Пасха

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пасхальная ночь»)
Перейти к: навигация, поиск
Пасха
</td>
Воскресение Христово (Сошествие во ад)
(икона Андрея Рублёва (?), 1408—1410 годы)
Тип христианский, в ряде стран — государственный
Иначе Светлое Христово Воскресение
Установлен в честь воскресения Иисуса Христа в I веке
Отмечается христианами
Дата первое воскресенье после полнолуния, наступающего не ранее дня условного весеннего равноденствия 21 марта
Празднование ночью или рано утром богослужения в церквях, семейные застолья, народные гулянья
Традиции Восточные — освящение крашеных яиц и куличей, приветственное целование, волочебный обряд, на Западе — подарки, поиск яиц детьми, в обоих случаях — христосование
Связан с Мясопуст, Масленица, Прощёное воскресенье, Великий пост, Вербное воскресенье, Страстная седмица, Светлая седмица, Вознесение Господне, День Святой Троицы, Петров пост

Па́сха (греч. πάσχα, лат. Pascha, ивр.פסח‏‎ [Pesaḥ]), Воскресе́ние Христо́во (греч. Ἡ Ανάστασις τοῦ Ἰησοῦ Χριστοῦ), Светлое Христово Воскресение — древнейший[1] и самый важный христианский праздник[1][2].

Установлен в честь Воскресения Иисуса Христа[1][2] — центра всей библейской истории и фундамента всего христианского учения[3][прим. 1]. В православии статус Пасхи как главного праздника отражают слова «праздников праздник и торжество из торжеств»[4].

В настоящее время дата Пасхи в каждый конкретный год исчисляется по лунно-солнечному календарю, что делает Пасху переходящим праздником.

Еврейское слово Пе́сах обозначает иудейскую Пасху[5]. Оно связано со словом паса́х (ивр.פסח‏‎ — миновал, прошёл мимо), которое напоминает о том, что Всевышний миновал еврейские дома, уничтожая первенцев Египта[6] (иногда само название праздника толкуют как «минул, обошёл»[3]):

В полночь Господь поразил всех первенцев в земле Египетской, от первенца фараона, сидевшего на престоле своем, до первенца узника, находившегося в темнице, и все первородное из скота.

Арамейское название праздника, которое звучит как писха[6], вошло в греческий язык, затем перешло в латинский и в последующем распространилось в языках Европы: pâques (фр.), pascuas (исп.), пасха (рус.) и так далее[7].

Ветхозаветная Пасха совершалась в память исхода еврейского народа из египетского плена[3][6], хотя обычай празднования Пасхи появился в эпоху до исхода и первоначально был связан со скотоводством, а позднее с земледелием[8][9][10].

У христиан название праздника приобрело иное толкование — «прехождение от смерти к жизни, от земли к небу»[11]. Церковное празднование Пасхи продолжается 40 дней[2].





История и дата Пасхи

Ветхозаветная Пасха

Ветхозаветная Пасха, как и нынешний праздник Пе́сах (еврейская Пасха), праздновалась в память исхода евреев из Египта[прим. 2], то есть освобождения евреев от рабства. Название «Пе́сах» (ивр.פסח‏‎) означает «миновал»[6], «прошёл мимо». Оно связано с рассказом о десяти египетских казнях.

Одно бедствие («казнь») сменялось другим, и наконец за отказ фараона отпустить израильский народ Бог «наказал Египет страшной казнью», убив всех пе́рвенцев[3][прим. 3], то есть всех первых по старшинству потомков мужского пола — и у людей, и у ското́в[12]. Казнь миновала лишь первенцев иудеев, жилища которых Бог различил по условному знаку (крови а́гнца на косяке двери) и прошёл мимо:

А Я в сию самую ночь пройду по земле Египетской и поражу всякого первенца в земле Египетской, от человека до скота, и над всеми богами Египетскими произведу суд. Я Господь. И будет у вас кровь знамением на домах, где вы находитесь, и увижу кровь и пройду мимо вас, и не будет между вами язвы губительной, когда буду поражать землю Египетскую. И да будет вам день сей памятен, и празднуйте в оный праздник Господу во все роды ваши; как установление вечное празднуйте его. Исх. 12:12

После последней казни фараон отпустил еврейский народ вместе с его стадами, а напуганные египтяне торопили евреев, чтобы те скорее ушли (Исх. 12:31-33).

Пасхальный агнец

В память об этих событиях «всему обществу Израилевых» предписывалось вечером 14-го ниса́на (первого месяца еврейского календаря) приносить в жертву а́гнца — однолетнего ягнёнка или козлёнка мужского пола, без порока, которого следовало испечь на огне и съесть полностью, не преломив костей, с опре́сноками и горькими травами в семейном кругу в течение пасхальной ночи (Исх. 12:1-10, Чис. 9:1-14). Вкушение пасхальной трапезы выступало как «свидетельство главного события всей ветхозаветной истории» — исхода евреев из Египта[13].

Пасхальный агнец иначе именовался «пасхой» («песахом»)[6][прим. 4]. Такое употребление можно найти, в частности, в рассказах евангелистов о Тайной Ве́чери (Мф. 26:17-19, Мк. 14:12-16, Лк. 22:8-15).

Пасха в Новом Завете

Пасха неоднократно упоминается в Евангелиях, но особое место занимает в них рассказ о Тайной Ве́чери, которая у Матфея, Марка и Луки описана как праздничная пасхальная трапеза (Мф. 26:17-19, Мк. 14:12-16, Лк. 22:8-15), и о последующем распятии Иисуса Христа.

Именно во время Тайной Вечери Иисус Христос произнёс слова и совершил действия, которые поменяли смысл праздника. Иисус заменил Собой место пасхальной жертвы, и в результате «ветхая Пасха становится Пасхой нового Агнца, закланного ради очищения людей единожды и навсегда», а новой пасхальной трапезой становится Евхаристия[14].

Поскольку казнь состоялась в пятницу, «то Иудеи, дабы не оставить тел на кресте в субботу … просили Пилата, чтобы перебить у них голени и снять их» (Ин. 19:31), и воины перебили голени распятым разбойникам, однако же, «придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней» (Ин. 19:32-32). Иоанн Богослов, который рассказывает об этих событиях, находит в них исполнение слов Священного Писания: «Ибо сие произошло, да сбудется Писание: кость Его да не сокрушится» (Ин. 19:36).

Новое понимание пасхальной жертвы хорошо отражают слова апостола Павла (1Кор. 5:7):

…Пасха наша, Христос, заклан за нас.

Прекращение ветхозаветных жертв

После разрушения в 70 году Иерусалимского храма ритуальное закла́ние пасхального агнца прекратилось[6][13], и в современном ритуале совершения Песаха о нём напоминает предписание «съесть небольшой кусочек испечённого мяса» во время ночной трапезы[13].</small>

Раннее христианство

После Пятидесятницы христиане начали совершать первые богослужения Евхаристии, посвященные воспоминанию смерти Иисуса Христа. Литургии совершались как Тайная Вечеря — Пасха страданий, связанная с Крестной смертью. Таким образом, Пасха стала первым и главным христианским праздником, обуславливающим как богослужебный устав Церкви, так и вероучительную сторону христианстваК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3287 дней].

В некоторых ранних источниках говорится о еженедельных празднованиях: пятница была днём поста и скорби в воспоминание страданий Христа («Пастырь Ермы», III,V:1), а воскресенье — днём радости (Тертуллиан, «De corona mil.», гл. 3). Эти празднования становились более торжественными в период еврейского Песаха — годовщины смерти ХристаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3287 дней].

В малоазийских церквях, особенно иудеохристианами, в I век н. э. праздник ежегодно отмечался вместе с иудейским Песахом — 14 нисана, так как и иудеи и христиане ожидали в этот день пришествие Мессии (Блаж. Иероним, Толк. на Мф. 25,6 — PL 26,192). Некоторые церкви переносили празднование на первое воскресенье после иудейского Песаха, потому как Иисус Христос был казнён в день Песаха и воскрес по Евангелиям в день после субботы — то есть в воскресенье. Уже во II веке праздник принимает характер ежегодного во всех Церквах. В то время некоторые христиане держали так называемый «пасхальный пост», который длился где сутки, где двое, а где 40 часов.[15]. В сочинениях ранних христианских писателей — в послании св. Иринея Лионского епископу Римскому Виктору, «Слове о Пасхе» Мелитона Сардийского[16], в творениях Аполлинария Иерапольского, Климента Александрийского, св. Ипполита Римского — есть сведения и о праздновании ежегодного дня крестной смерти и Воскресения Христова. Из их сочинений видно, что первоначально особым постом отмечались страдания и смерть Христа как «Пасха крестная» — πάσχα σταυρόσιμον, pascha crucificationis, она совпадала с еврейским Песахом, пост продолжался до воскресной ночи. После неё отмечалось собственно Воскресение Христово как Пасха радости или «Пасха воскресная» — πάσχα άναστάσιμον, pascha resurrectionis. В современном богослужебном Уставе сохранились следы этих древних праздников.[17] Особенно это заметно в праздничных элементах служб Великих Четверга, Пятницы и Субботы и в структуре ночной службы в Неделю Пасхи, состоящей из минорной пасхальной полунощницы с каноном Великой Субботы, и из торжественно-радостной пасхальной утрени. Также на Уставе отразилась и древняя традиция празднования воскресной Пасхи вплоть до Вознесения.

