, которые отсюда уехали, вышло очень скверно. В пути пришлось вступить в бой. Думаю, что большинству из них не придется больше просить отпуска. Они получили его навеки

— солдат Нейман, 8 июля 1942

Агитация и пропаганда

В марте 1942 года был осуществлён кольцевой санный рейд партизан, в целях расширения партизанского движения. В нём участвовало свыше 400 партизан Минской, Полесской и Пинской областей[48]. В ходе рейда были разгромлены многочисленные опорные пункты немцев, а также проведена большая агитационная-пропагандистская работа среди местного населения, что ускорило создание партизанской зоны.

В период с июня по ноябрь только в Витебской области было распространено свыше 6 млн экземпляров листовок и газет[49].

9 августа 1942 года ЦК КП(б)Б направил письмо командирам и комиссарам партизанских отрядов, в котором призвал их к активизации боевых действий в тылу противника. В частности, в документе говорилось об активизации диверсионной деятельности на железной дороге[50]

Войска и танки противника на поле боя представляют силу; будучи в эшелонах, они беззащитны и могут быть уничтожены группой партизан путём устройства крушения и разгрома, уничтожения поезда…

Важную роль в донесении этого приказа всем партизанским отрядам сыграл отряд «Боевой» под командованием А. К. Флегонтова. 21 августа 1942 года отряд, состоящий из 127 всадников, перешёл линию фронта в районе «Суражских ворот» при содействии со стороны сотрудников Северо-Западной группы и ЦК КП(б)Б[51]. Рейд длился до 11 октября 1942 года. Отряд с боями прошёл около 600 км[51]. Выполняя поставленную задачу, отряд Флегонтова передал письмо ЦК КП(б)Б 13 партизанским бригадам и 10 отдельным бригадам, действовавшим на территории Витебской, Могилевской и Минской областей[51].

В сообщениях фашистской полиции безопасности и СД о деятельности партизан в Белоруссии за период с января по июнь 1942 имелись довольно безрадостные для немцев констатации[52]

Разложенческая работа коммунистов в Белоруссии увеличивается…
Существует опасность, что занятые партизанами области не удастся включить в весенне-полевые работы. С другой стороны, весь скот, все продовольствие и запасы сесенного зерна попадут к партизанам…
Активность партизан в Белоруссии принимает все более угрожающий характер

В декабре 1942 года ЦК КП(б)Б принял решение о выпуске газет в каждой области, в том числе и в 50 районах[53].

Взаимодействие с местным населением

Население активно помогало партизанам продуктами питания, одеждой, сбором и ремонтом оружия. Например, жители Могилева с весны 1942 по март 1943 передали партизанам миномёт, 50 пулеметов, 40 автоматов, 300 пистолетов, 2000 гранат, 200 кг тола и более 100 тыс. патронов[54].

Интересен тот факт, что массовой поддержки оккупационных сил среди белорусского населения не было. Об этом свидетельствует заявление министра оккупированных восточных территорий Розенберга[55]:

В результате 23-летнего господства большевиков население Белоруссии в такой мере заражено большевистским мировоззрением, что для местного самоуправления не имеется ни организационных, ни персональных условий. Позитивных элементов, на которые можно было бы опереться, в Белоруссии не обнаружено

ЦШПД и БШПД

Для координации партизанской деятельности 30 мая 1942 года был создан Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования. Первым руководителем ЦШПД стал П. К. Пономаренко.

9 сентября 1942 года был образован Белорусский штаб партизанского движения (БШПД). Его возглавил П. З. Калинин[56]. С созданием БШПД Северо-Западная группа ЦК КП(б)Б была упразднена. В оперативном отношении БШПД подчинялось ЦШПД, что позволяло обеспечить единство их оперативной работы, не лишая определенной самостоятельности.

К 1 декабря 1942 года ЦШПД постоянно поддерживал связь с 417 отрядами[57].

Второй этап

Второй этап включает в себя период с ноября 1942 года по декабрь 1943. Численность народных мстителей увеличилось в 2,7 раза и составила около 153 тыс. человек. Действовало около 998 партизанских отрядов[58]. Партизанские людские резервы насчитывали более 100 тыс. человек. Начали организовываться партизанские зоны. Организовывались зональные партизанские соединения, решавшие крупные боевые задачи во взаимодействии с войсками Красной Армии.

