Пасквиль

Па́сквиль (устар. пашквиль от нем. Pasquill, из итал. pasquillo) — сочинение, содержащее карикатурные искажения, клевету и злобные нападки, цель которых оскорбить и скомпрометировать какое-либо лицо, группу, партию, общественное движение и т. п.. Пишется в публицистической или беллетристической форме, близкой памфлету. Чаще всего используется как средство дискредитации политических противников. Не является «узаконенным» литературным жанром.

Происхождение термина

Слово «пасквиль» происходит от топонима «Пасквино» (итал. Pasquino), народного прозвища статуи в Риме близ Пьяцца Навона, к которой авторы сатирических листков, нападавшие на определённых лиц, прикрепляли свои произведения. Отсюда пасквиль стал вообще обозначать клевету, часто анонимную.

Статуя Пасквино

Точное происхождение названия статуи Пасквино, которую нашли при перестройке дороги к Палаццо Орсини в 1501 году, теряется в веках. Приблизительная версия звучит так:

Дживелегов пишет: «На одной из римских улиц издавна стоял античный обломок — безрукий торс. Изображал он, по всей вероятности, какого-нибудь бога, или героя, или мудреца. Никто не знал точно кого. Против него помещалась школа одного скромного учителя, носившего скромное имя — maestro Pasquino. (Таково более вероятное мнение. Его принимает Flamini (Il Cinquecento, 222—224). Другие думают, что исторический Пасквино был трактирщик или цирюльник). За неимением точного названия для статуи её стали называть по имени учителя.

В 1501 году кардинал Оливьеро Караффа велел снять статую и поставить её на пьедестал у самого угла своего роскошного палаццо в Парионе. В 1505 году установился ежегодный праздник нового святого, не предусмотренный католическим календарём, — 25 апреля (день св. Марка). В этот день безрукий торс украшался всячески, а пьедестал его весь покрывался стихами». Статуя и до сих пор стоит там на углу via Pasquino — Пьяццы ди Пасквино и Палаццо Браски, с западной стороны от Пьяцца Навона.

«Место было видное и людное, пьедестал — широкий. Этого было достаточно, чтобы статуя Пасквино мало-помалу сделалась излюбленным местом приклеивания сатирических стихов: обычай, который был введён ещё в XV веке и широко практиковался в Риме. Так, за безобидным школьным учителем мало-помалу укрепилась репутация обличителя»

БСЭ пишет по-другому, не упоминая о статуе и приписывая историческому Пасквино профессию и занятие поэзией: «название «пасквиль» происходит от имени римского башмачника Пасквино (Pasquino, 15 в.) — автора едких эпиграмм на высокопоставленных лиц». Вслед за БСЭ это повторяют другие словари, в то время как Брокгауз и Литературная энциклопедия пишут про статую.

Таким образом, существует несколько версий, кем именно был маэстро Пасквино, от заведения которого получила название статуя: учитель, трактирщик, цирюльник, сапожник (каким был отец знаменитого пасквилянта Пьетро Аретино), портной или кузнец. Некоторые считают, что этот человек первым стал писать стихи и наклеивать их на постамент, другие не разделяют это мнение. Теофил Фоленго, живший в XVI веке, говорил, что это был владелец ресторана. Версия с учителем подробно звучит так: он преподавал латынь, и его ученики заметили, что он внешне похож на вышеупомянутую статую и дали ей его имя. Все это лишь легенды. Также в «Декамероне» Боккаччо есть одноимённый персонаж (IV,7), который умер от отравления шалфеем, это является аллегорией папской власти: человек умер от вещи, которая считается хорошей.

История римских пасквилей

Статуя утратила свою функцию украшения города, когда для горожан стало привычкой и обычаем приклеивать на её пьедестал свои сатирические поэмы на романском диалекте. Это были сатиры, карикатуры, анекдоты, сплетни, клевета. В них критиковался папа или члены правительства. Их стали звать pasquinades. Они наклеивались ночами, и утром римский народ успевал их прочесть, прежде чем их ликвидировали карабинеры.

Пасквинская статуя стала первой «говорящей статуей» в Риме. Она «говорила» о народном недовольстве, осуждала несправедливости и критиковала членов Церкви. Со временем народный обычай присоединил к ней другие статуи: Marphurius, Abbot Luigi, Il Facchino, Madame Lucrezia, и Il Babbuino. Эпиграммы, которые клеились на их постаменты, быстро читались и распространялись.

