Пасхальное яйцо

Пасха́льное я́йцо — обрядовая пища и ритуальный символ. Дарить окрашенные в красный цвет яйца на Пасху — древний обычай. Яйцо толкуется как символ гроба и воскресения, а красный цвет символизирует для христиан кровь распятого Христа.

Пасхальные яйца красятся не только в красный, но и в иные цвета, а также расписываются. В качестве пасхальных яиц могут быть использованы шоколадные яйца и сувениры в виде яйца, изготовленные из дерева, фарфора и других материалов. «Пасхальные яйца так называемой императорской серии сегодня являются главным и самым известным символом бренда Фаберже».

Пасхальное яйцо, помимо употребления в пасхальных обычаях, обрядах и играх, могло использоваться впоследствии в течение года в различных иных целях.

Основные сведения

Символическое значение

Пасхальные яйца используются как христианский символ, который обозначает пустую гробницу. Снаружи яйцо выглядит мёртвым, но внутри его находится новая жизнь, которая выйдет из него. Пасхальное яйцо напоминает о том, что Иисус восстанет из Своего гроба и даст новую жизнь.

Оригинальный текст (англ.)  

Easter eggs are used as a Christian symbol to represent the empty tomb. The outside of the egg looks dead but inside there is new life, which is going to break out. The Easter egg is a reminder that Jesus will rise from His tomb and bring new life.

— Anne Jordan. Christianity

Православные христиане окрашивают варёные яйца в красный цвет, изображая кровь Христа, пролитую за грехи мира.

Оригинальный текст (англ.)  

Orthodox Christians dye boiled eggs red to represent the blood of Christ shed for the sins of the world.

— Anne Jordan. Christianity

Как указывает Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, яйцо служит «символом гроба и возникновения жизни в самых недрах его; окрашенное красной краской, оно знаменует возрождение наше кровию Иисуса Христа». Аналогичное мнение о символическом значении пасхального яйца в христианской традиции представлено и в западной литературе (см. врезку), в которой обычай красить яйца рассматривается как свойственный для православных христиан.

Известны также аналогии между яйцом и видимым миром: в одной русской рукописи XVI века скорлупа уподоблялась небу, внутренняя плёнка («плева») — облакам, белок — во́дам, желток — земле, «сырость посреде́ яйца» (то есть, его жидкое состояние) — греху, а загустение яйца сопоставлялось истреблению греха пролитием жертвенной крови Христа и Воскресением Христовым.

В западной литературе существует также мнение о том, что пасхальное яйцо — один из символов животворящего начала (англ. fertility), как и нехарактерный для России пасхальный кролик.

Нынешнее употребление обычая

Обычай окрашивать яйца в красный цвет был свойствен когда-то не только православным, однако, например, в англоязычном мире он воспринимался как устаревший даже в XIX веке, и хотя пасхальные яйца там не исчезли, сегодня они, как правило, изготовлены из шоколада. На шоколадные яйца перешли и такие народы Западной Европы, как итальянцы и французы.

У ряда народов, преимущественно славянских, в той или иной степени сохранился обычай расписывать яйца (в частности, его сохранили украинцы) и поляки).

Когда-то существовала особая «терминология» для обозначения различий между крашеными и расписанными яйцами: крашенки — полностью окрашенные яйца; писанки — яйца, расписанные сюжетными и орнаментальными узорами. Яйца, снабжённые узором в виде полосок, пятен и крапинок, именовались крапанками.

Разные народы в разной мере сохранили древнюю традицию росписи пасхальных яиц. Например, искусство белорусской писанки к настоящему дню практически утрачено, в отличие от украинской.

Использование луковой шелухи — самый распространенный способ окраски яиц.

Существует традиция освящения пасхальных яиц (вместе с куличами и творожными пасхами). В Русской православной церкви освящение сопровождается «молитвой во еже благословити сыр и яйца» (то есть, на освящение сыра и яиц).

История

Происхождение обычая дарить пасхальные яйца теряется в глубине веков.

В Викитеке есть полный текст жития Марии Магдалины по Димитрию Ростовскому

Предание о Марии Магдалине

В православной традиции обычай дарить яйца обычно связывают с преданием о яйце, подаренном Марией Магдалиной императору Тиберию.

