Лангерганс, Пауль
| Пауль Лангерганс | |
| Paul Langerhans | |
 | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
| Научный руководитель: | |
| Известен как: |
учёный, открывший островки Лангерганса |
Па́уль Лангерга́нс (нем. Paul Langerhans; 25 июля 1849, Берлин — 20 июля 1888, Фуншал, Мадейра) — немецкий анатом и гистолог.
Содержание
Биография
Родился в семье доктора медицины Пауля Лангерганса-старшего (1820—1909) и его супруги Анны (в девичестве Кейбел).
Лангерганс-старший был известным врачом и общественным деятелем, возглавлявшим Берлинский городской совет; он также являлся другом выдающегося ученого Рудольфа Вирхова.
Анна Лангерганс скончалась от туберкулеза в 1853 г., оставив супругу трех детей: Пауля и его младших сестер Элизу и Гертруду. От второго брака Лангерганса-старшего у Пауля появились двое братьев: Рихард Фридрих (стал врачом и практиковал в Берлине) и Эрнст Роберт (стал ассистентом Вирхова, затем возглавил кафедру патологоанатомии).
Закончив берлинскую гимназию «Das Graue Kloster», Пауль в 1865 г. начал изучать медицину в университете Йены, затем перевелся в университет Фридриха Вильгельма в Берлине, где и завершил своё медицинское образование. Одним из его наставников был выдающийся физиолог и патологоанатом Рудольф Вирхов (1821—1902), с которым у Лангерганса-младшего, как и у его отца, сложились дружеские отношения. В студенческие годы (1867—1868) Пауль изучает в лаборатории Вирхова иннервацию наружного кожного покрова — эти исследования были затем описаны Лангергансом в его первой научной работе «Ueber die Nerven der Menschlichen Haut» (опубликована в 1868 г. в ведущем медицинском журнале «Вирховский Архив»). Он обнаружил звездчатые тела, имеющие сходство с нервными клетками; их иммунологическая функция была выяснена спустя столетие: особый вид дендритных клеток, проводящих нервный импульс. Впоследствии они получили название «клетки Лангерганса».
Изучением структуры поджелудочной железы молодой ученый занимался при подготовке докторской диссертации, которую защитил 18 февраля 1869 г. (название работы: «Beitrage zur mikroskopischen Anatomie der Bauchspeicheldruse»). Им была описана микроскопическая структура железы, где среди основной ткани были рассеяны «маленькие клетки почти однородного содержимого, многоугольной формы, с круглыми ядрами без нуклеолей, большей частью расположенные вместе парами или небольшими группами» (цитата из диссертационной работы). Их функция долгое время оставалась неизвестной, и лишь через три-четыре десятилетия было установлено, что эти образования продуцируют гормоны (и, в частности, инсулин). Название «островки Лангерганса» предложил в 1893 г. французский физиолог Г. Э. Лагусс.
Завершив медицинское образование, Лангерганс отправляется в 1869 г. в Египет, Палестину, Сирию в составе экспедиции знаменитого немецкого географа Генриха Киперта (1818—1899). На Востоке он ведет антропологические исследования, изучает проказу. Вернувшись на родину перед началом франко-прусской войны, он призывается осенью 1870 г. на годичную военную службу, местом которой стал полевой лазарет во Франции. В 1871 г., после окончания войны, он получил место преподавателя патологоанатомии во Фрайбургском университете, затем должность приват-доцента и, наконец, профессора. В 1874 г. его академическая карьера была прервана тяжелой болезнью — туберкулёзом. В поисках исцеления Лангерганс едет в Швейцарию и Италию, а в октябре 1875 г. переселяется на остров Мадейра, где его недуг удалось стабилизировать.
Обосновавшись в Фуншале, столице острова, он возобновил свои научные занятия, избрав новую тему: зоология морских беспозвоночных. Эта работа стала его третьим вкладом в науку — в 1887 г., во время последнего визита на родину, Лангерганс сделал доклад о своих исследованиях на заседании Королевской академии в Берлине. Он также занимался медицинской практикой в Фуншале и изучал влияние климата Мадейры на туберкулёзных больных, публикуя статьи в «Вирховском Архиве». В 1885 г. он женился на Маргарите Эберт, которая вскоре подарила ему дочь.
Осенью 1887 г. у Пауля Лангерганса началась прогрессирующая почечная недостаточность. Он скончался 20 июля 1888 г. и был похоронен на церковном кладбище в Фуншале.
Именем Лангерганса названы
- островки Лангерганса, составляющие эндокринную часть поджелудочной железы;
- клетки Лангерганса — клетки кожи, отвечающие за иммунный ответ.
Лангерганс опубликовал следующие работы
- «Ueber die Nerven der menschlichen Haut» (1868)
- «Ueber den feineren Bau der Bauchspeicheldrüse» (1869)
- «Ueber den Bau der sympathischen Ganglienzellen» (1872).
Напишите отзыв о статье "Лангерганс, Пауль"
Примечания
Литература
- Михаил Ахманов. «Пауль Вильгельм Генрих Лангерганс». Журнал «Диабет. Образ жизни» № 3/2013.
- Х.Астамирова,М.Ахманов. Настольная книга диабетика. Пятый вариант. — М.: Эксмо, 2010. — 7 000 экз. — ISBN 978-5-699-42830-4.
- Х.Астамирова,М.Ахманов. Большая энциклопедия диабетика. — М.: Эксмо, 2003. — 5 000 экз. — ISBN 5-699-04606-2.
- А. В. Железнякова «Поль Лангерганс. 140 лет открытия островков поджелудочной железы». Журнал «Сахарный диабет» № 2/2009
- A.Sakula «Paul Langerhans (1847—1888): a centenary tribute», «Journal of the Royal Society of Medicine», volume 81, Jule 1988 (биографическая статья по случаю столетия со дня смерти Лангерганса).
- R.Maarten Ereler, Arty R.Zantinga, Max J.Coppes «Paul Langerhans Jr. (1847—1888): A Short Life, Yet Two Eponymic Legacies», «Medical and Pediatric Oncology», volume 22, 1994.
- Emily Shafer «Paul Langerhans Jr. — the man behind two medical eponyms», «Endocrine Today», July 2008.
- S.Jolles «Paul Langerhans», «Journal of Clinical Pathology», volume 55, April 2002.
- При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
Отрывок, характеризующий Лангерганс, Пауль
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