В скором времени стало заметным различие традиций Поместных Церквей. Возник т. н. «пасхальный спор» между Римом и церквями Малой Азии. Христиане Малой Азии, названные четыренадесятниками или квартодециманами (от 14 числа месяца нисана), строго держались обычая празднования Пасхи 14 нисана, опираясь на авторитет ап. Иоанна Богослова. У них же именование еврейской Пасхи перешло на название христианской и впоследствии распространилось.[18] Тогда как на Западе, не испытывавшем влияния иудеохристианства, сложилась практика празднования Пасхи в первый воскресный день после еврейской Пасхи, при этом вычисляя последнюю как полнолуние после дня равноденствия. В 155 году Поликарп, епископ Смирны, посетил римского епископа Аникета, чтобы договориться о совместном праздновании Пасхи, но соглашения достигнуто не было. Позднее, в 190—192 гг., римский епископ Виктор на соборах в Палестине, Понте, Галлии, Александрии, Коринфе, настаивал, чтобы малоазийские христиане отказались от своего обычая, и требовал от других церквей прервать общение с ними. Св. Ириней Лионский, выступил против отлучения малоазийцев, указывая, что расхождения по формальным пунктам не должны ставить под угрозу единство Церкви[19].

Многие общины ориентировались на принятые у иудеев расчеты пасхального месяца. К этому времени твердая связь между равноденствием и месяцем нисаном не соблюдалась, и в некоторые годы это приводило к празднованию Пасхи до дня весеннего равноденствия (то есть, наступления нового астрономического года). Эта практика не принималась другими общинамиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3287 дней].

Первый Вселенский собор

Вопрос единого дня празднования Пасхи для всей христианской ойкумены рассматривался на созванном в 325 году соборе епископов в Никее, впоследствии названном Первым Вселенским[20]. На соборе было принято решение согласовывать день празднования Пасхи между общинами, и осуждена практика ориентации на еврейскую дату, выпадавшую до равноденствия[21] :

Когда встал вопрос о святейшем дне Пасхи, при всеобщем согласии было признано целесообразным, чтобы праздник этот отмечался всеми в один и тот же день повсюду… И поистине, прежде всего, всем показалось чрезвычайно недостойным то обстоятельство, что в праздновании этого святейшего торжества мы должны придерживаться обычая иудеев…

Как сообщает историк, епископ и участник собора Евсевий Кесарийский в книге «О жизни блаженного василевса Константина», на Первом Вселенском все епископы не только приняли Символ веры, но и подписались, чтобы праздновать Пасху всем в одно и тоже время[22]:

Глава 14. Единогласное определение Собора касательно Веры и (празднования) Пасхи:

Для согласного исповедания Веры спасительное празднование Пасхи надлежало совершать всем в одно и то же время. Поэтому сделано было общее постановление и утверждено подписью каждого из присутствовавших. Окончив эти дела, василевс (Константин Великий) сказал, что он одержал теперь вторую победу над врагом Церкви, и потому совершил победное посвященное празднество Богу.

Евсевий Кесарийский, пересказывая слова императора Константина, приводит и аргументы, которыми руководствовались отцы Первого Вселенского собора для такого решения[23]:

Мы, конечно, не потерпим, чтобы наша Пасха праздновалась в одном и том же году в другой раз.

Итак, да размыслит благоразумие вашего преподобия, как худо и неприлично то, что в известное время одни соблюдают пост, а другие совершают пиры, и что после дней Пасхи одни проводят время в празднованиях и покое, а другие держат положенные посты. Посему, божественный Промысел благоволил, чтобы это надлежащим образом было исправлено и приведено к одному порядку, на что, думаю, все согласятся.

Днём Пасхи был выбран первый воскресный день после первого полнолуния, которое наступает не ранее весеннего равноденствия (дата равноденствия по Юлианскому календарю).

Александрийский епископ должен был вычислять этот день и заранее сообщать его в Рим, чтобы обеспечить единый день празднования. Однако через какое-то время такое сообщение прекратилось. Восток и Рим начали праздновать Пасху каждый по своим вычислениям, часто в разные дни. В Александрии были созданы пасхальные таблицы — пасхальный календарь, позволяющие определить дату Пасхи на длительный период. В их основу был положен 19-летний лунно-солнечный цикл, а за дату весеннего равноденствия принято 21 марта. В VI—VIII веках эта Пасхалия была принята западной церковьюК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3287 дней].

Исходное определение Первого Вселенского собора относительно Пасхи стало основанием для церковного устава.

Поместный Антиохийский собор 341 года в своем первом правиле требует строгого соблюдения решений Первого Вселенского собора о дне празднования Пасхи под страхом отлучения от Церкви и извержения из священнического сана[24].

Свидетельства IV века говорят, что крестная Пасха и воскресная в то время уже были соединены как на Западе, так и на Востоке. Празднование крестной Пасхи предшествовало празднованию Пасхи воскресной, каждая длилась седмицу до и после пасхального воскресенья. Только в V веке название Пасха стало общепринятым для обозначения собственно праздника Воскресения Христова. Впоследствии день Пасхи стал выделяться в богослужебном плане всё отчетливее, за что получил название «царя дней»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3287 дней].

Средние века и Новое время

В VI веке Римская церковь приняла восточную пасхалию. Но в течение почти 500 лет после Никейского собора Пасха праздновалась по разным пасхалиям[25]. Александрийская Пасхалия использовалась во всем христианском мире до конца XVI века, более 800 лет. Восточная или Александрийская Пасхалия построена на четырёх ограничениях, изложенных Матфеем Властарем[26]:

Четыре ограничения положены для нашей Пасхи, которые требуются необходимо. Два из них узаконяет Апостольское правило (7-е) и два получили начало из ненаписанного предания. Первое — мы должны совершать Пасху после весеннего равноденствия; второе — совершать не в один день с иудеями; третье — не просто после равноденствия, но после первого полнолуния, имеющего быть после равноденствия; четвертое — и после полнолуния не иначе, как в первый день седмицы по иудейскому счету. Поэтому, чтобы сии четыре ограничения соблюдались равно мудрыми и простыми, и чтобы христиане по всей вселенной праздновали Пасху в одно время, не имея притом нигде надобности в особых астрономических вычислениях, — отцы составили канон и предали Церкви, без нарушения сказанных ограничений.

В 1582 году в Римско-католической Церкви папа Григорий XIII ввёл новую Пасхалию, названную григорианской. Вследствие изменения Пасхалии изменился и весь календарь. В этом же году папа Римский Григорий направил послов к патриарху Иеремии с предложением принятия нового григорианского календаря и новой григорианской пасхалии. В 1583 году патриарх Иеремия созвал большой поместный собор, пригласив восточных патриархов, на котором предали анафеме не только принимающих григорианскую пасхалию, но и григорианский календарь, в частности в правиле Великого Константинопольского собора 1583 года сказано[27][28]:

Ζ. Кто не следует обычаям Церкви и тому, как приказали семь святых Вселенских соборов о святой Пасхе и месяцеслове и добре законоположили нам следовать, а желает следовать григорианской пасхалии и месяцеслову, тот с безбожными астрономами противодействует всем определениям св. соборов и хочет их изменить и ослабить — да будет анафема

В результате реформы пасхалии католическая Пасха часто празднуется раньше иудейской или в один день и опережает православную Пасху в некоторые годы более чем на месяц.

Современность

В 1923 году Константинопольский патриарх Мелетий IV (Метаксакис) провёл т. н. «Всеправославное» совещание с участием представителей Элладской, Румынской и Сербской православных церквей, на котором был принят новоюлианский календарь, ещё более точный, чем григорианский и совпадающий с ним до 2800 года. Восточные церкви осудили это решение, а Александрийская провела Поместный Собор, постановив, что во введении нового календаря нет никакой необходимости. В Русской и Сербской церквях после попытки перемены календаря оставили прежний из-за возможной смуты в народе.[29][30]

В марте 1924 года на новый стиль перешли Константинопольская (уже при Григории VII) и Элладская церкви. Румынская церковь приняла «новоюлианский» календарь 1 октября 1924 года.

