Партизанское движение в Центральной Сибири

Партиза́нское движе́ние в Центра́льной Сиби́ри (1918—1919) — действия сочувствующих Советской власти партизанских отрядов Енисейской и Иркутской губерний во время Гражданской войны в России.

Предпосылки

Сельское население Сибири было расколото на две основные группы: казаков и крестьян-старожилов с одной стороны, и переселенцев-новосёлов — с другой. Казаки и старожилы являлись потомками ранних переселенцев в Сибирь, и обычно владели наилучшими землями. Новосёлы же прибыли сюда по переселенческим программам конца XIX — начала XX века, и в массе своей сочувствовали Советской власти, рассчитывая на передел земель сибирских казаков и сибиряков. Белые власти в условиях Гражданской войны проводили мероприятия, которые не нравились крестьянам: вводили мобилизацию новобранцев, взыскивали подати и земские сборы, ловили дезертиров, отбирали обмундирование для войск, запрещали рубку казённого леса и т. п. Крестьянство расценивало такого рода действия властей как посягательство на завоёванные революцией права и свободу, и потому не считаясь с ними, действовало по собственному разумению. В свою очередь белогвардейцы в каждом случае «неподчинения законным властям» усматривали работу большевиков, и не только пытались вооружённой силой заставить крестьян подчиниться, но и требовали выдачи агитаторов. Всё это создавало благоприятные условия для агитации против белой власти, чем умело пользовались большевики-подпольщики и революционно настроенные крестьяне, особенно из бывших солдат-фронтовиков.

Ход событий

Рейд отряда Каландаришвили

18 августа 1918 года в результате десанта белых под Посольской были разгромлены красные войска в Забайкалье. Уцелевшие части из Селенгинска двинулись в Троицкосавск, где произошёл раскол. Часть красногвардейцев решила двинуться на запад на соединение с наступавшей (по их мнению) Красной армией. Эта группа состояла предположительно из 1500 человек. У села Торей и станицы Атамано-Николаевской красные отразили атаки преследовавших их белых, но и сами понесли серьёзные потери.

Отделившаяся группа С. И. Лебедева и С. С. Блюменфельда перешла Зун-Муринский хребет (западный Хамар-Дабан) и была пленена белыми в Тункинской долине. Основной отряд под командованием Н. А. Каландаришвили, двигаясь вдоль реки Джиды, достиг границы у посёлка Модонкуль, а затем перешёл в Монголию. Около двух недель красные провели в улусе Дэрхиин-Хурээ, а затем перешли границу обратно.

В начале октября 1918 года отряд Каландаришвили, насчитывающий до 1200 бойцов при 12 пулемётах, занял село Монды. Не зная обстановки, красные попытались пробиться через село Туран на село Шимки и далее к Транссибирской магистрали. Проживавшие в Тункинской долине казаки под руководством станичных атаманов Зверева и Бобкова организовали отпор, им на помощь из Иркутска прибыл отряд сотника И. К. Скуратова. Казаки уничтожили и рассеяли бо́льшую часть красного отряда, отбросив оставшихся к истоку реки Оки Саянской.

Около 300 отброшенных в Восточные Саяны красных бойцов после тяжелейшего перехода вдоль рек Оки и Большой Белой вышли в Голуметскую волость в деревни Чернушка и Инга. В деревне Инга 25 ноября красные решили разбиться на мелкие группы и рассредоточиться по глухим местам, согласовав пунктом сбора на будущее район села Олонки.

Власти опасались рабочих волнений под влиянием отряда Каландаришвили. Был создан отряд Особого назначения имени есаула Красильникова, который уничтожил большинство партизан. Сам Н. А. Каландаришвили сумел пробраться через заслоны белых и скрывался на лесной заимке. Хотя у него почти не осталось людей, он распространил слухи, что у него есть отряд, действующий где-то между Усольем и Олонками.

Образование партизанского движения в Енисейской губернии

В середине ноября 1918 года в Минусинском уезде Енисейской губернии из-за взыскания податей, розыска дезертиров и уничтожения самогонных заводов восстали 5000 крестьян. Прибывший из Красноярска отряд генерал-майора И. Ф. Шильникова из 3 рот пехоты и 2 сотен казаков разбил минусинских повстанцев.

Одновременно возникло антиколчаковское движение в бассейне реки Маны вокруг села Степной Баджей, где повстанцы 9 ноября образовали ревком, а потом разбили посланные на их подавление части. Ещё один партизанский очаг образовался на севере Канского уезда, где белый отряд попытался отобрать у крестьян оружие, розданное большевиками летом 1918 года. 28 декабря 1918 года восстало село Тасеево, где было объявлено о восстановлении Советской власти, а за ним восстали и другие волости Канского уезда. С 10 января 1919 года начались бои с белыми войсками.

