Демократическая партия левых сил (Италия)

Демократическая партия левых сил
итал. Partito Democratico della Sinistra
Лидер:	Акилле Оккетто (1991-1994) Массимо Д’Алема (1994-1998)
Дата основания:	3 февраля 1991
Дата роспуска:	14 февраля 1998
Штаб-квартира:	Via delle Botteghe Oscure, 4 - Roma
Идеология:	социал-демократия демократический социализм
Интернационал:	ПЕС Социнтерн
Мест в Палате депутатов:	172 / 630 (1996)
Мест в Сенате:	102 / 315 (1996)
Мест в Европарламенте:	16 / 87 (1994)

К:Политические партии, основанные в 1991 году

К:Исчезли в 1998 году Демократическая партия левых сил (итал. Partito Democratico della Sinistra) — социал-демократическая левая партия в Италии в 1991—1998. Преемница Итальянской коммунистической партии (члены ИКП, оставшиеся на марксистских позициях, создали Партию коммунистического возрождения) предшественница партии Левые демократы. Дружественная газета — «L’Unità». Лидеры — Акилле Оккетто, Массимо Д'Алема. Входила в Социалистический интернационал. За время деятельности число членов упало с 989,708 до 613,412.

История

3 февраля 1991 года усилия последнего лидера ИКП Акилле Оккетто, направленные на преодоление внутреннего кризиса компартии (ещё 10 октября 1990 года он представил символику реорганизованной политической структуры), завершились решением о создании Демократической партии левых сил с целью консолидации социал-демократической части итальянского политического спектра.

ДПЛС признавала необходимость институциональных реформ в Италии — избранный национальным секретарём Акилле Оккетто в числе прочего стал добиваться изменения избирательной системы страны на мажоритарную. В 1991 году на референдуме такие решения были приняты в отношении Палаты депутатов, а в 1993 — и для Сената. В 1994 году партия получила на парламентских выборах 20,4 % голосов, и спустя несколько месяцев Массимо Д’Алема сменил Оккетто на посту лидера ДПЛС. В 1995 году партия приняла участие в коалиции, поддержавший правительство Дини, а впоследствии поддержала создание коалиции Романо Проди «Олива», что позволило сформировать после победных для левоцентристов парламентских выборов 1996 года при поддержке ПКВ первое правительство Проди. ДПЛС была в нём представлена заместителем премьер-министра Вальтером Вельтрони и министром внутренних дел Джорджо Наполитано. В 1992 году председатель партии Стефано Родота ушёл в отставку, и 27 марта 1993 года Национальный совет ДПЛС тайным голосованием (решение поддержали 285 членов совета из 499) избрал его преемницу — Джилию Тедеско-Тато.

14 февраля 1998 года Демократическая партия левых сил была реорганизована в партию «Левые демократы», в которую также влились следующие партии: «Социальные христиане» (левое крыло христианских демократов), Федерация лейбористов (откол от Социалистической партии), Республиканская левая (левое крыло Республиканской партии), Унитарное движение коммунистов (откол от Партии коммунистического возрождения), Реформисты за Европу (откол от Демократического союза), Демократическая федерация (сардинская регионалистская партия).

Ссылки

• [www.treccani.it/enciclopedia/partito-democratico-della-sinistra/ Partito democratico della sinistra] (итал.). Enciclopedie on line. Treccani. Проверено 23 января 2015.

Отрывок, характеризующий Демократическая партия левых сил (Италия)

Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»