Возмущения духовенства и народа нововведениями Мелетия вынудили его подать в отставку 20 сентября 1923 года. 20 мая 1926 года Мелетий становится Папой и патриархом Александрийской церкви, где, вопреки прежде принятому соборному решению, вводит новый календарь. В греческих церквях произошёл масштабный церковный раскол, не урегулированный по сей день. Образовалось несколько самостоятельных старокалендарных греческих Синодов.

На Всеправославном совещании 1948 года в Москве было решено, что Пасха и все переходящие праздники празднуются всеми Православными церквями по Александрийской пасхалии и юлианскому календарю, а непереходящие праздники по тому, по которому живёт данная Церковь. В том же году на новоюлианский календарь перешла Антиохийская православная церковь.


Сегодня юлианским календарём всецело пользуются только Русская, Иерусалимская, Грузинская, Сербская[31] и Синайская православные церкви, а также Афон.

В 2014 году на юлианский календарь перешла Польская православная церковьК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2736 дней].

Финляндская православная церковь полностью перешла на григорианский календарь[32].

Остальные Поместные Православные церкви празднуют Пасху и другие переходящие праздники по юлианскому календарю, а Рождество и другие непереходящие праздники — по григорианскому календарю.

В Великобритании «Пасхальный акт» 1928 года устанавливал дату Пасхи на первое воскресенье после второй субботы апреля[33]; однако данное постановление не вступило в силу. В 1997 году на саммите в Алеппо (Сирия) Всемирный совет церквей предложил зафиксировать день Пасхи в солнечном календаре (также второе воскресенье апреля) либо утвердить единообразную Пасхалию для всего христианского мира, исходя из астрономических требований. Реформа была назначена на 2001 год, но не была принята всеми членами Совета.

Расчёт даты Пасхи

Даты пасхального воскресенья,
20012020
год Григорианская пасхалия
(западная традиция)
Александрийская пасхалия
(восточная традиция)
2001 15 апреля
2002 31 марта 5 мая
2003 20 апреля 27 апреля
2004 11 апреля
2005 27 марта 1 мая
2006 16 апреля 23 апреля
2007 8 апреля
2008 23 марта 27 апреля
2009 12 апреля 19 апреля
2010 4 апреля
2011 24 апреля
2012 8 апреля 15 апреля
2013 31 марта 5 мая
2014 20 апреля
2015 5 апреля 12 апреля
2016 27 марта 1 мая
2017 16 апреля
2018 1 апреля 8 апреля
2019 21 апреля 28 апреля
2020 12 апреля 19 апреля

Общее правило для расчёта даты Пасхи:

«Пасха празднуется в первое воскресенье после весеннего полнолуния».

Весеннее полнолуние — первое полнолуние, наступившее не ранее дня весеннего равноденствия.

Обе пасхалии — александрийская и григорианская — основаны на этом принципе.

Дата Пасхи определяется из соотношения лунного и солнечного календарей (лунно-солнечный календарь)[34].

Сложность вычисления обусловлена смешением независимых астрономических циклов и ряда требований:

Для расчёта даты полнолуния в год Y требуется найти золотое число G — порядок года в 19-летнем цикле полнолуний (см. метонов цикл).

В 1 год н. э. золотое число G равнялось 2. Соответственно в год Y от н. э. (или от Р. Х. — Рождества Христова) золотое число G равно:

G = (остаток от деления Y/19) + 1.

Основание Луны — число, показывающее «возраст» луны на 1 марта, то есть количество дней, прошедших до 1 марта от предыдущей лунной фазы. Разница между основаниями последующиx годов равна 11. Число дней лунного месяца[en] равно 30.

Основание_Луны = остаток от деления (11 · G)/30.
Новолуние = 30 - Основание_Луны.
Полнолуние = Новолуние + 14.

Если полнолуние раньше 21 марта (3 апреля), то пасхальным считается следующее полнолуние (то есть, к полученному числу добавляется 30 дней). Если пасхальное полнолуние выпадает на воскресенье, то Пасха празднуется в следующее воскресенье (то есть, к полученному числу добавляется 7 дней).

Так как восточные (православные, греко-католики и верующие древневосточных церквей) и западные (католики латинского обряда и протестанты) христиане используют разные пасхалии, рассчитанные по одинаковым правилам, даты получаются разными.

Согласно восточной традиции, Пасха рассчитывается по александрийской пасхалии. Таким образом, дата первого дня Пасхи (Неделя Пасхи) выпадает на один из 35 дней, в период с 22 марта по 25 апреля по юлианскому календарю (что в XX—XXI веках соответствует периоду с 4 апреля по 8 мая по н. ст.[35]). Если Пасха совпадает с праздником Благовещения, который отмечают 25 марта (7 апреля), то она называется Кириопасха (Господня Пасха). Православные христиане к чудесным свидетельствам Пасхи относят схождение Благодатного Огня в храме Гроба Господня в Иерусалиме, которое происходит в Великую субботу перед православной Пасхой.

В Римско-католической и протестантских церквях дата Пасхи рассчитывается по григорианской пасхалии. В XVI веке Римско-католическая церковь провела календарную реформу, целью которой было приведение рассчитываемой даты Пасхи в соответствие с наблюдаемыми явлениями на небе (к этому времени старая пасхалия уже давала даты полнолуний и равноденствий, не соответствующие реальному положению светил). Новая пасхалия была составлена неаполитанским астрономом Алоизием Лилием и немецким монахом-иезуитом Христофором Клавием (Клавиусом).

Расхождение между датами Пасхи в восточных и западных церквях вызвано различием в дате церковных полнолуний и разницей между солнечными календарями (13 дней в XXI веке). Западная Пасха в 30 % случаев совпадает с восточной, в 45 % случаев опережает её на неделю,в 20 % — на 5 недель и в 5 % - на 4 недели; разницы в 2 или в 3 недели не бывает.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2950 дней]

В операционных системах, подобных UNIX, рассчитать день Пасхи может программа ncal[36]. Алгоритм расчёта даты Пасхи можно посмотреть в исходном коде программы[37]. Пример:

# рассчитать и вывести
# дату западной Пасхи
# в указанный год
ncal -e 2016

# рассчитать и вывести
# дату восточной Пасхи
# в указанный год
ncal -o 2016

Если год не указать, программа рассчитает дату Пасхи для текущего года.

Пасха в церковном году

К Пасхе привязаны важнейшие переходящие праздники, отмечаемые в последовательности евангельских событий:

По древнему иудейскому преданию, Мессия — Царь Израилев должен быть явлен на Песах в ИерусалимеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3279 дней]. Народ, зная о чудесном воскрешении Лазаря, торжественно встречает Иисуса как грядущего Царя (Ин. 12:12);

  • Пасха — Светлое Христово Воскресение:
Воскресение Христово (первый день после субботы) — после субботнего покоя ко гробу идут Жены-мироносицы. Перед ними ко гробу сходит Ангел и отваливает от него камень, происходит землетрясение, а стража повергается в страх. Ангел говорит женам, что Христос воскрес, и предварит их в Галилее. Явление Христа ученикам;
  • Антипасха в православии, Октава Пасхи в католицизме — явление воскресшего Христа ученикам на 8-й день Пасхи и уверение Фомы:
Спустя 8 дней (Антипасха, Фомина Неделя) Христос вновь является ученикам, среди которых Фома, через затворённую дверь. Иисус говорит Фоме, чтобы тот вложил пальцы в раны, дабы убедиться в реальности воскресшего тела. Фома восклицает «Господь мой и Бог мой!».
Христос продолжает являться ученикам в течение сорока дней после своего Воскресения, в частности, на море Тивериадском (в Галилее) при ловле рыбы (о чём сообщает Иоанн Богослов), а также более чем пяти сотням свидетелей (1Кор. 15:6);
На сороковой день после Воскресения Иисус возносится на небо, благословляя апостолов;
  • Пятидесятница — пятидесятый день после Пасхи (в православии совпадает с Днём Святой Троицы)[40]:
На пятидесятый день после Воскресения апостолы по обещанию Господа получают дары Святого Духа.