Около 1523 года подножие статуи стало важным местом борьбы кандидатов на папскую тиару во время проходившего тогда конклава. Римские публицисты и сатирики использовали его для наклеивания своих работ, называвшихся тогда не пасквилями, а пасквинадами. Особенно активным автором был Пьетро Аретино, выступавший против кандидата, будущего папы Адриана VI.

«Пасквино буквально расцвел. Не один Аретино, конечно, приносил к его пьедесталу плоды своего остроумия. Но Аретино был его главным поставщиком, не только не скрывал своего авторства, но даже афишировал его, чтобы поднять себе цену. И никогда ни до, ни после маэстро Пасквино не поднимался на такие вершины, как в то время, когда Аретино влил в него свою горячую кровь и свой кипучий темперамент». Статуя Пасквино стала заметным источником беспокойства и раздражителем для римских властей, прежде всего пап. Было несколько попыток её демонтировать. Так, этого желал голландец Адриан VI, который желал её сбросить в Тибр. впрочем не успел этого сделать, так как правил всего год. Кардиналы курии знали её опасность и сферу применения, а также врождённую склонность римского населения к сатире. Сикст V и Климент VIII тоже безуспешно пытались убрать статую. Любимыми темами пасквилей были разгульная жизнь священников, непотизм и элитные куртизанки.

Несмотря на то, что у подножия ставилась охрана, пасквили по ночам продолжали приклеиваться. Бенедикт XIII издал указ, по которому автору пасквиля грозила смертная казнь, конфискация имущества и бесчестьe. В 1566 году по указу Пия V некий Никколо Франко как автор был повешен.

Таким образом, Пасквино фактически приобрёл звание официального антагониста папству, символизируя собой народ Рима с его претензиями к пронизанной коррупцией системе. Традиция не утихала, от случая к случаю возвращаясь: так, например, в ходе подготовки визита Гитлера в Рим Пасквино после долгого периода молчания разразился текстом о пустой помпезности готовящихся театральных постановок, поставивших на уши весь Рим. Пасквили появлялись и во время визита М.Горбачева.

Знаменитые пасквили

• Пьеса Генри Филдинга «Pasquin» (1736) была направлена против Роберта Уолпола.
• книга В. Менцеля «Немецкая литература» содержала нападки на Ф. Шиллера, И. В. Гёте, современную французскую литературу;
• книга М. А. Корфа «Восшествие на престол императора Николая I» (1848), чернившая декабристов, была составлена по прямому заданию Николая I.
• Н. М. Языков и Д. В. Давыдов в стихотворном пасквиле глумились над П. Я. Чаадаевым за его «Философическое письмо».
• В русской литературе некоторые черты пасквиля приобрёл «антинигилистический роман» 19 в. («Марево» В. П. Клюшникова, «Взбаламученное море» А. Ф. Писемского и др.).

В юриспруденции

• В дореволюционном русском праве «пасквиль» был преступлением, под которым понимались анонимная письменная клевета или анонимное письменное распространение соответствующих действительности порочащих сведений.
• В римском праве — аналог Liber famosus; carmen famosum; mala carmina; iniuria — оскорбление чести

См. также

• Памфлет
• Панегирик

Литература

• Voigt J., Über Pasquille, Spottlieder und Schmähschriften aus der ersten Hälfte des 16 Jahrhunderts, в сб. «Historisches Taschenbuch», hrsg. v. F. V. Raumer, B. IX, Lpz., 1838;
• Pasquin et pasquinades, «Revue Britannique», 1861, 3;
• Schade O., Satiren und Pasquille aus der Reformationszeit, 2 B-de, 2 Ausg., Hannover, 1863; * Mary Lafon, Pasquino et Marforio, 2 éd., P., 1877; Gnoli D., Le origini di maestro Pasquino, Roma, 1890
• "Pasquino statua parlante" di C. Rendina, in "ROMA ieri, oggi, domani", n. 20 - febbraio 1990
• Prefazione di Valerio Marucci all'antologia "Pasquinate del Cinque e Seicento" a cura dello stesso. Salerno Ed., Roma, 1988
• "Pasquino Secondo", di Anonimo, Edizioni Polistampa, Firenze 1997

Отрывок, характеризующий Пасквиль

– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.