Патриа (корабль)
«Патриа» (фр. Patria) — пассажирский океанский лайнер французской постройки. Был потоплен на рейде Хайфы 25 ноября 1940 года в результате взрыва бомбы, подложенной членами еврейской военизированной организации «Хагана». В момент взрыва на корабле находилось 1800 нелегальных еврейских иммигрантов из Европы, которых британские власти хотели переправить на Маврикий и Тринидад. В результате затопления корабля погибло от 250 до 267 иммигрантов.
Предшествующие события
В 1940 году нацисты поощряли иммиграцию евреев из Европы. Комитет по высылке евреев из Европы, действующий под руководством Адольфа Эйхмана, зафрахтовал три корабля: «Милос», «Пасифик» и «Атлантик». В румынском порту Тулча корабли взяли на борт 3600 еврейских беженцев из Вены, Данцига и Праги. Нацисты пытались избавиться от еврейского населения и в то же время навредить англичанам, которые после 1939 года ограничили еврейскую иммиграцию из-за арабского восстания в Палестине[1].
Когда корабли прибыли в Палестину в ноябре 1940 года, они были перехвачены британскими ВМС и доставлены на рейд в Хайфе. Британский Верховный Комиссар в Палестине сэр Гарольд Макмайкл издал постановление, согласно которому все нелегальные беженцы должны быть переправлены на острова Маврикий в Индийском океане и на Тринидад в Карибском море. Предполагалось что 100 пассажиров сойдут на берег в Суэце, так как они хотели вступить в чехословацкую армию в составе сил союзников.
Беженцев стали перемещать на корабль «Патриа», который представлял из себя океанский лайнер, ранее принадлежал Франции и был захвачен англичанами в Хайфе после вторжения Германии во Францию. На «Патрию» переместили большинство беженцев с «Милоса» и «Пасифика» и незначительную часть беженцев с «Атлантики», который добрался до Хайфы только 24 ноября.[2].
Взрыв
«Хагана» стремилась воспрепятствовать депортации прибывших беженцев из Палестины и решила привести корабль в негодность. Было решено подложить бомбу, чтобы испортить двигатели. Однако, согласно версии исполнителей, последствия взрыва были просчитаны неверно и в днище корабля была пробита огромная дыра. Взрыв произошёл в 10 часов утра 25 ноября 1940 года. Сразу после взрыва все находившиеся в порту бросились на спасение еврейских иммигрантов, среди них были арабы, британские солдаты и полицейские. Невзирая на все попытки, спасателям не удалось разгерметизировать нижние трюмы, и люди, включая женщин и детей, остались в ловушке. Корабль затонул в течение 15 минут. Большинство пассажиров удалось спасти, но от 250 до 267 человек погибли. Погибшие были похоронены в Зихрон Яакове, неподалёку от Хайфы, некоторые были погребены в безымянных могилах. Дети, потерявшие при взрыве своих родителей, были отданы в приют, названный Мосад («учреждение» или «основа, устой»).[3]
Последствия
Британские власти позволили выжившим пассажирам остаться в Палестине на гуманитарных основаниях. Сперва они были помещены в лагерь для иммигрантов в Атлите, но в последующем их оттуда выпустили. Пассажиры корабля «Атлантик» были перевезены на Маврикий. После войны, после того как им было разрешено покинуть лагерь беженцев, около 80 % из них переехало в Палестину.
Сначала предполагалось, что взрыв подготовила группа «Иргун», однако позже выяснилось, что его устроили члены «Хаганы»[1].
Напишите отзыв о статье "Патриа (корабль)"
Примечания
См. также
Ссылки
- B. Wasserstein, Britain and the Jews of Europe.
- D. Ofer, The Rescue of European Jewry and Illegal Immigration to Palestine in 1940. Prospects and Reality: Berthold Storfer and the Mossad le’Aliyah Bet. Modern Judaism, Vol. 4, No. 2 (1984) 159—181.
- [college.hmco.com/history/readerscomp/ships/html/sh_069300_patria.htm History of the Patria vessel]
- «[www.jewishmag.com/46mag/patria/patria.htm The Story of the S/S Patria]», by Eva Feld. Some quotations from relevant memoirs.
- [www.es-conseil.fr/pramona/patria.htm Photos of the Patria] (фр.)
Отрывок, характеризующий Патриа (корабль)
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:
«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]
«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.