Пасхальные традиции

Практически все пасхальные традиции возникли в богослужении. Даже размах пасхальных народных гуляний связан с разговением после Великого поста — времени воздержания, когда все праздники, семейные в том числе, переносились на празднование Пасхи. Символами Пасхи становится всё, что выражает Обновление (Пасхальные ручьи), Свет (Пасхальный огонь), Жизнь (Пасхальные куличи, яйца и зайцы).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2883 дня]

Пасхальное богослужение

В Пасху, как в важнейший праздник церковного года, совершается особо торжественное богослужение с Литургией. 66 правило Трулльского собора предписывает верным во дни Светлой седмицы «наслаждаться Святыми Тайнами», что, по мнению Вальсамона, говорит о том, что верные должны быть в это время готовы, по возможности, к ежедневному причащению.[41] В первые века христианства Пасха была крещальным днём большинства оглашенных, которые после подготовительного Великого поста принимали крещение в этот радостный день.

В Церкви с древних времён сложилась традиция совершения Пасхального богослужения ночью; или в некоторых странах (например, Сербии) ранним утром — с рассветом.

Пасхальное приветствие

Начиная с пасхальной ночи и последующие сорок дней (до отдания Пасхи) принято «христосоваться», то есть приветствовать друг друга словами: «Христос воскресе!» — «Воистину воскресе!», при этом троекратно целуясь. Этот обычай идёт с апостольских времён: «Приветствуйте друг друга с целованием святым» (Рим. 16:16), также 1Пет. 5:14, 1Кор. 16:20.

Пасхальный огонь

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Пасхальный огонь играет большую роль в богослужении. Он символизирует «Свет Божий, просвещающий все народы» после воскресения Иисуса Христа. В крупных городах Греции и России в православных храмах ждут Благодатного огня от Храма Гроба Господня. В случае успешного прибытия из Иерусалима благодатного огня священники торжественно разносят его по храмам города. Христиане тут же зажигают от него свои свечи. После богослужения некоторые уносят лампаду с огнём домой, где стараются поддерживать его в течение года.

В католической традиции перед началом Пасхального богослужения зажигают Пасхал — особую пасхальную свечу, огонь от которой раздают всем христианам, после чего богослужение начинается. Эта свеча зажигается на всех богослужениях Пасхальной недели.

В дореволюционное время в России, а на Западе и по сей день на прихрамовой территории разжигается большой костёр. С одной стороны, смысл костра такой же, как и у пасхальной свечи, — огонь есть Свет и Обновление. Пасхальный костёр также разводят для символического сожжения Иуды (Греция, Германия). С другой стороны, около этого огня могут греться те, кто вышел из храма или не дошёл до него, поэтому он является также символом костра, у которого грелся Пётр. В дополнение к световой иллюминации костров и фейерверков используют всяческие хлопушки и «шутихи» для торжественности праздника.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2992 дня]

Пасхальная трапеза

В течение Великой субботы (что обычно для крупных приходов) и после пасхального богослужения (что возможно в небольших сельских храмах) происходит освящение приготовленных к праздничному столу куличей, творожных пасох и пасхальных яиц[42]. В Русской православной церкви освящение сопровождается «молитвой во еже благословити сыр и яйца» (то есть, на освящение сыра и яиц). Особой молитвы на освящение куличей нет[43].

Пасхальное яйцо в христианской традиции обозначает Гроб Господень: яйцо, хотя снаружи выглядит мёртвым, внутри содержит новую жизнь, которая выйдет из него[44], и поэтому яйцо служит «символом гроба и возникновения жизни в самых недрах его»[2].

В ином варианте изложения говорится о том, что сначала яйцо было совершенно обычным и что император, усомнившись в странном известии о воскресении, сказал, что как яйцо не может из белого стать красным, так и мёртвые не воскресают, — и яйцо покраснело у него на глазах[45]. Этот вариант интересен хотя бы тем, что вдохновил Светлану Копылову на создание песни о встрече Марии Магдалины с императором Тиберием[46].

В православной традиции обычай дарить яйца связывают с преданием о яйце, подаренном Марией Магдалиной императору Тиберию.

Согласно изложению Димитрия Ростовского, святая равноапостольная Мария Магдалина нашла возможность явиться к императору и подарила ему яйцо, окрашенное в красный цвет, со словами: «Христос воскрес!» Выбор яйца как подарка, согласно святителю Димитрию, был вызван бедностью Марии, которая, однако, не захотела явиться с пустыми руками, цвет же яйца был призван привлечь внимание императора (см. также врезку).

Хотя яйца красят в разные цвета, именно красный является традиционным: он символизирует кровь распятого Христа[2]. (Вообще, красный цвет характерен для Пасхи. В частности, таков цвет богослужебных облачений этого праздника.)

В православной традиции с Пасхой связан а́ртос — особый хлеб, используемый в богослужении Светлой седмицы, который в русской приходской практике освящается в конце Пасхальной литургии, после заамвонной молитвы. Этот хлеб на протяжении всей Светлой Седмицы находится в храме и раздаётся христианам после литургии в Светлую субботу. «В России распространен обычай не потреблять артос полностью в этот день, а хранить его дома для вкушения натощак»[47], что происходит в особых случаях, например, при болезни[48].

Приготовление пасхального стола стараются закончить в Великий четверг, чтобы ничто не отвлекало от служб Страстной пятницы, дня выноса Святой Плащаницы и молитвы (на практике, конечно же, это редко соблюдается).

Пасхальный крестный ход

Непосредственно перед Пасхой верующие собираются в храме, откуда в полночь начинается крестный ход с громким пением стихиры праздника. Затем шествие подходит к дверям храма и начинается богослужение пасхальной утрени[49].

В Римско-католической церкви крестный ход совершается в богослужение навечерия Пасхи, однако не перед Литургией, а после неё. Крестный ход на Пасху не следует путать с богослужением Крестного пути, особым католическим великопостным богослужением в воспоминание Страстей Господних.

Пасхальный звон

Россия

На Страстной седмице колокольный звон раздаётся до Великой пятницы включительно. На вечернем пятничном богослужении, когда служат утреню Великой субботы и совершается чин погребения, также звонят. После размещения Плащаницы в центре храма раздаётся трезвон, а затем, по существующей в настоящее время традиции, колокола молчат «до полунощницы Великой субботы, то есть до благовеста к пасхальной службе»[50].

Лишь на Светлой Седмице церковный устав позволяет звонить в колокола в не богослужебное время. Традиция открывать колокольни для всех желающих, как полагают, к XIX веку в России уже существовала. Второе рождение она получила в 1990-е годы, однако сейчас трудно найти храм, в котором допустят к колоколам без сопровождения, поскольку подобный шаг может быть опасен как для звонящих, так и для колоколов, и для системы управления ими, и для прочего оборудования звонницы[51].

Другие страны

Во Франции также существует традиция молчания колоколов, которое длится со дня Великой пятницы «и вплоть до торжественного празднования Воскресения Спасителя». Если в это время маленькие дети спрашивают у старших о причине молчания колоколов, им принято отвечать: «улетели в Рим»[52].

Другие обычаи

Звуковое сопровождение праздника может иметь и символический смысл. К примеру, некоторые церкви Греции, после того как в Евангелии начнут читать о землетрясении в Иерусалиме, наполняются шумом, поскольку прихожане устраивают рукотворное «землетрясение», которое «символизирует отверстие гроба при воскресении Христа»: они «начинают колотить палками по деревянным лестницам, а пожилые гремят сиденьями скамеек», при этом паникадила раскачиваются из стороны в сторону[53].

Народные традиции Пасхи

Славянские обычаи

Вечером Пасхи прямо на церковном дворе начинались народные гулянья. В императорской России народные гулянья с хороводами, играми, качелями продолжались в разных местностях от одного дня до двух-трёх недель и назывались Красная горка[54].

В Сербии и императорской России пасхальными яйцами «христосовались» — разбивая по очерёдности разные концы, так же как люди целовались трижды в щёки. Дети устраивали «покатушки», то есть у кого пасхальные яйца дальше укатятся. Пасхальные яйца в России катали по земле, чтобы она была плодородной[55].

Западноевропейские обычаи

В некоторых странах Запада существует обычай утром Пасхи прятать пасхальные яйца. Дети по пробуждении тут же бросаются обыскивать весь дом. Так как яйца берутся не неизвестно откуда, то в итоге малыши обнаруживают «гнездо» пасхального кролика с множеством разноцветных яиц. Пасхальный заяц как символ плодородия и богатства стал символом Пасхи в Германии с XVI века и с тех пор распространился по всему миру: фильм о семье пасхальных кроликов «Бунт ушастых». В виде зайчиков делают игрушки и сладости, а также сувениры, составляющие порой целые семейства или разные профессии.