В конце 1943 года белорусские партизаны контролировали 108 тыс. км², или 58,4 % оккупированной территории республики, в том числе около 37,8 тыс. км² было очищено от немецких войск полностью[27].

С ноября 1942 г. по декабрь 1943 г. Советская Армия продвинулась на запад на 500—1300 км, освободив около 50 % оккупированной противником территории. Было разгромлено 218 дивизий врага. В этот период большой урон врагу нанесли партизанские соединения, в рядах которых сражались до 250 тыс. человек. В 1943 г. ими были проведены крупные операции по разрушению железнодорожных сообщений в тылу противника («Рельсовая война» и «Концерт»), сыгравшие важную роль в срыве перевозок немецких войск и военной техники.

Третий этап

Третий этап является заключительным в истории партизанского движения в Белоруссии. Длился этот этап с декабря 1943 года по июль 1944. На этом этапе организация боевого взаимодействия партизанских отрядов, бригад и соединений, а также подпольщиков и войск Красной Армии достигла наивысшего уровня.

В 1944 году перед партизанами Белоруссии встала новая задача — помешать отступающему врагу превратить оставляемую им территорию в пустыню. ЦК Компартии Белоруссии, штабы партизанского движения и подпольные обкомы разработали специальные мероприятия по спасению населения. Только в лесах южной пригородной зоны Минска под защитой партизан нашли убежище более 5 тысяч семей, по всей территории республики расширяется сеть лесных лагерей для мирных жителей, охрану которых несли более 80 тысяч партизан. Гитлеровцы не прекращали попыток ликвидировать партизанские края и зоны. В апреле против 17-тысячного соединения Ушачско-Лепельской зоны, которым командовал В. Е. Лобанок, немецко-фашистское командование бросило 60 тыс. солдат и офицеров. 25 суток партизаны отражали атаки противника, в ночь на 4 мая соединение прорвало блокаду врага, выведя при этом 15 тыс. мирных жителей[59]. Важную роль в провале карательной операции сыграла помощь 3-го Белорусского фронта. В марте-апреле партизанам было доставлено 215 тонн боеприпасов, вывезено 1500 раненых.

В немецких источниках операция против лепельских партизан весной 1944 г. получила кодовое название «Весенний праздник» (нем. Frühlingsfest). Общее руководство принял на себя штаб 3-й танковой армии. Запись из Журнала боевых действий 3-й танковой армии от 10 мая 1944 г.:[60].

«Операция „Весенний праздник“ против банд в тыловой зоне близ Ушачи (32 км южнее Полоцка) закончена. В трёхнедельных трудных боях армейские и полицейские части совместно с местными добровольцами при особенно неблагоприятных погодных условиях и местности окружили многочисленные и хорошо организованные банды в районе Лепель (около 70 км южнее Полоцка) и разбили их. Во время ночных массированных попыток прорыва лишь части банд удалось прорвать кольцо окружения. Их окружили ещё раз и уничтожили основную их часть. Преследование остатков [банд] все ещё продолжается.

Благодаря непрекращающимся авианалётам со сбросом бомб и обстрелом с воздуха Люфтваффе сыграло существенную роль в уничтожении и разгроме врага. В более чем 1500 самолёто-вылетах было сброшено более 500 тонн авиабомб. Завоёванный успех имеет решающее значение для общей обстановки на стыке Группы армий „Центр“ и Группы армий „Север“. Важность, с которой советской руководство относилось к этому партизанскому центру, показывают факты постоянных интенсивных действий [советской] авиации с целью снабжения партизан и подавления наших атакующих частей, а также [факты] отвлекающих атак на ближайшем участке фронта. В период 17 апреля — 10 мая 1944 г. враг [то есть партизаны] потерял:

  • 5955 убитых
  • 6145 пленных
  • 346 перебежчиков.

В эти цифры не входит множество задержанных гражданских лиц. Захвачено или уничтожено множество стрелкового оружия, большое количество боеприпасов, одна рация и один самолёт. Уничтожено:

  • 102 лагерей-стоянок
  • 182 бункера
  • 52 огневых точки.

