Патерсон, Эндрю Бартон
Эндрю Бартон «Банджо» Патерсон | |
англ. Andrew Barton «Banjo» Paterson | |
Имя при рождении: |
Эндрю Бартон Патерсон |
---|---|
Псевдонимы: |
«Банджо» Патерсон |
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Гражданство: | |
Род деятельности: |
Эндрю Бартон «Банджо» Патерсон (англ. Andrew Barton «Banjo» Paterson, 17 февраля 1864 года, Нарамбла, Новый Южный Уэльс — 5 февраля 1941 года, Сидней) — австралийский поэт, автор баллад и стихотворений, действие которых происходит в сельской Австралии. Наиболее известное произведение Патерсона — «Танцующая Матильда» (Waltzing Matilda) — часто рассматривается как неофициальный гимн Австралии[1]. Портрет Патерсона изображён на купюре в 10 австралийских долларов.
На русский язык переведено лишь небольшое количество стихотворений Патерсона.
Содержание
Биография
Эндрю Бартон Патерсон родился в штате Новый Южный Уэльс в 1864 году, старший из семи детей в семье. Его отец Эндрю Богл Патерсон был иммигрантом из Шотландии, мать, Изабелла Патерсон, урождённая Бартон, была родственницей будущего премьер-министра Австралии Эдмунда Бартона. До десяти лет будущий поэт жил на семейном ранчо в Иллалонге. Его отец, не достигший особенного успеха в разведении овец, вынужден был продать ранчо, но остался на нём управляющим. Затем Эндрю Паттерсон-младший посещал среднюю школу в Сиднее, живя с бабушкой со стороны матери. В дальнейшем он получил юридическое образование и до 1899 года работал солиситором, после чего стал зарабатывать на жизнь как журналист.
В конце 1889 года Патерсон под псевдонимом «Банджо» (англ. The banjo) опубликовал в сиднейском журнале «The Bulletin», выходящим для жителей сельской Австралии, первое стихотворение, англ. Clancy of The Overflow. Он продолжал регулярно публиковаться в «The Bulletin» под псевдонимом, пока в 1895 году не вышел его первый поэтический сборник, «Парень со Снежной реки и другие стихотворения» (англ. The Man from Snowy River and Other Verses), в котором псевдоним был раскрыт.
В 1899 году Патерсон нанялся на работу корреспондентом в газету «Sydney Morning Herald» и поехал в Южную Африку, откуда передавал репортажи об Англо-бурской войне. Затем он отправился в Китай для освещения Боксёрского восстания, но к моменту его прибытия восстание уже закончилось. Вернувшись через Лондон в Сидней, Патерсон некоторое время путешествовал по Австралии, читая лекции о своём южноафриканском опыте. В 1903 году он женился на Элис Эмили Уокер (англ. Alice Emily Walker). У них было двое детей, Грейс (1904) и Хью (1906).
В дальнейшем Патерсон был редактором газеты «Sydney Evening News», затем «Town and Country Journal». Во время Первой мировой войны отправился в Европу, работал водителем во Франции и в тыловых австралийских частях в Египте. По возвращении в Австралию стал зарабатывать на жизнь литературной деятельностью. Выпустил три сборника стихов — кроме уже упоминавшегося, «Парень со Снежной реки и другие стихотворения», ещё англ. Rio Grande's Last Race and Other Verses (1902) и англ. Saltbush Bill J.P. and Other Verses (1917). Все три были переизданы в 1921 году в одном томе. Он также опубликовал два романа — англ. An Outback Marriage (1906) и англ. The Shearer's Colt (1936), сборник рассказов англ. Three Elephant Power and Other Stories (1917) и книгу воспоминаний англ. Happy Dispatches (1934).
Эндрю Бартон Патерсон умер от инфаркта в Сиднее 5 февраля 1941 года. Похоронен в Сиднее.
Творчество
Банджо Патерсон в первую очередь известен своими балладами, действие которых происходит в австралийском буше (для этого жанра, главным представителем которого является Патерсон, даже есть специальный термин — баллады буша, англ. Bush ballads). Героями баллад, написанных от первого и третьего лица, являются фермеры и охотники. Баллады эти были и остаются чрезвычайно популярными. Патерсон может считаться самым известным австралийским поэтом всех времён. По оценкам журнала «London Literary Yearbook», дебютный сборник Патерсона, «Парень со Снежной реки и другие стихотворения», прочло больше людей, чем любого другого англоязычного автора, за исключением Редьярда Киплинга[2]. Творчество Патерсона подвергалось критике, прежде всего его соотечественником Генри Лоусоном за простоту мотивов и идеализацию сельской жизни городским жителем. Патерсон написал ответ Лоусону, в котором, в свою очередь, оценил произведения последнего как мрачные и пессимистичные.
Баллады традиционно возникали в пограничных областях, при освоении новых земель. Баллады Патерсона следуют этой же традиции и представляют читателю пионеров, осваивающих мир австралийского буша.
При всей огромной популярности, Патерсона нельзя назвать полностью успешным поэтом. Многие его произведения рассматриваются как недостаточно отшлифованные и как разочаровывающие. С другой стороны, лучшие баллады Патерсона находятся на слуху у австралийцев, многие строки стали нарицательными.
Напишите отзыв о статье "Патерсон, Эндрю Бартон"
Примечания
- ↑ [www.nla.gov.au/epubs/waltzingmatilda/ The National Library of Australia]
- ↑ The Works of Banjo Paterson, Wordsworth Poetry Library, Ware (Hertfordshire), 1995, c. VII, ISBN 1-85326-430-X
Ссылки
- The Works of Banjo Paterson, Wordsworth Poetry Library, Ware (Hertfordshire), 1995, ISBN 1-85326-430-X
- Банджо Патерсон в английской Викитеке
- [gutenberg.net.au/dictbiog/0-dict-biogP-Q.html#paterson1 Биография, Dictionary of Australian Biography]
- Clement Semmler. [www.adb.online.anu.edu.au/biogs/A110158b.htm Paterson, Andrew Barton (Banjo) (1864 — 1941)]. Australian Dictionary of Biography, Volume 11 pp 154-157. Melbourne University Press (1988). Проверено 3 апреля 2008. [www.webcitation.org/66W4lI1CW Архивировано из первоисточника 29 марта 2012].
- [www.ipiran.ru/~shorgin/lawson.htm#02 Стихотворение «Конь священника Райли»]
Отрывок, характеризующий Патерсон, Эндрю Бартон
– С книгами графскими.– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.