Паукер, Герман Егорович

Герман Егорович Паукер
Место рождения:	Митава
Место смерти:	Санкт-Петербург
Страна:	Российская империя Российская империя
Научная сфера:	механика, строительство
Альма-матер:	Санкт-Петербургское инженерное училище
Научный руководитель:	С. В. Кербедз
Награды и премии:

Ге́рман Его́рович Па́укер (12 (24) октября 1822, Митава — 29 марта (10 апреля) 1889, Санкт-Петербург) — русский механик и военный инженер, известный строитель, почётный член Петербургской академии наук. Генерал-лейтенант инженерной службы, в течение четырёх месяцев (ноябрь 1888 — март 1889 гг.) — министр путей сообщения России.

Биография

Родился 12 октября 1822 г. в Митаве в семье математика и астронома Магнуса Георга Паукера.

В 1838 году поступил в Главное инженерное училище в Санкт-Петербурге и в 1842 году окончил его старший офицерский инженерный класс; произведён в полевые инженеры поручиком с оставлением при училище репетитором математики. Учителем Паукера по Главному инженерному училищу был С. В. Кербедз.

В 1847 году был командирован в Германию и Францию для стажировки в математике и практической механике. В 1853 году назначен адъюнкт-профессором Николаевской инженерной академии, в 1860 году — инспектором классов Императорского училища, а в 1866 году — профессором механики; занимал эту должность до 1882 года. Читал лекции по строительному искусству и механике в Петербургском технологическом институте (1872—1879 гг.).

За всё это время строительная и инженерная деятельность Г. Е. Паукера не прекращалась (причём он занимался как портовым, так и гражданским строительством). В 1850 году он принимал участие в работах по строительству крепостей в Киеве и Бобруйске, а в 1856 году командирован в распоряжение генерала Э. И. Тотлебена и производил обширные работы по усилению Кронштадта временными укреплениями, после чего был назначен состоять при великой княжне Марии Александровне генерал-инспектором по инженерной части, где принимал участие в рассмотрении всех технических дел и проектов. В 1858 году командирован на южный берег Крыма для сбора подробных сведений о строительных материалах и для съёмки местности, берегов и дна Керчь-Еникальского пролива и составления программы укрепления Керчи. В 1859 году Г. Е. Паукер был назначен производителем в комитет, рассматривавший состояние укреплений на побережьях Балтийского и Чёрного морей. Около 1870 года им спроектирован и построен в Кронштадте скрывающийся станок для 11-дюймового орудия, а во время русско-турецкой войны 1877—1878 годов в октябре 1877 года были спроектированы башни-устои для береговых частей наплавного моста через Дунай (который предполагалось построить между городами Турну-Мэгуреле и Никополом). В 1857—1882 гг. Паукер состоял членом строительной конторы Министерства императорского двора и выполнил ряд крупных работ (в числе которых: устройство железного купола над церковью Царскосельского дворца, сооружение деревянных стропил пролётом более 13 саженей с подвесным потолком для большого манежа лейб-гвардии Конного полка и ряд других).

В 1882 году, будучи уже заслуженным профессором инженерной академии, Паукер назначается членом Военного совета. 7 декабря того же года Петербургская академия наук избрала его своим почётным членом. Как член Военного совета, Паукер работал главным образом по устройству казарм, в качестве председателя комиссии он осматривал и оценивал Закаспийские железные дороги. Кроме того, Паукер активно занимался вопросами, касавшимися многих российских портов, улучшения водной системы и некоторых железных дорог. Он также участвовал в постройке Николаевского моста через Неву, устроил леса для ремонта шпиля Петропавловского собора, восстановил гранитный монолит Александровской колонны, разработал проект башни для нового 30-дюймового рефрактора Пулковской обсерватории (1883—1884 гг.), участвовал и во многих других менее важных работах. Современники отмечали безукоризненную честность Г. Е. Паукера и его постоянную готовность оказания помощи окружающим.

7 ноября 1888 г. Г. Е. Паукер был назначен министром путей сообщения России, но этот пост занимал всего несколько месяцев — 29 марта 1889 г. он умер. Похоронен на Смоленском лютеранском кладбище.

По завещанию обширная библиотека Паукера была передана в дар Николаевской инженерной академии.

Научная деятельность

Основные исследования Г. Е. Паукера относятся к строительной механике; в частности, он стал одним из основоположников учения о строительных материалах.

На основе принципа возможных перемещений Паукер разработал метод расчёта сводов, который получил широкое распространение в России. Этот метод изложен в его статье «О проверке устойчивости цилиндрических сводов» (1849).

Применяя кинематические методы к расчёту сводов, Г. Е. Паукер выяснил условия их устойчивости, разработал метод графического расчёта арок. Предложил теорию необходимой глубины заложения фундамента. Внёс существенный вклад в механику грунтов.

Комиссия, возглавляемая Г.Е. Паукером, отвергла идею А.Ф. Можайского о создании летательного аппарата (modelist-konstruktor.com/novosti/ya-zhelal-byt-poleznym-svoemu-otechestvu)

Научные труды Паукера при его жизни публиковались редко. Главный его труд — книга «Строительная механика. Курс Николаевской инженерной академии» (СПб., 1891) — вышла в свет уже после кончины автора благодаря трудам профессора В. Л. Кирпичёва. Эта работа заслужила высокую оценку специалистов и долгое время считалась классическим трудом в своей области, отличаясь исключительной ясностью и простотой изложения предмета.

Уже после смерти Г. Е. Паукера была опубликована («Журнал Министерства путей сообщения», 1889 г., № 40) составленная им в 1857 году пояснительная записка к проекту морской батареи.

Литература

• [vivaldi.nlr.ru/bx000010293/view#page=863 Паукер Герман Егорович] // Список генералам по старшинству. Исправлено по 20-е января. — СПб.: Военная типография, 1867. — С. 838.
• [vivaldi.nlr.ru/bx000010381/view#page=199 Паукер Герман Егорович] // Список генералам по старшинству. Исправлено по 1-е мая. — СПб.: Военная типография, 1888. — С. 171.
• Боголюбов А. Н.  Математики. Механики. Биографический справочник. — Киев: Наукова думка, 1983. — 639 с.
• Житков С. М. Паукер, Герман Егорович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• История механики в России / Под ред. А. Н. Боголюбова, И. З. Штокало. — Киев: Наукова думка, 1987. — 392 с.
• Паукер, Герман Егорович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.bibliophika.ru/book.php?book=1693 Паукер, Герман Егорович] // Военная энциклопедия. Т. 18. — Пг.: Типография т-ва И. Д. Сытина, 1915. — 358 с. — С. 21.

Отрывок, характеризующий Паукер, Герман Егорович

– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.