Святые отцы о Пасхе

Григорий Богослов

Григорий Богослов: «С ними и я (о если бы иметь мне и голос достойный ангельской песни, и оглашающий концы мира!) вещаю вам так: Пасха! Господня Пасха! и ещё скажу в честь Троицы: Пасха! Она у нас праздников праздник и торжество торжеств; столько превосходит все торжества, не только человеческие и земные, но даже Христовы и для Христа совершаемые, сколько солнце превосходит звёзды. …ныне празднуем самое воскресение, не ожидаемое ещё, но уже совершившееся и примиряющее собою весь мир.
Но причастимся Пасхи, ныне пока прообразавательно, хотя и откровеннее, нежели в Ветхом Завете. Ибо подзаконная Пасха (осмеливаюсь сказать, и говорю) была ещё более неясным прообразованием прообразования. А впоследствии и скоро причастимся совершеннее и чище, когда Слово будет пить с нами сиё „новое вино в Царстве Отца“ (Мф. 26:29), открывая и преподавая, что ныне явлено Им в некоторой мере; ибо познаваемое ныне всегда ново. В чём же состоит это питиё и это вкушение? — Для нас в том, чтобы учиться, а для Него, чтобы учить и сообщать ученикам Своим слово; ибо учение есть пища и для питающего».[56]

Этот же святитель пишет о фонетическом изменении слова Пасха: «некоторые названия из неясных изменены в яснейшие, или из грубых в благоприличнейшие; то же усматриваем и здесь. Ибо некоторые, приняв слово сие за наименование спасительного страдания, потом приспособив к эллинскому языку, по переменении Ф на П, и К на X, наименовали день сей Пасхою. А привычка к измененному слову сделала его употребительнейшим; потому что оно нравилось слуху народа, как речение более благочестное»[56].

Он же является одним из основателей типологического и духовного толкований Библии, для которых характерно рассматривать исторические события Ветхого Завета как прообразы событий Нового Завета и как аллегорическое изображение жизни христианина. Так, события ветхозаветного Песаха — Исхода евреев из Египта представляются как наиболее ёмкие прообразы Воскресения Христа, в частности:

  • спасение еврейских первенцев рассматривается в качестве прообраза спасения всех людей Кровью Христа как Агнца, закланного за грехи мира[57];
  • Особо толкуется ритуал совершения Песаха — как агнец берётся совершенный и без порока, так и Христос незлобен, не имеет греха и совершен по человеческому естеству; как агнец может быть взят от коз, а не только от овец, так и Христос умирает не столько за праведников, сколько за грешников;
  • С другой стороны, прообразом самого пасхального (избавительного) агнца является овен (баран), которого обнаружил Авраам на горе «Бог узрит» (Быт. 22:1-18). Жертвоприношение Исаака Авраамом толкуется как прообраз жертвы Бога-Сына Отцом, а избавление Исаака символизирует Воскресение.
  • Прохождение через стихию, как, например, переход евреев через море и погубление фараона, также толкуется как прообраз воскресения, обновления, перехода из старого «плотского» Египта в новую жизнь. То же относится к первому празднованию Песаха после перехода через пустыню перед входом в Землю обетованную.

Другие авторы

  • Мелитон Сардийский (ритмичный стих): «О таинство новое и неизречённое! Заклание овцы сделалось спасением Израиля, и смерть овцы стала жизнью народа, и кровь отпугнула ангела. Скажи мне, о ангел, чего испугался ты? Овечьего заклания или Господней жизни, смерти овцы или образа Господа, крови овцы или Духа Господня? Ясно, что ты испугался, видя таинство Господне, происшедшее в овце, жизнь Господню в заклании овцы, образ Господа в смерти овцы… Услышьте о силе таинства! Когда-то заклание овцы было драгоценно, ныне же оно обесценилось из-за Господней жизни;
    Что такое Пасха? Ибо она называется этим именем от случившегося: от pathein („претерпевать“) произошло paschein („страдать“, или „праздновать Пасху“). Итак, научитесь, кто страдает, и кто сострадает страждущему, и для чего Господь сошёл на землю: чтобы, облекшись в страждущего, восхитить его превыше небес».[58]

  • Григорий Нисский: «Как но­вый, только что образовавшийся рой пчёл, в первый раз выле­тающий из пчельника на свет и воздух, весь вместе садится на одной ветви дерева, так и в настоящий праздник все члены се­мейств отовсюду собираются в свои дома. И поистине спра­ведливо сравнивают настоящий день с днём будущего воскре­сения, потому что тот и другой собирает людей; только тогда соберутся все вместе, а теперь, собираются по частям. Что же касается радости и веселия, то по всей справедливости можно сказать, что настоящий день радостнее будущего: тогда по необходимости будут плакать те, коих грехи обличатся; ныне, напротив, нет между нами печальных. Ныне и праведник раду­ется и неочистивший свою совесть надеется исправиться по­каянием. Настоящий день облегчает всякую скорбь, и нет че­ловека так печального, который не находил бы утешения в торжестве праздника.
    Бедные, примите с любовью день сей, питающий вас. Расслабленные и увечные, приветствуйте день сей, врачующий ваши болезни. В нём сокрыта надежда ва­шего воскресения, которая побуждает ревновать о добродетели и ненавидеть порок; ибо с уничтожением мысли о воскресении у всех будет одна господствующая мысль: „Станем есть и пить, ибо завтра умрём!“ (1Кор. 15:32)».[59]
  • Лев Великий: «Итак, поскольку через сорокадневное воздержание мы пожелали достичь того, чтобы хоть в какой-то мере во время страдания Господа ощутить Его крест, мы должны стремиться, чтобы нам оказаться также участниками и воскресения Христова и, ещё находясь в этом теле, перейти от смерти к жизни. Ведь для каждого человека, который меняется и становится из одного другим, конец — не быть тем, кем он был, и начало — быть тем, кем он не был. Но важно, для кого человек умрёт и для кого будет жить, ведь есть смерть, ведущая к жизни, и есть жизнь, ведущая к смерти. И не где-то, а в этом преходящем веке можно обрести и то, и другое; и от того, как мы поступаем во времени, зависит различие вечных воздаяний. Итак, нужно умереть для диавола, а жить для Бога; нужно устраниться от несправедливости, чтобы восстать для правды. Пусть падёт ветхое, чтобы появилось новое. И поскольку, как говорит Истина, „никто не может служить двум господам“ (Мф. 6:24), да будет не тот господином, кто подтолкнул стоящих к падению, но Тот, Кто воздвиг повергнутых для славы».[60]
  • Исихий Иерусалимский: «Наша священная и царственная труба объединила нас на этом собрании, труба, которую наполнил Вифлеем и воспламенил Сион, для которой молотом был Крест, а наковальней — Воскресение… Как мёртвого погребал Его Иосиф, но, погребённый как человек, Он, как Бог, обезоружил смерть».[61]
  • Феодор Студит: «Почему же мы с таким нетерпением ждём Пасхи, которая приходит и уходит? Не праздновали ли мы её множество раз и раньше? И эта придёт и уйдёт — в настоящем веке нет ничего постоянного, но дни наши проходят как тень, и жизнь бежит подобно тому, как скачет гонец. И так до тех пор, пока мы не достигнем конца настоящей жизни.
    Что же, — спросит кто-нибудь, — не нужно радоваться Пасхе? — Нет, наоборот, давайте радоваться ей намного больше — но той Пасхе, которая происходит каждый день. Что это за Пасха? — Очищение грехов, сокрушение сердца, слёзы бдения, чистая совесть, умерщвление земных членов: блуда, нечистоты, страстей, недобрых желаний и всякого иного зла. Кто удостоится достичь всего этого, тот празднует Пасху не один раз в году, но каждый день».[62]

  • Иоанн Златоуст: «Итак, все войдите в радость Господа нашего; и первые и вторые получите награду; богатые и бедные ликуйте друг с другом; воздержные и нерадивые почтите этот день; постившиеся и непостившиеся веселитесь ныне. Трапеза обильна, — насыщайтесь все; телец велик, — никто пусть не уходит голодным; все наслаждайтесь пиршеством веры; все, пользуйтесь богатством благости. Никто пусть не жалуется на бедность; ибо открылось общее царство. Никто пусть не плачет о грехах; ибо из гроба воссияло прощение. Никто пусть не боится смерти; ибо освободила нас смерть Спасителя. Он истребил её, быв объят ею; Он опустошил ад, сошедши во ад; огорчил того, который коснулся плоти Его. Об этом и Исаия, предузнав, воскликнул: „Ад“, — говорит он, — „огорчился“ (Ис. 14:9). Он огорчился, ибо стал праздным; огорчился, ибо посрамлён; огорчился, ибо умерщвлён; огорчился, ибо низложен; огорчился, ибо связан. Он взял тело, и нашёл в нём Бога; взял землю, и сретил в ней небо; взял то, что видел, и подвергся тому, чего не видел. „Смерть! где твоё жало? ад! где твоя победа?“ (1Кор. 15:55). Воскрес Христос, — и ты низложился; воскрес Христос, — и пали бесы; воскрес Христос, — и радуются ангелы; воскрес Христос, — и водворяется жизнь; воскрес Христос, — и мёртвого ни одного нет во гробе. Ибо Христос, воскресший из мёртвых, — „первенец из умерших“ (1Кор. 15:20). Ему слава и держава во веки веков. Аминь».[63] Слово Иоанна Златоуста читается на каждую Пасху в православных храмах после пасхальной утрени.