Собственные потери составили:

  • немцы: 243 убитых, 680 раненых, 20 пропало без вести
  • иностранцы [то есть полицаи, хиви, восточные роты/батальоны и т. п.]: 57 убитых, 218 раненых».

К лету 1944 года на оккупированной врагом территории сражались 150 бригад и 49 отдельных отрядов общей численностью 143 тыс. человек[61]. Партизаны держали в своих руках обширные зоны. Они были полными хозяевами в Октябрьском, Копаткевичском, Житковичском, Любанском, Старобинском, Ганцевичском, Кличевском, Бегомльском, Ушачском, Суражском, Меховском районах. К концу 1943 года свыше половины территории Белоруссии находилось под их фактическим контролем. Они очистили от оккупантов тысячи сел и деревень, 20 районных центров. Здесь как и до войны существовали органы советской власти, действовали советские законы и порядки.

31 мая началась подготовка к операции «Багратион». Её особенностью было то, что действия 4-х фронтов тесно координировались с действиями партизан. В июне — начале июля партизаны взорвали более 60 тыс. рельсов и пустили под откос десятки эшелонов с живой силой и техникой противника. По свидетельству начальника транспортного управления группы армий «Центр» полковника Г. Теске, эта операция вызвала «полную остановку железнодорожного движения на всех важных коммуникациях, ведущик к участкам прорыва»[62]. Бригады им. Невского, им. Пархоменко, им. Чкалова, им. Ворошилова, им. Сталина, «Буревестник», «Беларусь» за несколько дней до подхода Красной Армии освободили районные центры Старобин, Копыль, Красную Слободу, Узду, Руденск. Бригады им. Фрунзе, им. Рокоссовского, им. Суворова освободили Слуцк, Греск и Дзержинск. Отряд им. Хмельницкого очистил от противника южную часть Беловежской пущи. Пинское соединение совместно с частями 61-й армии взяли Пинск, а затем Кобрин и Брест. Партизаны построили для наступающих войск 312 мостов и переправ. На Березине бригада «Железняк» до подхода 35-й гвардейской танковой бригады удерживала плацдарм шириной 17 км.

После освобождения Белоруссии десятки тысяч партизан влились в ряды Красной Армии.

Результаты

На территории БССР за время войны действовало около 40 партизанских соединений[56].

С июня 1941 по июль 1944 года партизаны Беларуси вывели из строя около 500 тысяч военнослужащих оккупационных войск и марионеточных формирований, чиновников оккупационной администрации, вооруженных колонистов и пособников (из них 125 тыс. человек — безвозвратные потери), подорвали и пустили под откос 11 128 вражеских эшелонов и 34 бронепоезда, разгромили 29 железнодорожных станций и 948 вражеских штабов и гарнизонов, взорвали, сожгли и разрушили 819 железнодорожных и 4 710 других мостов, перебили более 300 тыс. рельсов, разрушили свыше 7 300 км телефонно-телеграфной линии связи, сбили и сожгли на аэродромах 305 самолетов, подбили 1 355 танков и бронемашин, уничтожили 438 орудий разного калибра, подорвали и уничтожили 18 700 автомашин, уничтожили 939 военных складов. За тот же период партизаны Беларуси взяли следующие трофеи: орудий — 85, минометов — 278, пулеметов — 1 874, винтовок и автоматов — 20 917. Общие безвозвратные потери белорусских партизан в 1941—1944 гг., по неполным данным, составили 45 тысяч человек.[63].

За участие в антифашистской борьбе в подполье и партизанских отрядах на территории БССР советскими правительственными наградами были награждены более 120 тыс. человек, звание Героя Советского Союза получили 87 человек[64].

Помимо советских граждан, в партизанском движении на территории БССР принимали участие интернационалисты — граждане европейских государств: 2500 поляков[65], чехи, словаки, болгары, сербы, венгры, французы[64], немцы и австрийцы, несколько хорватов и македонцев[66]. За участие в антифашистской борьбе в подполье и партизанских отрядах на территории БССР советскими правительственными наградами были награждены 703 поляка[67], 184 словака и 33 чеха, 25 немцев, 24 испанца, 14 французов и несколько граждан иных государств[68].

