Пасхалий I
| Святой Пасхалий I лат. Paschalis PP. I<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Ктиторская мозаика из базилики Санта-Прасседе</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 25 января 817 — 11 февраля 824 | ||
| Избрание: | 24 января 817 | |
| Интронизация: | 25 января 817 | |
| Церковь: | Римско-католическая церковь | |
| Предшественник: | Стефан IV (V) | |
| Преемник: | Евгений II | |
| Имя при рождении: | Пасхалий Максим Паскуале Массими | |
| Смерть: | 11 февраля 824 Рим | |
Биография
Пасхалий І родился в Риме в аристократической семье и был сыном Боноза и епископы Феодоры. Долгое время он служил аббатом монастыря Санто-Стефано-Ротондо, пока не был единодушно избран на папский престол менее чем через сутки после смерти папы Стефана IV. Пасхалий І пытался объединить в своих руках светскую и церковную власть и занимал резко отрицательную позицию по отношению к Людовику І Благочестивому.
Решение об избрании папы было принято без разрешения императора Людовика І Благочестивого, и первым делом новый папа попытался сгладить ситуацию. Пасхалий І написал императору, что решение об избрании его папой было принято без согласия императора, чтобы избежать борьбы фракций в Риме. Письмо доставил папский легат Феодор, который вернулся с документом под названием Pactum cum Pashali pontiff, в котором император поздравил Пасхалия І, признал его суверенитет над Папской областью и гарантировал свободные выборы будущих пап [1]. Этот документ был оспорен более поздними историками и стал считаться подделкой [2], поскольку отношения Пасхалия І с императором никогда не были сердечными. Папу даже обвиняли в применении пыток к сторонникам Людовика І, но он свою вину отрицал.
Пасхалий І принял в Риме греческих монахов, бежавших от византийского иконоборчества, и пригласил художников украсить мозаиками храмы в Риме [1]. Благодаря этим мозаикам, он остаётся самым узнаваемым из раннесредневековых пап: он изображён на мозаиках в апсиде церквей Санта-Прасседе, Санта-Мария-ин-Домника и Санта-Чечилия-ин-Трастевере. Пасхалию І приписывают нахождение тела святой Цецилии в катакомбах Каллиста и строительство базилики Санта-Чечилия-ин-Трастевере и церкви Санта-Мария-ин-Домника.
Пасхалий І заботился о миссионерстве в скандинавских странах. В 822 году он предоставил статус своего легата в Скандинавии Эббо, архиепископу Реймса. Он наделил его полномочиями проповедовать датчанам, но Эббо с трёх попыток не сумел добиться результата. Позже лишь Ансгару удалось христианизировать датчан.
В 823 году Пасхалий І в Риме короновал и помазал на царство Лотаря I как короля Италии. Лотарь І немедленно воспользовался своим статусом и в ходе судебного процесса вынудил папскую курию вернуть светской власти аббатство Фарфа. Это решение возмутило римскую знать и привело к восстанию Римской курии против императорской власти в северной Италии во главе с бывшим легатом Пасхалия І Феодором и его сыном Львом. Восстание было быстро подавлено, а его лидеры ослеплены, а затем обезглавлены. Подозревая причастность папы к восстанию, император послал двух комиссаров для расследования. Пасхалий І отказался подчиниться авторитету императорского двора, но дал клятву, что не причастен к мятежу. Члены комиссии вернулись в Аахен. Пасхалий І вскоре умер, но Римская курия отказала ему в чести быть погребённым внутри базилики Святого Петра, и он был похоронен в базилике Санта-Прасседе, где сохранилась мозаика с ликом его матери, епископы Феодоры [3].
Пасхалий І позже был канонизирован, и его праздник в римском календаре отмечался до 1963 года 14 мая, в настоящее время - 11 февраля.
Напишите отзыв о статье "Пасхалий I"
Примечания
Ссылки
- Пасхалий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Пасхалий I
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