Для борьбы против партизан белыми был образован Канско-Тайшетский фронт, который возглавил командир Егерской бригады полковник И. Н. Красильников. С 28 января по 27 марта 1919 года из Иркутска в районы Канска и Тайшета было направлено 138 офицеров и 1051 солдат Егерской бригады.

К концу февраля 1919 года в Енисейской губернии развернулась вооружённая борьба 6 тысяч белых войск и значительно большего числа партизан. Партизаны имели лыжные отряды из метких стрелков, прошедших фронты Первой мировой войны и прекрасно знавших местность. Дальнейшее усиление белых карательных войск регулярными частями было невозможно, так как все ресурсы поглощала борьба с регулярной Красной армией. В этих условиях министр внутренних дел В. Н. Пепеляев добился согласия чехословаков на их участие не только в охране железной дороги, но и в операциях в сельских районах.

Шиткинский и Баерский фронты

Часть партизан из Тасеева двинулась на Ангару за деньгами и оружием. Тем временем 27 февраля на хуторе Ачинская Заимка был создан штаб по организации партизанского движения во главе с учителем И. А. Бич-Таёжным и бывшим политссыльным С. А. Свенским. 3 марта партизаны, захватив сёла Нижняя Заимка, Конторское, Бирюсинское, Старый Акульшет и деревню Гоголевское, продвинулись к железной дороге. 23 марта в селе Адрино, перебив офицеров, к партизанам перешло 140 солдат 55-го Сибирского полка.

Постепенно сложился Шиткинский партизанский фронт из 7 отрядов: Шелаевского, Акульшетского, Конторского, Бирюсинского, Серафимовского, Кавалерийского и Летучего тылового. К концу марта Шиткинский фронт имел отлаженную связь с тасеевскими партизанами и насчитывал до 1500 человек.

В марте 1919 года в Невонской волости Нижнеудинского уезда под руководством Ф. А. Антонова возник Баерский (по названию села Баер) партизанский фронт из крестьян, которых как «инородцев» не брали в Белую армию; это были переселенцы и беженцы из Прибалтики, чьё подданство после 1917 года было неопределённым. Баерский фронт к середине 1919 года включал 3 отряда, хозяйственную роту, разведку, и насчитывал до 300 человек. В результате действий фронта на участке железной дороги от Тайшета до Зимы с 1 января по 1 мая 1919 года было зафиксировано 8 крушений воинских поездов.

Увеличение масштаба партизанской войны

Икейская волость Нижнеудинского уезда была крупным районом водворения переселенцев, которые в марте 1919 года восстали из-за тяжёлого земского налогообложения. Управляющий Иркутской губернией попытался вести с восставшими переговоры по телеграфу, однако повстанцы отказались что-либо обсуждать и объявили о восстановлении Советской власти. Волнения распространились на соседние волости, однако красные не успели собраться. В ночь на 5 апреля карательный отряд белых атаковал село Икей, где располагался штаб восстания, и уничтожил руководителей повстанцев; из-за плохого вооружения восставших белые потерь не имели.

Однако шиткинские и баерские партизаны продолжали действовать со всё большим размахом, и белые были вынуждены создать штаб по борьбе с партизанами во главе с есаулом Г. В. Кузнецовым, которому были подчинены части тайшетского и нижнеудинского гарнизонов, отдельный отряд Егерской бригады в 300 человек, и 400 чехословаков с пулемётами и орудиями. В апреле белые дважды пытались овладеть селом Бирюсинским, но оба раза были отбиты. В начале мая комендант Нижнеудинска докладывал в Иркутск:

Положение тревожное, успехи красных развиваются. Пути разбираются ежедневно, причём незначительные повреждения сменились разрушениями на дистанциях от полуверсты и до версты. Сегодня разобран путь по обоим направлениям от станции Нижнеудинск на 450 саженей, рельсы и шпалы сброшены с семисаженной насыпи, балласт перекопан.

Помимо уничтожения путей партизаны, срезая столбы и расхищая провода, выводили из строя телеграф. Без обеспечения надёжной охраны восстановление дороги и телеграфа было бессмысленным.

В ночь на 8 мая 1919 года 1000 шиткинских партизан напали на станцию Тайшет, разгромили вокзал. Два часа партизаны сражались с прибывшими белыми, но успели разобрать путь на перегоне Тайшет—Байроновка и повредить участок Тайшет—Суетиха. Движение было прервано на две недели.

