Пастухов, Николай Исакович

Николай Пастухов
Имя при рождении:	Николай Исакович Пастухов
Дата рождения:	13 мая 1923(1923-05-13)
Место рождения:	деревня Пески, Гомельская губерния, РСФСР, СССР
Дата смерти:	23 мая 2014(2014-05-23) (91 год)
Место смерти:	Москва, Российская Федерация
Профессия:	актёр
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Годы активности:	1945—2006
Театр:	ЦАТСА
Награды:
IMDb:	ID 0665169

Николай Исакович Пастухов (13 мая 1923 — 23 мая 2014) — советский и российский актёр театра и кино. Народный артист РСФСР (1977).

Биография

Родился 13 мая 1923 года в деревне Пески (ныне — в Брянской области) в семье Исака Никаноровича и Зинаиды Моисеевны Пастуховых. В 16-летнем возрасте поступил в театральную студию Бауманского дворца пионеров к педагогу С. В. Серпинскому. В 1941 году поступил в Театральное училище имени М. С. Щепкина. С 1945 года работал в ЦТКА, в Тамбовском театре драмы, в театре «Современник», с 1958 года — в ЦАТСА (ныне — ЦАТРА).

В Центральный театр Красной армии впервые пришёл ещё до Великой Отечественной войны. Призван в РККА 7 октября 1942 Бауманским РВК г. Москвы. На фронтах с 25 сентября 1943 года. Был легко ранен. Музыкант музыкального взвода 308 ЛСКД. Гвардии мл. сержант. В 1945 году вернулся в ЦТКА. В 1953—1957 годах — актёр Тамбовского драматического театра имени А. В. Луначарского, в 1957—1958 годах — театра «Современник», в 1945—1953 годах и с 1958 года — ЦАТСА.

Семья

• Отец — Исак Никанорович Пастухов
• Мать — Зинаида Моисеевна Пастухова
• Супруга — Алла Гавриловна Пастухова (р. 1937)
• Дочь — Людмила Николаевна Пастухова (р. 1952)

Николай Пастухов умер в Москве 23 мая 2014 года. Похоронен на Троекуровском кладбище.

Театральные работы

ЦАТРА

• 1969 — «Дядя Ваня» А. П. Чехова — Телегин-Вафля
• 1976 — «Старик» М. Горького
• 1978 — «Святая святых» — Кэлин Абабий; «Снеги пали» — Мартыныч
• 1986 — «Статья»
• 1987 — «Ленинградец» А. М. Червинского
• 1991 — «Игрок» Ф. М. Достоевского
• 1992 — «Холостяк» И. С. Тургенева — Михайло Иванович Мошкин
• 1996 — «Много шума из ничего» Шекспира — отец Франциск
• 1998 — «На дне» М. Горького — Костылев
• 2003 — «Поздняя любовь» А. Н. Островского — Герасим Порфирьевич Маргаритов
• 2004 — «Бесы» Ф. М. Достоевского — Тихон
• «Настоящий человек» по Б. Н. Полевому — Алексей Петрович Мересьев
• «Фабричная девчонка» А. М. Володина — Бибичев
• «Последнее свидание» А. М. Галина — Ермолаев
• «Нянька» К. М. Станюковича — Федос Чижик
• «Закон вечности» Н. В. Думбадзе — Иорама
• «Свадьба Кречинского» А. В. Сухово-Кобылина — Пётр Константинович Муромский

Другие площадки

• «Апостол Павел» (2004; Творческое объединение «Дуэт», «Anno Domini»).