Празднование Пасхи в различных государствах

В большинстве европейских стран Страстная неделя и неделя после Пасхи являются школьными и студенческими каникулами. Многие европейские страны, а также Австралия отмечают Пасху и Пасхальный понедельник, как государственные праздники. В Австралии, Великобритании, Германии, Канаде, Латвии, Португалии, Хорватии и большинстве латиноамериканских стран государственным выходным также является Страстная пятница. Всё Пасхальное триденствие — государственные праздники в Испании.

Государства, в которых Пасха — несколько выходных дней (в большинстве — 4 дня: пятница, суббота, воскресенье, понедельник):

Пасха в светской культуре

Русская культура

  • В творчестве Ф. М. Достоевского большую роль играет мотив воскрешения Лазаря (напр. «Братья Карамазовы»). Тему воскресения автор раскрывает от противного — через тему тления, как раскрытие категорического — или Христос воскрес или жизнь бессмыслена (ср. искушение иноков смрадом от тела старца Зосимы, затхлая баня как ад Свидригайлова, Смердяков как главный отрицательный персонаж). Князь Мышкин в романе «Идиот», рассматривая в доме Рогожина картину Гольбейна «Мёртвый Христос», восклицает: «Да от этой картины у иного ещё вера может пропасть!». В «Братьях Карамазовых» старец Зосима рассказывает о внутреннем обновлении его старшего брата на Пасху:

Услышав рассердился и выбранил храм Божий, однако задумался: догадался сразу, что болен опасно и что потому-то родительница и посылает его, пока силы есть, поговеть и причаститься. … Прошло дня три, и настала Страстная неделя. И вот брат со вторника утра пошёл говеть. … Но не долго походил он в церковь, слёг, так что исповедывали и причастили его уже дома. Дни наступили светлые, ясные, благоуханные, Пасха была поздняя. Всю-то ночь он, я помню, кашляет, худо спит, а на утро всегда оденется и попробует сесть в мягкие кресла. Так и запомню его: сидит тихий, кроткий, улыбается, сам больной, а лик весёлый, радостный. Изменился он весь душевно — такая дивная началась в нём вдруг перемена! … Скончался же на третьей недели после Пасхи, в памяти, и хотя и говорить уже перестал, но не изменился до самого последнего своего часа: смотрит радостно, в очах веселье, взглядами нас ищет, улыбается нам, нас зовёт.

  • И. Шмелёв в повести «Лето Господне»[64] ярко показывает восприятие мальчиком праздника Пасхи:

— Хрис-тос воскре-се из мертвых…
— Ну, Христос воскресе… — нагибается ко мне радостный, милый Горкин.

Трижды целует и ведёт к нашим в церковь. Священно пахнет горячим воском и можжевельником.

…сме-ртию смерть… по-пра-ав!.. Звон в рассвете неумолкаемый. В солнце и звоне утро. Пасха, красная …Я рассматриваю подаренные мне яички. … И вот, фарфоровое, отца. Чудесная панорамка в нём. За розовыми и голубыми цветочками бессмертника и мохом, за стёклышком в голубом ободке видится в глубине картинка: белоснежный Христос с хоругвью воскрес из Гроба. Рассказывала мне няня, что если смотреть за стёклышко, долго-долго, увидишь живого ангелочка. Усталый от строгих дней, от ярких огней и звонов, я вглядываюсь за стёклышко. Мреет в моих глазах, — и чудится мне, в цветах, — живое, неизъяснимо-радостное, святое… — Бог?.. Не передать словами. Я прижимаю к груди яичко, — и усыпляющий перезвон качает меня во сне.

— Поздняя у нас нонче Пасха, со скворцами, — говорит мне Горкин — как раз с тобой подгадали для гостей. Слышишь, как поклычивает?

  • Главные герои рассказов русских писателей в обыденной жизни обязаны поступать с людьми в соответствии со своим социальным статусом, тогда как на Пасху стараются отнестись к ближним хоть раз в году по-христиански.

— А скажи, господин городовой, какой нынче у нас день?
— Уж молчал бы! — презрительно ответил Баргамот. — До свету нализался.
— А у Михаила-архангела звонили?
— Звонили. Тебе-то что?
— Христос, значат, воскрес?
— Ну, воскрес.
— Так позвольте… — Гараська, ведший этот разговор вполоборота к Баргамоту, решительно повернулся к нему лицом… потом упал лицом на землю и завыл, как бабы воют по покойнике…
— Яи-ч-ко… Я… по-благородному… похристосоваться… яичко а ты… — бессвязно бурлил Гараська, но Баргамот понял. Вот к чему, стало быть, вёл Гараська: похристосоваться хотел, по христианскому обычаю, яичком, а он, Баргамот, его в участок пожелал отправить. … Баргамот голосом, не оставлявшим ни малейшего сомнения в твёрдости принятого им решения, заявил:
— Пойдём ко мне разговляться.
— Так я к тебе, пузатому чёрту, и пошёл!
— Пойдём, говорю!

Изумлению Гараськи не было границ.
Л. Андреев. «Баргамот и Гараська»[65]

Митька тоже причёсан и одет по-праздничному. Я весело гляжу на его оттопыренные уши и, чтобы показать, что я против него ничего не имею, говорю ему:

— Ты сегодня красивый, и если бы у тебя не торчали волосы и если б ты не был так бедно одет, то все бы подумали, что твоя мать не прачка, а благородная. Приходи ко мне на Пасху, будем в бабки играть.

Митька недоверчиво глядит на меня и грозит мне под полой кулаком.
А. П. Чехов. «На страстной неделе»

Как услышу, что отпустный звон прозвонят и люди из церкви пойдут, я поздороваюсь — скажу: «Ребята! Христос воскресе!» и предложу им это моё угощение. … по часам я сообразил, что уже время церковной службы непременно скоро кончится… Я встал, чтобы обойти посты, и вдруг слышу шум… дерутся. … Что такое? Кто меня бьёт?

И главное дело — темно.

— Казаки, ваше благородие, винища облопались!.. дерутся.

…Убить его, этого казака, я должен!.. зарубить его на месте!.. А я не зарубил. Теперь куда же я годен? …

А в глубине кто-то и говорит: «Не убий!» Это я понял, кто! — Это так Бог говорит: на это у меня, в душе моей, явилось удостоверение. Такое, знаете, крепкое несомненное удостоверение, что и доказывать не надо и своротить нельзя. Бог! Он ведь старше и выше самого Сакена. Сакен откомандует, да когда-нибудь со звездой в отставку выйдет, а Бог-то веки веков будет всей вселенной командовать! А если он мне не позволяет убить того, кто меня бил, так что мне с ним делать? Что сделать? С кем посоветуюсь?.. Всего лучше с тем, кто сам это вынес. Иисус Христос!.. Тебя самого били?.. Тебя били, и ты простил… а я что пред тобою… я червь… гадость… ничтожество! Я хочу быть твой: я простил! я твой…

Вот только плакать хочется!.. плачу и плачу!

Люди думают, что я это от обиды, а я уже — понимаете… я уже совсем не от обиды… Солдаты говорят: — Мы его убьём!

— Что вы!.. Бог с вами!.. Нельзя человека убивать!
Н. С. Лесков. «Фигура»[66]

  • Особое значение Пасха имеет в романе «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова. Действие романа происходит в течение Страстной недели и заканчивается перед началом Пасхальной ночи, когда Воланд со свитой и главными героями покидают Москву: «Мессир! Суббота. Солнце склоняется. Нам пора». Внешний ряд событий романа в Москве представляет собой «пародию» на чин православного богослужения Страстной Седмицы (ср. Вынос Плащаницы и похороны безголового Берлиоза).[67]
  • Описанию православной пасхальной службы и семейного пасхального праздника в Санкт-Петербурге в 1880-е годы посвящены главы 10-15 первой части романа «Опавшие листья» П. Н. Краснова.
  • Пасха нашла отражение в творчестве таких поэтов Серебряного века, как С. Есенин — «Пасхальный благовест» («Колокол дремавший разбудил поля…»), К. Д. Бальмонт — «Вербы», И. Северянин — «Пасха в Петербурге».

