Пастинья
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Проверить нейтральность. На странице обсуждения должны быть подробности.
|
Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии.
|
Местре Капоэйры | |
Рода Капоэйры Ангола группы Местре Пастиньи на площади Пелоринью | |
Пастинья | |
---|---|
Родная страна | |
Направление | |
Название школы | |
Пастинья (настоящее имя Висенте Феррейра Пастинья; (5.04 1889, Сальвадор, Бразилия — 13.11 1981) — выдающийся местре (мастер, практикующий и учащий) афро-бразильского боевого искусства Капоэйра Ангола.
Содержание
Детство и отрочество
У Местре Пастиньи было достаточно счастливое детство. По утрам он брал уроки живописи в школе «Liceu de Artes e Ofício», днём же он практиковался в капоэйре. Сын бразильцев — эмигрантов из Испании — Хосе Сеньора Пастинья и Эухении Марии де Карвальо, он познакомился с капоэйрой в возрасте восьми лет[1]. Тренировки с негром Бенедито, первым учителем, продолжались более трёх лет[1].
Позднее Местре, по желанию своего отца поступил в мореходную школу, что не способствовало его практике игры капоэйра. В мореходной школе он продолжает играть, обучая сослуживцев. В возрасте 21 года он оставляет мореходную школу, планируя стать профессиональным художником. В это время он постоянно практикует капоэйру, несмотря на то, что она в те годы находилась под официальным запретом правительства Бразилии[2].
Развитие Капоэйра Ангола
В 1941 году, по приглашению Аберре (порт. Aberrê) — одного из своих бывших учеников — Пастинья приходит на уличную роду «ladeira do Gengibirra», проходившую на площади Независимости (порт. bairro da Liberdade) — месте, где в то время собирались на игру действительные «сливки общества» капоэйры. Аберре также был достаточно известен на этих родах. После того, как Пастинья провел почти весь день на роде, один из величайших местре капоэйры — местре Аморзиньо (порт. mestre Amorzinho), бросил ему вызов игры.
Как результат начала подобного общения, в 1942 году Пастинья основывает свою первую школу — Спортивный Центр Капоэйры Анголы (порт. Centro Esportivo de Capoeira Angola), расположенную на площади Пелоринью. Цвета формы его учеников — чёрные брюки и желтые футболки — цвета его любимой футбольной команды «Ypiranga» Futebol Clube (клуб завоевал несколько престижных титулов)[3]. Эти цвета навсегда стали «визитной карточкой» всех игроков капоэйры ангола.
Местре Пастинья принимает со своей группой участие в Первом Международном Фестивале Культуры Народов Африки в Дакаре, Сенегал, проходившем в 1966 году. В тот год Пастинья привез с собой в Дакар таких великих мастеров, бывших его учениками, как Местре Жоао Гранди, Местре Жоао Пекено, Местре Гато Прето, Местре Жилдо Алфинете, Местре Роберто Сатанас и Камафеу де Ошосси.
Эти события принято считать[кем?] отправными точками в истории международного развития Капоэйры Ангола.
Закат Пастиньи
В своей жизни Пастинья успел поработать как чистильщик обуви, моряк, золотодобытчик, охранник при казино, и строитель в Порто де Сальвадор (порт. Porto de Salvador). Пастинью — старого, больного и практически полностью слепого — правительство попросило освободить здание Академии Капоэйры для его реконструкции. Пастинья так и сделал — но его здание к нему больше так и не вернулось. Вместо этого здание стало использоваться как училище для официантов. Он умер в Сальвадоре в 1981 году. Свою последнюю игру он играл 12 апреля 1981 года.
Цитаты
Д-р Даниэль Доусон (Dr. C. Daniel Dawson) написал об этом человеке:
…Пастинья был тем капоэйристом-бриллиантом, чья игра характеризуется скоростью, гибкостью, и вежливостью (…). Пастинья желал, чтобы его ученики понимали практику, философию и традиции Капоэйры Ангола. Как он сам говорил, «Я практикую истинную Капоэйру Ангола и в моей школе студенты учатся быть искренними и праведными. Это закон Капоэйры Ангола. Я научен этому моим дедом. Это — правило лояльности. Капоэйра Ангола, которой я научился — я не изменил её в моей школе… Когда у меня учатся люди — они учатся всему. Они знают — это борьба, это хитрость. Мы должны быть спокойными. Это не атакующая борьба. Капоэйра ждет. (…). Хороший капоэйрист должен знать, как петь, как играть капоэйру и играть на инструментах капоэйры…»
О капоэйре Ангола сам местре Пастинья отзывался так[4]:
Капоэйра Ангола — это особая магия рабов в их стремлении к свободе. У истоков она не имеет порядка и непостижима даже для самого мудрого капоэйриста.
Преемничество в капоэйре
Сама концепция преемничества определяется уровнем вклада того или иного человека, который он внёс в Капоэйру Ангола. Линия местре, цепь учителей-местре и их учеников, определяется местом той или иной персоны в сообществе капоэйры, структуризацией учений тех или иных школ и философии капоэйры. Стили капоэйры могут существенно меняться под влиянием различных учителей, которые, в свою очередь, несут изменённые стили навстречу ещё более новым изменениям под влиянием учеников.
Линия местре в Капоэйре Ангола, начиная от Местре Пастиньи:
Напишите отзыв о статье "Пастинья"
Примечания
- ↑ 1 2 Vivian Luiz Fonseca. [www.sport.ifcs.ufrj.br/recorde/pdf/recordeV1N1_2008_1a.pdf A CAPOEIRA CONTEMPORÂNEA: ANTIGAS QUESTÕES, NOVOS DESAFIOS.] (порт.). CPDOC/ Fundação Getúlio Vargas. Проверено 8 июня 2016.
- ↑ Nestor Capoeira. [books.google.ru/books?id=6cbAHNJ_VU4C The Little Capoeira Book. Revised edition]. — Berkeley, CA: Blue Snake Books, 2003. — P. 227. — ISBN 978-1-58394-198-0.
- ↑ [1]
- ↑ [capoeira-angola.kiev.ua/ Капоэйра Ангола в Киеве] (рус.). Проверено 11 января 2009. [www.webcitation.org/65e4w9QQo Архивировано из первоисточника 22 февраля 2012].
Местре Капоэйры | |||
Местре Пастинья | Жуан Гранди | Жуан Пекено | Бока Рика | Аберре | Курио | Пессоа Бабаба | Мораес | Пе де Чумбо | Жогу ди Дентру | Пинтор | Канжикинья | Бола Сете | Барба Бранка | Кобра Манса | Журандир | Брага | Неко | Гато Прето | Жилдо Алфинете | Роберто Сатанас | Камафеу де Ошосси | |||
Местре Бимба | Бахао | Бандейра | Дювале | Бой | Филиппе | Пиража | Марсело |
Отрывок, характеризующий Пастинья
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.