Фильмография

• 1961 — Укрощение строптивой — повар
• 1970 — Дядя Ваня — Илья Ильич Телегин
• 1972 — Станционный смотритель — Самсон Вырин
• 1973 — С тобой и без тебя — Роман
• 1973 — Следствие ведут ЗнаТоКи. Дело № 8. Побег — начальник Еловского РОВД Алексей Фёдорович Гусев
• 1973 — Ступени — Иван Рухлин
• 1974 — Свой среди чужих, чужой среди своих — чекист Степан Липягин
• 1974 — Моё поколение — Стародубцев
• 1975 — На край света… — старик
• 1975 — От зари до зари — Фёдор Васильевич Рожнов
• 1975 — Раба любви — сценарист Вениамин Константинович
• 1976 — Неоконченная пьеса для механического пианино — Порфирий Семёнович Глагольев
• 1977 — Следствие ведут ЗнаТоКи. Дело № 11. Любой ценой — Тобольцев
• 1978 — В день праздника — Пантелеймон Дмитриевич Гринин
• 1978 — Истцы и ответчики — Пётр Яковлевич Трофимов
• 1978 — Накануне премьеры — директор ТЮЗа Иван Максимович
• 1979 — День свадьбы придётся уточнить — Пётр Андреевич Шитов
• 1979 — Несколько дней из жизни И. И. Обломова — Иван Богданович Штольц, друг Ильи Ильича Обломова
• 1980 — Три года — врач Сергей Борисович Белавин, отец Юлии
• 1981 — Капель — Аркадий Семёнович
• 1982 — Мы жили по соседству — Иван Дмитриевич
• 1982 — Профессия — следователь — пенсионер Николай Николаевич Губанов
• 1983 — Гори, гори ясно… — Тимофей Локтионов
• 1984 — Столкновение — хирург Наримантас
• 1985 — Сеанс гипнотизёра — Василий
• 1985 — Город над головой — Брякин
• 1985 — Последнее свидание — Константин Иванович Ермолаев
• 1985 — Такой странный вечер в узком семейном кругу — Эдда Павелко
• 1986 — Личный интерес — председатель колхоза Алексей Степанович Кунцевич
• 1986 — Осенняя кампания 1799 года — солдат Огнев
• 1987 — Виктория — Оскар Борисович
• 1987 — Христиане — священник
• 1987 — Испытатели — Евгений Евсеевич
• 1987 — Статья — секретарь обкома Савостин
• 1988 — Одно воскресенье — Николай Степанович
• 1988 — Презумпция невиновности — лжемилиционер Пётр Никитич
• 1989 — Авария — дочь мента — дед Валерии
• 1989 — Леди Макбет Мценского уезда — Зиновий Борисович
• 1989 — Навеки — 19 — санитар
• 1989 — Смиренное кладбище — священник
• 1989 — Святая святых — Кэлин Абабий
• 1990 — По 206-й… — Алексей Семёнович, первый секретарь райкома
• 1990 — Русский дом (США) — дядя Матвей
• 1990 — Стариковское дело — старик Степан
• 1991 — Затерянный в Сибири — дядя Миша
• 1991 — Пустыня — Иоанн
• 1992 — Как живёте, караси? — полковник Иннокентий Всеволодович Картошкин
• 1993 — Внутренний враг
• 1993 — Стрелец неприкаянный — дед Германа
• 1994 — Петербургские тайны — князь Чечевинский
• 1994 — Полицейская академия 7: Миссия в Москве (США) — глава семьи
• 1995 — Трамвай в Москве — Борис Иванович
• 1997 — Кризис среднего возраста — Бессонов
• 2000 — Марш Турецкого. Серия «Синдикат киллеров» — реставратор Тимофей Григорьевич Корженевский
• 2001 — Праздник — Семён Иванович
• 2002 — Next 2 — киоскёр Егор Ильич
• 2003 — На углу, у Патриарших 3 — начальник охраны
• 2003 — Чёрный мяч — вахтёр в школе
• 2006 — Вы не оставите меня — старик

Телеспектакли

• 1978 — Игроки — Замухрышкин
• 1997 — Обида

Озвучивание

• 1983 — Небывальщина — текст от автора
• 2004 — Начало пути (Утро Патриарха) — текст от автора

Признание и награды

• медаль «За боевые заслуги» (20.5.1945; был представлен к ордену Красной Звезды)
• медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
• орден Красной Звезды (23.5.1945)
• орден Отечественной войны II степени (6.4.1985)
• заслуженный артист РСФСР (17.4.1968)
• 1976 — Всесоюзный кинофестиваль (Вторая премия за исполнение мужской роли, фильм «От зари до зари»)
• народный артист РСФСР (21.9.1977)
• 1978 — Золотая медаль имени А. Д. Попова (спектакль «Святая святых», «Снеги пали»)
• 1999 — Золотая пушкинская медаль («За вклад в развитие, сохранение и приумножение традиций отечественной культуры»).
• 2005 — премия «Золотая маска» («За честь и достоинство»)
• 2000 — орден Почёта

Литература

• Поюровский Б. О времени, о творчестве, о себе // Театр. 1986. № 11;
• Седых М. Свой среди своих // Театр. 1986. № 12 (о сп. «Статья», в том числе о Н. П.);
• Сорокина Н. Снова матрос Чижик. Инт. с Н. П. // Сов. культура. 1987. 6 июня;
• Овчинникова С. Из диалогов о Юрии Еремине… // ТЖ. 1991. № 1 (в том числе инт. с Н. П.);
• Кузьменко П. Как быть современным // ЭиС. 1992. 26 марта — 9 апр. (в том числе о Н. П.);
• Смирнова Д. Занимательная мизантропия // ЛГ. 1992. 1 апр. (о ф. Как живете, караси?, в том числе о Н. П.);
• Вишневская И. «Как хороши, как свежи были розы» // Культура. 1992. 25 апр. (о сп. «Холостяк», в том числе о Н. П.);
• Аннинский Л. Караси и щуки // Культура. 1992. 23 мая (о ф. Как живете, караси?, в том числе о Н. П.);
• Игнатюк О. Николай Пастухов в «Холостяке» Тургенева // Моск. наб. 1992. № 7—8;
• Фридберг И. Выбор // ЭиС. 1992. 1—8 окт.;
• Зельдин В. С Богом в душе // Культура. 1993. 15 мая.

Ссылки

• [www.biograph.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=907:pastukhovni&catid=7:theatre&Itemid=29 Международный объединённый биографический центр: Пастухов Николай Исакович (biograph.ru)]

Отрывок, характеризующий Пастухов, Николай Исакович

– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.