Пастухов, Борис Николаевич

Борис Николаевич Пастухов
Председатель Государственного комитета СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли
6 декабря 1982 года — 24 февраля 1986 года
Глава правительства:	Тихонов, Николай Александрович, Николай Иванович Рыжков
Предшественник:	Борис Иванович Стукалин
Преемник:	Михаил Фёдорович Ненашев
Первый заместитель Министра иностранных дел Российской Федерации
3 февраля 1996 года — 25 сентября 1998 года
Министр Российской Федерации по делам Содружества Независимых Государств
25 сентября 1998 года — 12 мая 1999 года
Предшественник:	Должность учреждена,Анатолий Леонидович Адамишин как Министр Российской Федерации по сотрудничеству с государствами — участниками Содружества Независимых Государств
Преемник:	Леонид Вадимович Драчевский
Отец:	Пастухов Николай Михайлович (1905-1942)
Мать:	Пастухова Елизавета Сергеевна (1910-2003)
Супруга:	Пастухова Жанна Павловна (1937)
Дети:	дочери Татьяна (1963) и Надежда (1974)
Образование:	Московское высшее техническое училище
Профессия:	инженер—механик
Награды:

Внешние изображения
	[www.ilinskiy.ru/gallery/gos/past-gor-kapitsa.jpg С академиком С.Капицей и депутатом Госдумы С.Горячевой]

Бори́с Никола́евич Пастухо́в (род. 10 октября 1933 года, г. Москва) — советский и российский дипломат, советский комсомольский и государственный деятель. Депутат Государственной Думы третьего (по избирательному списку политического блока «Отечество — Вся Россия») и четвёртого (по избирательному списку партии «Единая Россия») созывов. Депутат Совета Союза Верховного Совета СССР (1966—89) от Челябинской области.

Биография

Родился 10 октября 1933 года в Москве. Окончил Московское высшее техническое училище им. Баумана в 1958 году. Член КПСС в 1959—1991 гг.

С 1958 года второй, с 1959 первый секретарь Бауманского райкома ВЛКСМ Москвы. С 1961 второй, с 1962 первый секретарь Московского горкома ВЛКСМ.

С 1964 года — секретарь ЦК ВЛКСМ, с 1977 по 1982 год — первый секретарь ЦК ВЛКСМ. С 11 ноября 1982 года по 15 ноября 1982 год — член Государственной Комиссии по организации похорон Л. И. Брежнева. В 1982—1986 годы — председатель Государственного комитета СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли.

Кандидат в члены ЦК КПСС (1966—1978). Член ЦК КПСС (1978—1986).

В 1986—1989 годы — Чрезвычайный и Полномочный посол СССР в Дании, в 1989—1992 — Чрезвычайный и Полномочный посол СССР в Афганистане.

С 1992 года заместитель, с 1996 года первый заместитель Министра иностранных дел РФ.

В период 1998—1999 годов — министр Российской Федерации по делам СНГ.

По состоянию на 2009 год — старший вице-президент Торгово-промышленной палаты России. По состоянию на 2011 год — советник генерального директора Центра международной торговли Торгово-промышленной палаты России.

Награды

• Орден «За заслуги перед Отечеством» II степени (17 октября 2008) — за большой вклад в развитие предпринимательства в Российской Федерации и многолетнюю добросовестную работу
• Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (10 октября 2003) — за активную законотворческую деятельность и многолетнюю добросовестную работу
• Орден Дружбы (21 июня 1996) — за заслуги перед государством, большой вклад в проведение внешнеполитического курса и обеспечение национальных интересов России, мужество и самоотверженность, проявленные при исполнении служебного долга
• Орден Ленина (1981)
• Орден Трудового Красного Знамени (1963, 1971, 1976)
• Орден Красной Звезды (5 ноября 1990) — за образцовое исполнение служебного долга и мужество, проявленное в условиях обострения военно-политической обстановки в Афганистане
• Орден Почёта (Белоруссия, 8 октября 2003) — за большой личный вклад в развитие всестороннего сотрудничества между Беларусью и Россией и укрепление белорусско-российской дружбы
• Медаль «Данк» (Киргизия, 22 января 1997) — за вклад в развитие и укрепление сотрудничества Кыргызской Республики с Российской Федерацией и в связи с 5-летием образования Содружества Независимых Государств
• Грамота Содружества Независимых Государств (1 июня 2001 года) — за активную работу по укреплению и развитию Содружества Независимых Государств
• Орден «За заслуги» ІІІ степени (Украина, 10 октября 2003) — за укрепление украинско-российских двухсторонних отношений

Отрывок, характеризующий Пастухов, Борис Николаевич

– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.