Пасхальное триденствие

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Пасха́льное триде́нствие — (лат. Sacrum Triduum Paschale) в Католической церкви латинского обряда термин, объединяющий три дня перед праздником Пасхи на Страстной неделе — Великий четверг, Великую пятницу и Великую субботу, а также сам праздник Пасхи[1]. Пасхальное триденствие представляет собой вершину годового богослужебного круга.

В ранней Церкви Пасхальное триденствие понималось как три дня, в течение которые вспоминались Страсти Христовы, его погребение и воскресение из мертвых. Первоначально этот период включал в себя пятницу перед Пасхой, как день смерти Христа, субботу, как день покоя и Пасхальное воскресенье, как день Христова воскресения. Согласно иудейской традиции отсчёт нового дня начинался накануне вечером, поэтому Пасхальное триденствие продолжалось от вечера четверга до вечера воскресенья. Это термин впервые упоминается в IV веке Амвросием Медиоланским, его дальнейшее богословское осмысление принадлежит его ученику Августину Иппонскому. Для Церкви в позднеантичный период празднование страстей и воскресения Христа воспринималось ещё как две стороны одного Пасхального таинства (Paschamysterium), поэтому всё триденствие представляло собой как бы единую непрекращающуюся литургию.

В Средние века такое понимание было постепенно утеряно. Празднования страстей и воскресения Христа стали всё больше и больше разделяться. В результате это привело к удвоению триденствия. Первое триденствие продолжалось от Великого четверга до Великой субботы, как три дня, посвящённые Страстям Христовым, где центральным днём была Великая пятница. Второе триденствие включало в себя Пасхальное воскресенье, Светлый понедельник и Светлый вторник, как три праздничных нерабочих дня, посвящённых празднованию Воскресения Христова. Ещё литургические книги, принятые в XVI веке на Тридентском соборе, особо выделяли пасхальные понедельник и вторник по сравнению с прочими днями Пасхальной октавы. Празднование Светлого вторника, как третьего дня Пасхи, в большинстве регионов прекратилось в XIX веке, в основном в результате процессов секуляризации и просвещения.

Повторное открытие первоначального смысла Пасхального триденствия связано с «литургическим движением», католической организацией, существовавшей в XIX и XX веках. Это открытие оказало влияние на изменения богослужения Страстной недели, которые Папа Пий XII произвёл в 1955/56 годах; с этих изменений берут начало литургические реформы, проведённые позже Вторым Ватиканским собором и Папой Павлом VI. Согласно послесоборным литургическим книгам, Пасхальное триденствие вновь занимает период от вечерней мессы Великого четверга — празднования Тайной Вечери — до вечера Пасхального воскресенья. Всё триденствие рассматривается в литургических книгах, как единое Торжество, главное торжество церковного года. Полное название этого торжества согласно литургическим книгам: «Священное Пасхальное Триденствие Страстей и Воскресения Господа»[2].

В плане богослужения эти три дня включают в себя богослужения Великого четверга (воспоминание Тайной Вечери), Великой пятницы (воспоминание Страстей и погребения Христа) и Пасхальной ночи и представляют собой единое празднование страстей, смерти и Воскресения Христовых. По этой причине эти богослужения не имеют обычных чинов начала и окончания. По завершении богослужения Великого четверга Святые Дары переносятся на особый алтарь и перед ним могут совершаться отдельные богослужения или даже всенощное бдение в воспоминание молитвы Христа на горе Елеонской и его заключения в темницу. Богослужение Великой пятницы начинается тихой молитвой священников без обычного их входа, а после литургии могут, опять же, совершаться отдельные богослужения в честь Страстей Христовых или, например, читаться новенна Божьему милосердию. Празднование Пасхальной литургии начинается с обряда благословения огня и внесения его в затемнённую церковь. Только в конце этой литургии совершается обычное заключительное благословение.

Напишите отзыв о статье "Пасхальное триденствие"



Примечания

  1. См. «Общие нормы для литургического года и календаря», II, 19
  2. Там же, II, 59

Отрывок, характеризующий Пасхальное триденствие


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.