Несмотря на гибель коммунистов и комсомольцев в период оккупации, общая численность партийных организаций на территории БССР за период оккупации увеличилась с 8,5 тыс. до 25 152 человек[69]

Некоторые историки считают, что результаты деятельности партизан сильно завышены.[70]

Герои Советского Союза

Напишите отзыв о статье "Партизанское движение в Белоруссии во время Великой Отечественной войны"

Ссылки

Легендарные [peramoga.belta.by/ru/leader комбриги]

Примечания

  1. 1 2 3 Коваленя, 2004, с. 109.
  2. Коваленя, 2004, с. 114.
  3. Котлярчук А. Бернард К'яры. Штодзённасць за лініяй фронту: Акупацыя, калабарацыя і супраціў у Беларусі (1941—1944 г.) / Пер. з ням. Л.Баршчэўскага; нав. рэд. Г.Сагановіч. Мінск, 2005. 390 с. // Ab Imperio : журнал. — 2007. — № 3. — С. 482-483.
  4. Брюханов, 1980, с. 50.
  5. Брюханов, 1980, с. 251.
  6. Коваленя, 2004, с. 96.
  7. Коваленя, 2004, с. 97.
  8. Коваленя, 2004, с. 98.
  9. Коваленя, 2004, с. 99.
  10. [www.eleven.co.il/article/10487 Белоруссия] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  11. Альтман И. А. [jhist.org/shoa/hfond_004.htm История Холокоста на территории СССР].
  12. Иоффе Э. Г. Белорусские евреи: трагедия и героизм: 1941—1945. Монография. — Мн., 2003. — С. 362. — 428 с. — 100 экз.
  13. Кузнецов И. [mb.s5x.org/homoliber.org/ru/uh/uh030201.shtml К вопросу о некоторых специфических проблемах изучения Холокоста на территории Беларуси] // Сост. Басин Я. З. Уроки Холокоста: история и современность : Сборник научных работ. — Мн.: Ковчег, 2010. — Вып. 3. — С. 74. — ISBN 9789856950059.
  14. Козак К. И. [mb.s5x.org/homoliber.org/ru/kg/kg020102.html Германский оккупационный режим в Беларуси и еврейское население] // Сост. Басин Я. З. Актуальные вопросы изучения Холокоста на территории Беларуси в годы немецко-фашистской оккупации : Сборник научных работ. — Мн.: Ковчег, 2006. — Вып. 2.
  15. Коваленя, 2004, с. 100.
  16. 1 2 Коваленя, 2004, с. 101.
  17. 1 2 Коваленя, 2004, с. 102.
  18. Коваленя, 2004, с. 103.
  19. 1 2 3 [www.mod.mil.by/51partizany.html Партизанское движение в Белоруссии] (рус.). Министерство обороны Республики Беларусь. Проверено 28 января 2012. [www.webcitation.org/6AZomW05i Архивировано из первоисточника 10 сентября 2012].
  20. Коваленя, 2004, с. 120.
  21. 1 2 3 Коваленя, 2004, с. 110.
  22. 1 2 3 Брюханов, 1980, с. 37.
  23. 1 2 3 Брюханов, 1980, с. 27.
  24. Коваленя, 2004, с. 111-112.
  25. Брюханов, 1980, с. 40.
  26. 1 2 Коваленя, 2004, с. 125.
  27. 1 2 3 Коваленя, 2004, с. 126.
  28. Брюханов, 1980, с. 19.
  29. Брюханов, 1980, с. 20.
  30. Брюханов, 1980, с. 55.
  31. Брюханов, 1980, с. 18.
  32. 1 2 3 4 Брюханов, 1980, с. 22.
  33. Коваленя, 2004, с. 111.
  34. 1 2 Брюханов, 1980, с. 23.
  35. Брюханов, 1980, с. 39.
  36. Брюханов, 1980, с. 54.
  37. 1 2 Коваленя, 2004, с. 122.
  38. Брюханов, 1980, с. 29-30.
  39. Брюханов, 1980, с. 49.
  40. Брюханов, 1980, с. 46.
  41. Брюханов, 1980, с. 41.
  42. 1 2 3 Брюханов, 1980, с. 42.
  43. Коваленя, 2004, с. 125-126.
  44. Брюханов. В. А. В штабе партизанского движения. — 1980. — С. 26.
  45. Брюханов. В. А. В штабе партизанского движения. — 1980. — С. 26-27.
  46. Брюханов. В. А. В штабе партизанского движения. — 1980. — С. 27.
  47. Брюханов. В. А. В штабе партизанского движения. — 1980. — С. 35.
  48. Коваленя, 2004, с. 128.
  49. Коваленя, 2004, с. 131.
  50. Брюханов. В. А. В штабе партизанского движения. — 1980. — С. 28-29.
  51. 1 2 3 Брюханов. В. А. В штабе партизанского движения. — 1980. — С. 29.
  52. Брюханов. В. А. В штабе партизанского движения. — 1980. — С. 30-31.
  53. Брюханов. В. А. В штабе партизанского движения. — 1980. — С. 48.
  54. Коваленя, 2004, с. 133.
  55. Брюханов В. А. В штабе партизанского движения. — 1980. — С. 47.
  56. 1 2 Коваленя, 2004, с. 112.
  57. Брюханов. В. А. В штабе партизанского движения. — 1980. — С. 40.
  58. Коваленя, 2004, с. 113.
  59. Советский Союз в годы Великой Отечественной войны. — М.: Наука, 1976. — С. 506.
  60. Karl Knoblauch: Kampf und Untergang der 95. Infanteriedivision: Chronik einer Infanteriedivision von 1939—1945 in Frankreich und an der Ostfront. Flechsig Verlag, 2008, с. 400, ISBN 3-88189-771-2
  61. Великая Отечественная война Советского Союза. — М.: Воениздат, 1984. — С. 307.
  62. Советский Союз в годы Великой Отечественной войны. — М.: Наука, 1976. — С. 509.
  63. [www.mod.mil.by/51partizany.html Министерство обороны РБ - Партизанское движение в Белоруссии]. Проверено 6 апреля 2013. [www.webcitation.org/6Fymo4puQ Архивировано из первоисточника 19 апреля 2013].
  64. 1 2 Белорусская Советская Социалистическая Республика // Большая Советская Энциклопедия. / под ред. А. М. Прохорова. 3-е изд. Т.3. М., «Советская энциклопедия», 1970. стр.134-135
  65. В. С. Толстой. Братское содружество белорусского и польского народов. 1944—1964. Минск, «Наука и техника», 1966. стр.16
  66. Под одним знаменем. / сост. В. А. Белановский, С. М. Борзунов. М., Госполитиздат, 1963. стр.5
  67. Боевое содружество советского и польского народов. / редколл., гл.ред. П. А. Жилин. М., «Мысль», 1973. стр.168
  68. Всемирная история / редколл., отв. ред. В. П. Курасов. том 10. М., «Мысль», 1965. стр.345
  69. А. И. Залесский. В партизанских краях и зонах. М., изд-во социально-экономической литературы, 1962. стр.57
  70. [www.belvpo.com/ru/9364.html Партизанское движение: правда и мифы]