Пасхальные открытки

С конца XIX века в России стало традиционным отправлять тем родным и знакомым, с кем не сможешь христосоваться, на Пасху как основной праздник пасхальные открытые письма с красочными рисунками, основная тематика которых была следующая: пасхальные яйца, куличи, православные храмы, христосующиеся люди, русские пейзажи, весеннее половодье, цветы[68].

Пасхальных открыток в дореволюционной России было издано много тысяч различных видов. После запрета 1930-х годов, начиная с конца 1941 года пасхальные открытки издавались также в СССР и продавались в храмах. С 1970-х годов открытки начали издавать обычные издательства («Искусство», «Планета», региональные) массовыми тиражами (одновременно к Пасхе в булочных СССР появлялись выпеченные на государственных хлебозаводах куличи).

Западная культура

И. С. Бах написал к лютеранским богослужениям Страстной седмицы «Страсти по Матфею», «по Иоанну» и «по Марку» (частично), а к Пасхе «Пасхальную ораторию».

Действие «Фауста» И. Гёте начинается в Пасхальную ночь. Воспоминание о пасхальной радости отвращает Фауста от самоубийства.

Хор ангелов
Христос воскрес!
Преодоление
Смерти и тления
Славьте, селение,
Пашня и лес…

Фауст
Я плакал, упиваясь счастьем слёз,
И мир во мне рождался небывалый.
С тех пор в душе со светлым воскресеньем
Связалось всё, что чисто и светло.
Оно мне веяньем своим весенним
С собой покончить ныне не дало.
Я возвращён земле. Благодаренье
За это вам, святые песнопенья!

Пасха на различных языках

См. также

Напишите отзыв о статье "Пасха"

Примечания

  1. Согласно апостолу Павлу,
    если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша.

    1Кор. 15:14

  2. «Наблюдай месяц Авив, и совершай Пасху Господу, Богу твоему, потому что в месяце Авиве вывел тебя Господь, Бог твой, из Египта ночью» (Втор. 16:1)
  3. «В полночь Господь поразил всех первенцев в земле Египетской, от первенца фараона, сидевшего на престоле своем, до первенца узника, находившегося в темнице, и все первородное из скота. И встал фараон ночью сам и все рабы его и весь Египет; и сделался великий вопль в земле Египетской, ибо не было дома, где не было бы мертвеца.» (Исх. 12:29-30)
  4. Ешьте же его так: пусть будут чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших, и ешьте его с поспешностью: это — Пасха Господня.

    Исх. 12:11

    И созвал Моисей всех старейшин Израилевых и сказал им: выберите и возьмите себе агнцев по семействам вашим и заколите пасху…

