Пауэр, Ромина

Ромина Пауэр Romina Power
Ромина Пауэр в 1969 году
Основная информация
Дата рождения	2 октября 1951(1951-10-02) (72 года)
Место рождения	Лос-Анджелес, США
Годы активности	1965 — наст. время
Страна	Италия Италия, США США
Профессии	певица, актриса
Жанры	поп
Сотрудничество	Аль Бано
[www.rominapower.it/ www.rominapower.it/]

Роми́на Франче́ска Па́уэр (англ. Romina Francesca Power; род. 2 октября 1951) — американо-итальянская певица, актриса и художница, бывшая супруга Аль Бано.

Биография

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Ромина Пауэр родилась в Лос-Анджелесе в семье популярного американского актёра Тайрона Пауэра и его второй жены, актрисы Линды Кристиан. После развода родителей Ромина с сестрой Тарин осталась с матерью, при этом много путешествуя по миру, но главным образом проживая в Мексике и Италии, где и прошло её детство. Образование Ромина Пауэр получила в одном из колледжей Великобритании.

На её увлечение музыкой в детстве повлияли американские мюзиклы 1950-х годов и мариачи. Свою первую песню Ромина Пауэр написала в подростковом возрасте, после того, как ей на день рождения подарили гитару. В то же время она дебютировала на киноэкранах, снявшись в нескольких европейских кинофильмах, среди которых драма Хесуса Франко «Жюстина, или Несчастья добродетели» (1969), где актриса снялась обнаженной. В 1967 году на съёмках одного из фильмов Ромина Пауэр познакомилась с итальянским певцом Альбано Карризи, за которого три года спустя вышла замуж.

Карьера в дуэте с Аль Бано

В 1975 году супруги сформировали музыкальный дуэт, который в последующем стал очень популярен в странах Европы и Латинской Америки. Широкую интернациональную популярность дуэту принесли такие их песни, как: «Sharazan» (1981), «Felicita`» (1982), «Che angelo sei» (1982), «Ci sara» (первое место на фестивале в Сан-Ремо 1984), «Sempre, Sempre» (1986) и «Liberta`» (1987).

Всего Пауэр и Аль Бано записали совместно свыше двадцати успешных музыкальных альбомов, дважды заняв седьмое место на музыкальном конкурсе Евровидение в 1976 и 1985 годах и установив рекорд в марте 1982 года — одновременно четыре их песни в национальном хит-параде. В 1984 году с песней «Ci sara» они занимают первое место на фестивале в Сан-Ремо, где позже ещё дважды займут третье место (в 1987 и 1989 годах) и ранее, в 1982 году, с песней «Felicita» уже становились вторыми. В 1984 году дуэт совершает визит в Советский Союз, где был записан музыкальный фильм «Волшебная белая ночь» (итал. Una magica notte bianca). В 1985 году дуэту также была присуждена немецкая премия «Golden Globe» за альбом «Felicita`», проданный тиражом свыше 6 миллионов экземпляров в одной только Германии. До окончания совместной дискографии дуэта, в 1996 году, было продано 65 миллионов копий дисков.

В 1999 году Ромина Пауэр и Аль Бано развелись, одновременно распался и их дуэт. Аль Бано продолжил свою сольную певческую карьеру, а Ромина решила на время уйти из мира музыки. Но в 2013 году на 70-летии Аль Бано она снова выступила на сцене с юбиляром, позже они дали ещё пару концертов в дуэте.

Сольное творчество

В 2006—2007 годах Ромина проводила в Милане выставки своих картин. В 2007 году она купила дом в городе Седона в Аризоне и решила покинуть Италию. Причиной тому стало желание Ромины Пауэр утвердиться в качестве певицы и писателя, что она не могла осуществить в Италии, где она всегда воспринималась супругой Аль Бано, а также из-за постоянного преследования местных журналистов с вопросами о пропавшей дочери.

В октябре 2012 года в свет выходит альбом Ромины Пауэр «Da lontano» (Издалека) альбом, записанный ещё в 1998—1999 году.

В октябре 2013 года впервые за 14 лет Ромина выступила на одной сцене с Аль Бано. Она приняла участие в юбилейных концертах Аль Бано, приуроченных к его 70-летию в концертном зале «Крокус Сити Холл» в Москве.

С 2014 года Ромина Пауэр и Аль Бано периодически выступают вместе.

Личная жизнь

В 1970—1999 годах состояла в браке с итальянским певцом Альбано Карризи. У супругов родилось четверо детей: сын Иари (род. 1973) и три дочери — Иления (род. 1970), Кристел (род. 1986) и Ромина (род. 1987). Старшая дочь Иления Карризи пропала 6 января 1994 года при загадочных обстоятельствах в Новом Орлеане, и до настоящего времени о её местонахождении ничего не известно. Две младшие дочери, Кристел и Ромина, связали свою карьеру с шоу-бизнесом.

Ссылки

• [www.rominapower.it/ Официальный сайт] (итал.)
• Ромина Пауэр (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.albanoromina.jimdo.com Русский сайт Ромины Пауэр и Альбано]

Музыка   Персоналии   Женщина   Италия   США

Отрывок, характеризующий Пауэр, Ромина

– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.