Согласно изложению Димитрия Ростовского, святая равноапостольная Мария Магдалина нашла возможность явиться к императору и подарила ему яйцо, окрашенное в красный цвет, со словами: «Христос воскрес!» Выбор яйца как подарка, согласно святителю Димитрию, был вызван бедностью Марии, которая, однако, не захотела явиться с пустыми руками, цвет же яйца был призван привлечь внимание императора.

В ином варианте изложения говорится о том, что сначала яйцо было совершенно обычным и что император, усомнившись в странном известии о воскресении, сказал, что как яйцо не может из белого стать красным, так и мёртвые не воскресают, — и яйцо покраснело у него на глазах. Этот вариант интересен хотя бы тем, что вдохновил Светлану Копылову на создание песни о встрече Марии Магдалины с императором Тиберием.

Версия дохристианского происхождения

Однако ещё в конце XIX века предлагалось и другое объяснение, которое видело причину появления первого пасхального яйца в классической мифологии. Ещё в дохристианские времена яйцо у многих народов являлось олицетворением творящей силы природы. Вся вселенная представлялась вышедшей из яйца. В отдельных публикациях сообщается, что расписанные страусиные яйца, а также золотые и серебряные, часто встречаются в захоронениях древних шумеров и египтян, датируемых вплоть до начала III тысячелетия до н. э..

Здесь же можно отметить и тот факт, что исследователи писанок отмечают: на писанках отражены архаичные представления славян о вселенной, и, по всей видимости, писанки существовали у славян до принятия христианства.

Древность обычая

Как бы то ни было, обычай приготовления пасхальных яиц является очень древним.

В частности, западная литература содержит указания на то, что первые христиане Месопотамии имели обычай приготовления красных пасхальных яиц в память о крови распятого Христа, и что, возможно, они первыми связали украшение яиц с праздником Воскресения Христова.

Древность обычая дарить пасхальные яйца подтверждается и его наличием у армян, маронитов и яковитов, отделившихся от Православия ещё в V—VI веках.

Техника украшения яиц

Яйца, окрашенные в один цвет, когда-то именовались крашенками. Этот самый простой способ окрашивания пасхальных яиц.

Писанки — это сложный способ раскрашивания яиц. На сырое холодное яйцо горячим воском при помощи стального перышка наносят узор. После нанесения узора яйцо окунают в разведённую холодную краску. Краски наносят, начиная с самой светлой. После нанесения очередной краски яйцо вытирают, вновь наносят узор воском и окунают в краску. После нанесения всех узоров воск осторожно «стапливают» с яйца (например, над пламенем свечи), растаявший воск удаляют бумагой или тряпкой.

Славянские традиции

Пасхальные яйца освящали в церкви, обычно в субботу, иногда утром на Пасху.

Основным цветом, в который красили пасхальные яйца славяне, был красный. Красный цвет в народной культуре один из основных элементов цветовой символики: цвет жизни, солнца, плодородия, здоровья и цвет потустороннего мира, хтонических и демонических персонажей. Красный цвет наделяется защитными свойствами и используется как оберег. Особо значимо в народных представлениях красное яйцо.

Первой пищей на Пасху часто было пасхальное яйцо. В волынском Полесье, например, хозяин (старший в семье) по утрам в течение трех дней Пасхи разрезал освященное яйцо на части по числу членов семьи (это называлось «делиться яичком») и раздавал на завтрак. Белорусы и македонцы на Пасху умывались водой, в которую было положено красное пасхальное яйцо.

Пасхальной пище и особенно пасхальному яйцу приписывались магические свойства. По завершении праздника с пасхальным яйцом обходили загоревшееся строение или кидали его в огонь, надеясь, что яйцо поможет остановить пожар; с ним искали заблудившуюся скотину, им оглаживали корову при первом весеннем выгоне, его закапывали в поле, чтобы у льна головки были величиной с яйцо. Болгары считали, что скорлупа красного пасхального яйца служит оберегом от кротов. Ритуальные действия с пасхальными яйцами и другими предметами болгары использовали для отгона градовых туч, а словаки, мораване и чехи — для получения хорошего урожая.