    Исх. 12:21

Сноски

  1. 1 2 3 Bernard Trawicky, Ruth Wilhelme Gregory. [books.google.com/books?id=gDbKexa1jfcC&pg=PA224&dq=easter+central+feast&hl=en&sa=X&ei=ZwaAT7q9H8nf0QHw35T_Bw&ved=0CE0Q6AEwBDgK#v=onepage&q=easter%20central%20feast&f=false Anniversaries and Holidays]. — American Library Association, p. 224, 2000.
  2. 1 2 3 4 5 Барсов Н. И. Пасха, христианский праздник // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. 1 2 3 4 [www.nsad.ru/articles/pasha-hristova-smysl-i-istoriya-prazdnika Пасха Христова: смысл и история праздника] // Нескучный сад, 04.05.13.
  4. [azbyka.ru/paskha/pasha_svetloe_hristovo_voskresenie_05-all.shtml На Пасху все кругом ликует и играет] // «Азбука веры».
  5. Norman Davies. [books.google.ru/books?id=jrVW9W9eiYMC&pg=PA201&lpg=PA201&dq=„In+most+European+languages+Easter+is+called+by+some+variant+of+the+late+Latin+word+Pascha,+which+in+turn+derives+from+the+Hebrew+pesach,+passover.“&source=bl&ots=NACwwrNWGy&sig=T5tkGFi0tGh4IEx23_Kg8aajPQE&hl=ru&sa=X&ei=fTwkVff9AYefsAGy-4HICQ&ved=0CDAQ6AEwAg#v=onepage&q=%E2%80%9EIn%20most%20European%20languages%20Easter%20is%20called%20by%20some%20variant%20of%20the%20late%20Latin%20word%20Pascha%2C%20which%20in%20turn%20derives%20from%20the%20Hebrew%20pesach%2C%20passover.%E2%80%9C&f=false Europe: A History]. — Oxford University Press, p. 201, 1996.
  6. 1 2 3 4 5 6 [www.eleven.co.il/article/13202 Песах] (рус.). Электронная еврейская энциклопедия. Проверено 29 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GFOop3FO Архивировано из первоисточника 29 апреля 2013].
  7. [www.economist.com/blogs/prospero/2015/04/johnson-word-origins «The weirdness of Holy Week»] // The Economist, Apr 2nd 2015).
  8. Пасха // Отоми — Пластырь. — М. : Советская энциклопедия, 1975. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 19).</span>
  9. [www.pravenc.ru/text/158292.html Ветхозаветное богослужение] // Православная энциклопедия. Том VIII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2004. — С. 59—66. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-014-5
  10. Audirsch J. G. [books.google.it/books?id=yQaQBAAAQBAJ&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false The Legislative Themes of Centralization: From Mandate to Demise]. — Wipf and Stock Publishers (англ.), 2014. — P. 108. — 224 p.
  11. [days.pravoslavie.ru/rubrics/canon416.htm Пасха. История праздника] // Православный календарь, Православие.Ru.
  12. [dic.academic.ru/dic.nsf/biblerus/71094/первенец Первенец] // Библия. Ветхий и Новый заветы. Синодальный перевод. Библейская энциклопедия архимандрита Никифора. 1891.
  13. 1 2 3 Гриц И. Я. [www.pravenc.ru/text/63320.html Агнец пасхальный] // Православная энциклопедия, т. 1, с. 257-258.
  14. [azbyka.ru/paskha/ ПАСХА или ХРИСТОВО ВОСКРЕСЕНИЕ?] // «Азбука веры».
  15. [azbyka.ru/otechnik/Mihail_Skaballanovich/tolkovyj-tipikon/4_20 профессор Михаил Николаевич Скабалланович. Толковый Типикон: Пасхальный пост]
  16. [www.orthlib.ru/Meliton/paskha.html Святитель Мелитон Сардийский. О Пасхе]
  17. иер. А. Сложеникин. [www.liturgica.ru/bibliot/pash_slozh.html Празднование Святой Пасхи. Историко-литургическая справка]
  18. Мень А. В. [www.alexandermen.ru/books/tso/tso_prl7.html О дне празднования Пасхи // Православное богослужение. Таинство, слово и образ]. Наследие протоиерея Александра Меня. Проверено 22 мая 2013. [www.webcitation.org/6GqJGecjR Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
  19. [web.archive.org/web/20060621070935/www.mystudies.narod.ru/topics/debates/easter.htm Споры о праздновании Пасхи]
  20. [www.biblicalstudies.ru/Lib/Father4/Konstantin.html Письмо императора Константина]
  21. [www.sedmitza.ru/text/433638.html Феодорит Кирский История Церкви Книга 1 глава 10]
  22. Евсевий Кесарийский Жизнь Константина [khazarzar.skeptik.net/books/eusebius/vc/index.html книга 3 глава 14]
  23. Евсевий Кесарийский Жизнь Константина [khazarzar.skeptik.net/books/eusebius/vc/index.html книга 3 глава 18]
  24. [www.agioskanon.ru/sobor/011.htm Правила Апостолов, Вселенских и Поместных соборов и святых отцов, Первое правило Антиохийского собора]
  25. В. Ф. Хулап. [www.pagez.ru/jc/033.php Реформа календаря и пасхалии: история и современность]
  26. Матфей Властарь Афинская Синтагма, буква «П», [www.agioskanon.ru/sintagma/016.htm#p7 7-я глава]
  27. [www.blagogon.ru/biblio/148/ Правило] Великого Константинопольского Собора 1583 года о Пасхалии и о новом календаре
  28. [apologet.spb.ru/ru/465.html Анафема] Великого Собора 1583 года на последователей «нового» (григорианского) календаря [каноны]
  29. [www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sykon/client/display.pl?sid=218&did=1873 Мелетий Метаксакис: митрополит, архиепископ, Папа и Патриарх]
  30. [portal-credo.ru/site/index.php?act=lib&id=618 Епископ Фотий Триадицкий. Роковой шаг по пути к отступлению. О «Всеправославном конгрессе» в Константинополе]
  31. [www.pravenc.ru/text/1319949.html Календарь] // Православная энциклопедия, т. 29, с. 440-464.
  32. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>; для сносок vsepravosl_kongr не указан текст
  33. [www.statutelaw.gov.uk/content.aspx?activeTextDocId=1080813 Easter Act 1928] Официальный текст «Пасхального акта 1928 года».
  34. Матфей Властарь [hbar.phys.msu.ru/gorm/chrono/vlastar.htm Глава 7‑я. О Святой Пасхе] // Алфавитная синтагма.
  35. Н. ст. — новый стиль.
  36. [www.freebsd.org/cgi/man.cgi?query=ncal&sektion=1&manpath=FreeBSD+5.4-RELEASE ncal(1)] — страница справки man для ОС FreeBSD.
  37. [svnweb.freebsd.org/base/head/usr.bin/ncal/ Исходный код ncal] // FreeBSD.
  38. О таинствах и службах повременных, о праздниках и воскресных днях, о совершителях богослужения, о храме и священных сосудах // [dlib.rsl.ru/viewer/01002714041#?page=163 О богослужении Православной церкви]. — СПб, 1857. — Т. 2. — С. 62.
  39. проф. ЛДА Успенский Н. Тайная Вечеря и Трапеза Господня. Журнал Московской Патриархии, 1967, № 3
  40. [www.alexandermen.ru/books/tso/tso_5.html «Православное богослужение. Таинство, слово и образ» А. Мень. Таинство, слово и образ. Гл. V ПАСХАЛЬНЫЙ ЦИКЛ («переходящие праздники»)]
  41. [www.agioskanon.ru/vsobor/006.htm#66 Правило 66 Шестого Вселенского собора]
  42. Оксана Головко.[www.pravmir.ru/osvyashhenie-kulichey-yaits-i-tvorozhnyih-pasoh-vazhnaya-traditsiya-ili-ustarevshiy-obryad/ Освящение куличей, яиц и творожных пасох — обязательно ли?] // Православие и мир, 9 апреля 2015 г.
  43. Издательство Московской Патриархии, 2012, с. 172.
  44. Anne Jordan. [books.google.com/books?id=mzKVPZthGHUC&pg=PA51&dq=easter+egg+Christian&hl=en&sa=X&ei=kZGAT6WsFeTv0gGryZ2aCA&ved=0CFEQ6AEwAQ#v=onepage&q=easter%20egg%20Christian&f=false Christianity.] — Nelson Thornes (англ.), 5 April 2000.
  45. [www.pravoslavie.ru/6636.html Вопрос:
    Уважаемый Батюшка, скажите, пожалуйста, почему яйцо является символом Пасхи? ] // Православие.Ru, 3 мая 2005 г.
  46. Светлана Копылова. [www.svetlana-kopylova.ru/media/diskografiya/audio-cd/5-j-albom-zryachaya-lyubov-pesni-legendy/ 5-й альбом «Зрячая любовь» Песни-легенды]
  47. М. С. Желтов, Ю. И. Рубан. [www.pravenc.ru/text/392501.html Артос] // Православная энциклопедия. Том III. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 470—472. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-008-0
  48. [www.pravmir.ru/chto-takoe-artos/ Что такое артос?] // Православие и мир, интернет-портал, 18 апреля 2006 г.
  49. О таинствах и службах повременных, о праздниках и воскресных днях, о совершителях богослужения, о храме и священных сосудах // [dlib.rsl.ru/viewer/01002714041#?page=166 О богослужении Православной церкви]. — СПб, 1857. — Т. 2. — С. 65—66.
  50. Николай Завьялов. [www.pravoslavie.ru/45909.html Порядок звонов, совершаемых в Страстную седмицу] // Православие.Ru, 13 апреля 2011 г.
  51. Александра Сопова. [www.pravoslavie.ru/52955.html Где позвонить в колокола на Пасху?] // Православие.Ru, 16 апреля 2012 г. (перепечатано из журнала «Нескучный сад»).
  52. [www.pozdr.ru/section/vse_o_prazdnikah_interesnye_stati/opisanie_paskhi_vo_frantsii/ ОПИСАНИЕ ПАСХИ ВО ФРАНЦИИ]
  53. [old.rian.ru/religion/20090419/168414834.html Пасхальные колокольные звоны] // РИА Новости, 19 апреля 2009 г.
  54. [www.ethnomuseum.ru/section62/2092/2089/4150.htm Красная горка] (рус.). Российский Этнографический музей. Проверено 30 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GVrdH0EH Архивировано из первоисточника 10 мая 2013].
  55. Морозов И. А., Слепцова И. С. [ec-dejavu.net/e/Egg.html#morozov Игры с пасхальными яйцами] // Морозов И. А., Слепцова И. С. Круг игры. Праздник и игра в жизни севернорусского крестьянина (XIX—XX вв.). — М.: Индрик, 2004, с. 665—679
  56. 1 2 Святитель Григорий Богослов. [www.orthlib.ru/Gregory_Nazianzen/paskha.html Слово 45. На Святую Пасху. (после 383 года)]
  57. Александр (Милеант). Две Пасхи // Исследуйте Писания… К познанию Библии (Ветхий и Новый Завет). — М: Русскiй Хронографъ, 2002. — С. 177-179. — ISBN 5-85134-024-Х.
  58. [www.paskha.ru/holies/sardiy.html Слово о Пасхе. Св. Мелитон Сардийский (II век)]
  59. Святитель Григорий Нисский. [www.paskha.ru/holies/niskiy.html Как праздновали Пасху. (IV век)]
  60. [www.pagez.ru/lsn/0051.php Святитель Лев Великий. Слово I на Пасху. (V век)]
  61. Блаженный Исихий (IV век), пресвитер Иерусалимский [www.paskha.ru/holies/isixiy.html Второе слово на Святую Пасху.]
  62. Преподобный Феодор Студит. [www.pravoslavie.ru/put/nasledie/studitpasxa.htm О Пасхе (отрывки из 1,2,6,66 и 73 слов «Катихизиса», VIII—IX век)]
  63. Святитель Иоанн Златоуст. [orthlib.narod.ru/John_Chrysostom/paskha.html Слово Огласительное во святый и светоносный день преславнаго и спасительнаго Христа Бога нашего Воскресения]
  64. [az.lib.ru/s/shmelew_i_s/text_0030.shtml Lib.ru/Классика: Шмелев Иван Сергеевич. Лето Господне]
  65. [az.lib.ru/a/andreew_l_n/text_0010.shtml Lib.ru/Классика: Андреев Леонид Николаевич. Баргамот и Гараська]
  66. [az.lib.ru/l/leskow_n_s/text_0240.shtml Lib.ru/Классика: Лесков Николай Семенович. Фигура]
  67. диак. А. Кураев. [www.interfax-religion.ru/bulgakov/12.html «Мастер и Маргарита»: За Христа или Против?]
  68. [www.nlr.ru:8101/exib/pasha/index.html Русская пасхальная открытка] (рус.). Музей открытки. Проверено 5 мая 2013.
  69. </ol>

Литература

Ссылки

  • [www.youtube.com/watch?v=FCJkEpVkXFs СВЯТИМО ПАСКУ!] // YouTube, 1 мая 2016 г.
  • [www.zavet.ru/kalendar/pasxa/ О Пасхе] // Завет.ru
  • [www.pravoslavie.ru/pasha.htm ПАСХА. Светлое Христово Воскресение] // Православие.Ru
  • о. Г. Чистяков. [pvd.chat.ru/text/Chistjakov/radost.htm О Пасхальной радости]
  • Б. Литтл. [www.creationism.org/crimea/text/55.htm Историчность воскресения: нравственный стержень]
  • [tradicii.com/interesnye-tradicii-prazdnovaniya-paskhi-v-raznykh-stranakh-mira.html Традиции празднования Пасхи в различных странах] на tradicii.com
Дата Пасхи
  • [www.canto.ru/calendar/easter.php Рассчитать Пасхалию на любой год с 325 г. по 2325 г.]
  • [www.when-is-easter.com/ Калькулятор для расчета дат Пасхи и других пасхальных праздников за любой год]
Пасхальные традиции
  • [www.ethnomuseum.ru/section62/2092/2089/4104.htm Пасха] // Российский Этнографический Музей


Литургический год в римском обряде
Адвент Рождественское время Рядовое время Великий пост Пасхальное время Рядовое время

Отрывок, характеризующий Пасха

– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.