Литература

  • Киселёв В. К. Особый фронт партизан Белоруссии : Июнь 1941 — июль 1944. — Минск: Беларуская навука, 2011. — 294 с. — 400 экз. — ISBN 978-985-08-1283-4.
  • Коваленя А. А. и др. Великая Отечественная война советского народа (в контексте Второй мировой войны) / Под ред. А. А. Ковалени, Н. С. Сташкевича, пер. с бел. яз. А. В. Скорохода. — Минск: Изд. центр БГУ, 2004. — 231 с. — 107 600 экз. — ISBN 985-476-239-4.
  • Брюханов А. И. В штабе партизанского движения. — Минск: «Беларусь», 1980. — 256 с. — 50 000 экз.
  • Альтман И. А. Жизнь под угрозой смерти: узники гетто // История Холокоста на территории СССР. — М.: Научно-просветительный центр «Холокост», 2001. — 80 с. — (Российская библиотека Холокоста). — ISBN 5-89897-007-X.
  • Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. — Минск: Беларусь, 1967. — Т. 1.
  • Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. — Минск: Беларусь, 1973. — Т. 2, кн. 1-я.
  • Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. — Минск: Беларусь, 1978. — Т. 2, кн. 2-я.
  • Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. — Минск: Беларусь, 1982. — Т. 3.

См. также

Отрывок, характеризующий Партизанское движение в Белоруссии во время Великой Отечественной войны

Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.