У болгар восточных Родоп перспектива целостности семьи в предстоящем году оценивалась по тому, сохранились ли целыми все яйца, вложенные в пасхальный каравай. Если яйцо лопалось, это считали знаком будущих потерь среди членов семьи.

Существовала пасхальная игра с крашеными яйцами — катание яиц по земле или со специальных лотков, а также «битки» — битьё крашеными яйцами.

Разное

Галерея

• Drapanka003.jpg

  Польская драпанка. 2005

• Sorbische Ostereier.jpg

  Лужицкие пасхальные яйца. 2005

• Easter eggs1.jpg

  Русская традиция нанесения растительного орнамента. 2008

• Hristos Voskrese, Russian Empire Postcard.jpg

  Русские узоры пасхальных яиц в России на дореволюционной открытке.

• Харьков Пасха 2011.JPG

  Пасхальные яйца и пасхальная церковь на площади. Харьков, 2011

• Belarusian Easter Eggs.jpg

  Белорусская писанка

• Ostereier 10.JPG

  Румынская писанка

• Pisanki ażurowe.jpg

  Польская ажурная писанка

• Pysanka-spivack.jpg

  Украинская писанка

Аналоги в других культурах

Традиция красить яйца на весенний праздник Новруз, которая существует в Иране и Азербайджане, возможно, имеет древние зороастрийские корни.

В Азербайджане крашеные яйца — неотъемлемый элемент праздничного стола.

Интересные факты

• В 2010 году в Москве было изготовлено пасхальное яйцо изо льда, массой 880 кг и высотой 2 метра 30 сантиметров.

См. также

• Крашенка
• Яйца Фаберже
• Виртуальное пасхальное яйцо
• Пасхальный заяц

Литература

1. Пасха / [www.inslav.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=831:2011-08-29-08-34-05&catid=12:2009-08-05-10-49-56&Itemid=22 Агапкина Т. А.] // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2004. — Т. 3: К (Круг) — П (Перепелка). — С. 641–646. — ISBN 5-7133-1207-0.
2. Яйцо пасхальное / Агапкина Т. А., Белова О. В. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2012. — Т. 5: С (Сказка) — Я (Ящерица). — С. 626–632. — ISBN 978-5-7133-1380-7.
3. Красный цвет / О. В. Белова // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1999. — Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). — С. 647–651. — ISBN 5-7133-0982-7.
4. Иваницкая З. Н. [pthings.ru/portal/pisanka1 Писанка: 300 образцов]. — М.: Мир, 2001. — 63 с. — ISBN 5-03-003407-2.
5. Левашев П. [skurlov.blogspot.de/2011/05/1895.html Обычай употребления красных яиц в праздник Св. Пасхи]. — СПб., 1895. — (Цит. по архиву Валентина Скурлова).
6. [www.booksite.ru/fulltext/kor/inp/hsky/index.htm Пасха] / Сост. И. А. Панкеев. — М.: ОЛМА-Пресс, 2001. — 285 с. — ISBN 5-224-02154-5.
7. Последование во Святую и Великую Неделю Пасхи и во всю Светлую седмицу. — М.: Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви, 2012. — 176 с.

Ссылки

• [www.ethnomuseum.ru/section62/2092/2089/4115.htm Яйцо] // Российский Этнографический Музей
• [www.ethnomuseum.ru/section62/2092/2089/4134.htm Игры и забавы с яйцами] // Российский Этнографический Музей
• [gatchina3000.ru/eggs/05/ Исторические особенности возникновения пасхальных яиц]
• А. В. Амфитеатров. «Красное яичко»
• [gatchina3000.ru/eggs/20/easter_day07_06.htm Пасхальная трапеза: как окрасить яица к Пасхе]
• [mith.ru/treasury/natio/rus/eggs.htm Писанки различнных областей Украины]
• [www.umenu.ru/originalnye-idei-pasxalnyx-yaic/ Оригинальные идеи пасхальных яиц]
• [naperekus.ru/rub_Raznosti_100319202742.html Традиционные способы окраски Пасхальных яиц с помощью луковой шелухи]
• [travel-in-time.org/istoriya-izobreteniy/istoriya-pisanki/ История писанки]

Отрывок, характеризующий Пасхальное яйцо

Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.