Патон, Джозеф Ноэль

Сэр Джозеф Ноэль Патон (англ. Sir Joseph Noel Paton; 13 декабря 1821, Данфермлин, Файф — 26 декабря 1901, Эдинбург) — шотландский художник.

Жизнь и творчество

Родился в семье ткачей, делавших ткани из бархата и торговавшие ими. Некоторое время Дж. Н. Патон также занимался этим делом. Однако увлечение живописью привело молодого человека в Лондон, где он в 1843 году поступил в Королевскую академию художеств.

Свои произведения Дж. Н. Патон создал в стиле прерафаэлитов. Главные темы его творчества — исторические и литературные сюжеты, а также легенды, сказки. Писал также религиозные и аллегорические полотна. Его первое замеченное общественностью полотно — «Руфь сеет пшеницу» — была выставлена в Королевской шотландской академии в 1844 году. Две его наиболее известных картины — «Ссора Оберона и Титании» (1846) и «Примирение Оберона и Титании» (1847) — хранятся в Шотландской национальной галерее.

В 1847 году художник стал членом-корреспондентом, а в 1850 — действительным членом Королевской шотландской академии. В 1858 году он вступил в брак с Маргарет Фурье, в котором родилось семеро детей. В 1867 году королева Виктория возвела мастера в дворянское достоинство. В 1878 году стал доктором права Эдинбургского университета.

In memoriam

Под влиянием событий в Индии в 1857 году, когда там происходило восстание местного населения против британских властей (восстание сипаев), Дж. Н. Патон на летней выставке в Королевской академии выставил свою картину «In memoriam» («Помните!»), на которой изобразил небольшую, съёжившуюся от страха группу женщин, к которым приближаются восставшие сипаи. В это время в прессе Великобритании сообщалось о критическом положении окружённых в городе Канпур англичанах, о жестоком избиении индийцами европейцев (резня в Бибигаре), и в связи с этим реакция зрителей на полотно Патона оказалась настолько острой и отчаянной, что художник принял решение переписать свою картину. Вместо сипаев он на ней изобразил солдат Шотландского полка, спасающих несчастных, а само полотно переименовал в «In Memoriam, Henry Havelock» («Памяти Генри Гавелока» — английского офицера, активно участвовавшего в снятии осады с Канпура).

Галерея

• Joseph Noel Paton Oberon and the Mermaid JKAM.jpg

  Оберон и его невеста (1888)

• Joseph Noel Paton Hesperus.jpg

  Геспер (1857)

• Joseph Noel Paton - Dante Meditating.jpg

  Размышления Данте (1852)

• Joseph Noel Paton Sir Galahad JKAM.jpg

  Сэр Галахад

• Joseph Noel Paton - The Murder of Paolo and Francesca.jpg

  Убийство Паоло и Франчески

• Joseph Noel Paton - The Reconciliation of Titania and Oberon.jpg

  Примирение Оберона и Титании (1847)

Отрывок, характеризующий Патон, Джозеф Ноэль

– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.