26 мая 1919 года в селе Шиткино собрался съезд партизан Шиткинского и Баерского фронтов. Для управления подконтрольной территорией был избран Военно-революционный Совет под председательством Куприянова.

К началу июня 1919 года положения в Нижнеудинском уезде для белых стало катастрофическим: железнодорожники затерроризированы, путь и телеграф постоянно портятся, поезда обстреливаются, красные подходят к железной дороге со знамёнами и т. д. На каждые 10 дней приходилось 11 крушений поездов. Восстания в красноярско-тайшетском районе остановили почти на два месяца ночное движение поездов, в результате чего восточнее Красноярска скопилось свыше 140 составов с интендантским и артиллерийским снабжением.

Контрмеры белых

Трудности с железнодорожными перевозками заставили А. В. Колчака принять чрезвычайные меры. Он назначил генерал-лейтенанта С. Н. Розанова особо уполномоченным Верховного правителя с правами генерал-губернатора Енисейского края. В свою очередь С. Н. Розанов приказал «при занятии селений, захваченных ранее красными, требовать выдачи их главарей и вожаков, если этого не произойдёт — расстреливать десятого. Имущество повстанцев — сжигать». Политзаключённые были объявлены заложниками, а за каждое нападение на железную дорогу расстреливалось от 3 до 20 человек. Ответственность за сохранность железной дороги белые возложили на жителей окрестных деревень, придавая их полевому суду в случае порчи.

В конце мая — начале июня 1919 года белые провели широкомасштабную операцию на фронте в 500 км (от устья Ангары до Нижнеудинска), направленную против тасеевских, шиткинских и баерских партизан. Шиткинский и Баерский фронты были уничтожены, часть партизан отошла на север на реку Ангару. Село Тасеево было занято белыми, а 21 июня А. В. Колчак подписал указ о лишении крестьян сёл Тасеево и Степной Баджей земельных наделов; однако удалённость района от железной дороги делало операции в районе Тасеева трудными и затратными, и когда в августе 1919 года Егерскую бригаду отправили на фронт, партизаны вновь заняли Тасеево.

В ходе июньской операции против партизан резко проявилась низкая боеспособность Чехословацкого корпуса, и 27 июля колчаковское правительство заявило представителям Антанты о необходимости замены чехословацких частей другими иностранными войсками.

Летние военные контрпартизанские операции 1919 года сделали обстановку более благоприятной для белых, однако партизаны Нижнеудинского уезда были не уничтожены, а лишь временно оттеснены от железной дороги и прекратили диверсии. В начале августа партизанский отряд И. Г. Смолина в 300 человек осадил на Ангаре Николаевский железоделательный завод, обороняемый отрядом поручика Давыдова. Против партизан были направлены части из состава 14-й Сибирской дивизии и подразделения 4-го чешского полка (общей численностью свыше полутысячи человек), и под селом Братск завязались бои, продолжавшиеся до 30 октября, когда белые были вынуждены отойти к железной дороге.

В середине июля действовавшие на Ангаре небольшие партизанские отряды объединились в Приангарский фронт под началом Баженова. По инициативе управляющего Иркутской губернией П. Д. Яковлева для того, чтобы «избавить от страданий в тюрьмах сотни молодёжи», отряд милиции особого назначения, направленный на Ангару, был укомплектован пленными красноармейцами. В результате в августе несколько взводов этого отряда, убив офицеров, перешли к партизанам вместе со своим оружием. Став серьёзной силой, приангарские партизаны 10 сентября заняли город Илимск, а 25 сентября — Братск. 13 ноября партизанами был занят Усть-Кут. 19 декабря после упорных боёв партизанами был занят Киренск. После этого Приангарский фронт превратился в Северо-Восточный, численностью до 800 человек, а партизанские отряды были переименованы в полки: 1-й Ангарский, 2-й Ленский, 3-й Илимский, 4-й Окинский и 1-й кавалерийский.

Итоги и последствия

Партизанское движение, отвлекая воинские ресурсы с фронта в тыл и лишая Белую армию людских пополнений с ряда территорий, значительно ускорило поражение белых. После прихода Красной армии 27 января 1920 года состоялся съезд партизан, который официально распустил партизанские отряды.

Литература

• Новиков П. А. Гражданская война в Восточной Сибири. — М.: Центрполиграф, 2005. — ISBN 5-9524-1400-1.

Отрывок, характеризующий Партизанское движение в Центральной Сибири

– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.