Пастухова, Мария Фоминична
Поделись знанием:
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
Мария Пастухова | |||
Дата рождения: | |||
---|---|---|---|
Место рождения: | |||
Дата смерти: |
25 октября 2003 (85 лет) | ||
Место смерти: | |||
Профессия: | |||
Гражданство: | |||
Театр: | |||
Награды: |
|
Мария Фоминична Пастухо́ва (1918—2003) — советская и российская актриса. Народная артистка РСФСР (1976). Лауреат Сталинской премии второй степени (1950).
Биография
М. Ф. Пастухова родилась 22 июля 1918 года в Мелитополе (ныне Запорожская область, Украина). В 1940 году окончила ГИТИС имени А. В. Луначарского (курс М. М. Тарханова). В 1940—1942 годах артистка Брестского русского театра, в 1942—1943 — ЦОКС, в 1944—1945 годах — Тбилисской киностудии, с 1945 года — ЦАТСА.
Мария Фоминична была первой женой актёра Николая Крючкова. Познакомились на съёмках фильма «Трактористы», у них родился сын Борис. Брак распался в 1945 году.
Творчество
Роли в театре
Брестский русский театр
- «Любовь Яровая» К. А. Тренёва — Любовь Яровая
- «Мещане» М. Горького — Татьяна
- «Коварство и любовь» Ф. Шиллера — Луиза
- «На той стооне» А. А. Барянова — Николаева
- «Степь широкая» Н. Г. Винникова — Паша Сумская
- «Воевода» А. Н. Островского — Алёна
- «Закон Ликурга» Н. Г. Базилевского-Блюмкина — Роберта Олден
- «Мой друг» Н. Ф. Погодина — Ксения Ионовна
- «Юстина» Х. Вуолийоки — Юстина
- «Добряки» Л. Г. Зорина — Надежда
- «Океан» А. П. Штейна — Аня
- «Разбойник» К. Чапека — Фанка
- «Нашествие» Л. М. Леонова — Анна Петровна Таланова
- «Дядя Ваня» А. П. Чехова — Мария Васильевна Войницкая
- «Надежда Милованова» В. Ф. Пановой — Надежда Фёдоровна Милованова
- «Снега пали...» Р. К. Феденёва — Катя
- «Орфей спускается в ад» Т. Уильямса — Ви Толбет
- «Последнее свидание» А. А. Галича — Соня Жердева
- «Молва» А. Д. Салынского — Марфа Бодрова
- «Моя профессия — синьор из общества» Д. Скарначчи и Р. Тарабузи — Матильда
- «Дама с камелиями» А. Дюма-сына — Наннина
- «Дорога в Бородухино» В. Л. Кондратьева — Хозяйка в Бородухине
- «Деревья умирают стоя» А. Касоны — донья Эухения
- «Ужасные родители» Ж. Кокто — Ивонна
- «Боже, храни короля !» У. С. Моэма — Шарлотта Эрдсли
Фильмография
- 1939 — Трактористы
- 1943 — Во имя Родины — Валентина Николаевна Анощенко, разведчица
- 1943 — Фронт
- 1944 — Малахов курган — Мария Владимировна Первенцова
- 1956 — Сердце бьется вновь… — Дежурная медсестра (нет в титрах); Пролог — Надежда Константиновна Крупская; Две жизни (короткометражный) — Даша, сестра Насти
- 1957 — Рассказы о Ленине — Надежда Константиновна Крупская; Лично известен — Надежда Константиновна Крупская
- 1958 — Шли солдаты... — Надежда Константиновна Крупская
- 1963 — Русский лес — Таиска, сестра Ивана Матвеевича
- 1964 — Метель — Прасковья Петровна
- 1965 — Чрезвычайное поручение — Надежда Константиновна Крупская
- 1968 — Щит и меч — Военврач
- 1970 — Штрихи к портрету В. И. Ленина — Надежда Константиновна Крупская
- 1971 — Возвращение к жизни — женщина, ограбленная Арно
- 1972 — Следствие ведут ЗнаТоКи. Несчастный случай — мать Каталина
- 1973 — Это сильнее меня — Наталья Фоминична
- 1979 — Прости-прощай — Пелагея
- 1980 — Половодье
- 1981 — Тропинины — мать Тропинина
- 1986 — За Ветлугой-рекой — бабушка Рина
- 1988 — Филиал — Анна Ивановна; Семь дней Надежды - Надежда Бурыгина
- 1989 — Свой крест
- 1990 — Нелюдь, или В раю запрещена охота
- 1996 — Здравствуй, племя молодое... (киноальманах); Неживой зверь
Награды и премии
- народная артистка РСФСР (16.6.1976)
- Сталинская премия второй степени (1950) — за исполнение роли Паши Сумской в спектакле «Степь широкая» Н. Г. Винникова (1949)
- премия мэрии Москвы (1997) — за исполнение роли Шарлотты Эрдсли в спектакле «Боже, храни короля !» У. С. Моэма
- орден Почёта (СССР) (1990)
- медаль «Ветеран труда» (1984)
Напишите отзыв о статье "Пастухова, Мария Фоминична"
Отрывок, характеризующий Пастухова, Мария Фоминична
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
Категории:
- Родившиеся 22 июля
- Родившиеся в 1918 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Мелитополе
- Умершие 25 октября
- Умершие в 2003 году
- Умершие в Москве
- Актрисы по алфавиту
- Актрисы СССР
- Актрисы России
- Актрисы XX века
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Награждённые медалью «Ветеран труда»
- Народные артисты РСФСР
- Лауреаты Сталинской премии
- Персоналии:Центральный театр Российской армии
- Выпускники ГИТИСа
- Родившиеся в Таврической губернии
- Похороненные на Химкинском кладбище