Певень, Алексей Ильич

Алексей Ильич Певень
Дата рождения	18 февраля 1919(1919-02-18)
Место рождения	д. Бугриновка, Каинский уезд, Томская губерния, РСФСР
Дата смерти	15 апреля 1969(1969-04-15) (50 лет)
Место смерти	с. Пилкино, Кустанайская область, Казахская ССР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	артиллерия
Годы службы	1939—1946
Звание	старшина
Часть	Калининский фронт 837-й стрелковый полк 238-й стрелковой дивизии
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Алексей Ильич Певень (1919—1969) — советский военнослужащий. В Рабоче-крестьянской Красной Армии и Советской Армии служил с октября 1939 по июль 1946 года. Участник Великой Отечественной войны. Полный кавалер ордена Славы. Воинское звание — старшина.

Биография

До войны

Алексей Ильич Певень родился 18 февраля 1919 года в деревне Бугриновка Каинского уезда Томской губернии Государства Российского (ныне деревня Чистоозёрного района Новосибирской области Российской Федерации) в семье рабочего. Русский. Окончил семь классов неполной средней школы. До призыва на военную службу работал управляющим одного из отделений колхоза «Новая жизнь».

На фронтах Великой Отечественной войны

В ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии А. И. Певень был призван Чистоозёрным районным военкоматом Новосибирской области в октябре 1939 года. Служил в артиллерийской части, до войны окончил школу младших командиров. В действующей армии А. И. Певень с 1941 года, с того же времени участвовал в боях на Калининском фронте в должности командира приборного отделения артиллерийской батареи. В 1942 году был принят в члены ВКП(б). В начале марта 1943 года с пополнением был направлен в 238-ю стрелковую дивизию, которая понесла в боях большие потери, и был зачислен наводчиком орудия батареи 76-миллиметровых пушек 837-го стрелкового полка. В составе своего подразделения участвовал в мартовских боях за город Белый, в ходе которых дивизия, укомплектованная в основном необстрелянными новобранцами, показала низкую боеготовность и к концу марта была выведена в резерв, а затем переброшена под Тулу, где до лета 1943 года вела напряжённую боевую учёбу.

Летом 1943 года сержант А. И. Певень сражался на Брянском фронте. Участвовал в Орловской операции Курской битвы, освобождал город Карачев и Брянский промышленный район. К концу 1943 года Алексей Ильич получил звание старшего сержанта. Зимой-весной 1944 года 238-я стрелковая дивизия генерал-майора И. Д. Красноштанова вела напряжённые бои в Могилёвской области Белорусской ССР, безуспешно пытаясь выйти на рубеж реки Днепр в районе города Быхова. В бою за опорный пункт немецкой обороны деревню Смолицу Быховского района наводчик 76-миллиметровой пушки старший сержант А. И. Певень меткими выстрелами уничтожил пулемётную точку и мелкокалиберную пушку противника, за что был награждён своей первой боевой наградой — медалью «За отвагу». В мае 1944 года 50-я армия, в состав которой входила 238-я стрелковая дивизия, была подчинена 2-му Белорусскому фронту и переориентирована на могилёвское направление. Старший сержант Певень уже в должности командира артиллерийского орудия отличился во время Могилёвской операции стратегического плана «Багратион».

Орден Славы III степени

23 июня 1944 года советские войска начали крупномасштабное наступление в Белоруссии. Пока войска 2-го Белорусского фронта взламывали немецкую оборону на реке Проне, 837-й стрелковый полк подполковника А. К. Разумова, совершив 50-километровый ночной переход, ранним утром 25 июня неожиданно для противника форсировал реку Басю севернее города Чаусы и, опрокинув боевые порядки противника, глубоко вклинился в его оборону. При прорыве сильно укреплённой и глубокоэшелонированной обороны врага полк мог рассчитывать лишь на собственную полковую артиллерию, и артиллеристы сделали всё возможное для продвижения своих стрелковых подразделений. В бою за опорный пункт немцев деревню Темровичи 26 июня орудие старшего сержанта А. И. Певеня уничтожило 2 пулемётные точки и до 20 солдат неприятеля, чем способствовало взятию населённого пункта и прорыву тактической обороны немцев на всю глубину. Стремительного наступление полка на могилёвском направлении сыграло важную роль в освобождении города Чаусы. 27 июня 1944 года Алексей Ильич со своими бойцами одним из первых переправился через Днепр в районе Могилёва, и огнём орудия прикрыл переправу основных сил полка, а затем, двигаясь в боевых порядках пехоты, обеспечил их продвижение к городу. В уличных боях за Могилёв 28 июня расчёт Певеня неоднократно выдвигался на открытую позицию, чтобы подавить огневые средства врага и ликвидировать узлы его сопротивления. Точным артиллерийским огнём он уничтожил 5 пулемётов, пушку и до 70 солдат и офицеров вермахта. Умелая и самоотверженная работа артиллеристов обеспечила успех стрелковых подразделений в условиях городского боя. Преследуя отступающего врага и ведя бои с его арьергардом, артиллеристы и пехотинцы настигли одну из вражеских колонн. Открыв ураганный огонь по противнику, расчёт старшего сержанта А. И. Певеня отсёк хвост колонны, в результате чего 37 немецких солдат были взяты в плен. За доблесть и мужество, проявленные при освобождении города Могилёва приказом от 9 августа 1944 года Алексей Ильич был награждён орденом Славы 3-й степени (№ 106305).

Орден Славы II степени

После освобождения Могилёва 238-я стрелковая дивизия принимала участие в операции по окружению крупной группировки противника восточнее Минска, а после её ликвидации была переброшена в Западную Белоруссию. После ожесточённых сражений под Гродно она в составе 49-й армии продолжила наступление общим направлением на Ломжу и 5 августа завязала бои за город Кнышин, где противник сосредоточил мощную группировку. 6 августа части 49-й армии выбили противника из Кнышина. Немцы яростно контратаковали и на отдельных участках смогли потеснить советские войска, но части 238-й дивизии стойко удерживали занимаемые рубежи и всякий раз вынуждали неприятеля откатываться на исходные позиции с большими потерями. При отражении натиска противника 9 августа 1944 года расчёт орудия старшего сержанта А. И. Певеня находился в боевых порядках пехоты и вёл губительный огонь по вражеской пехоте, уничтожив до 90 военнослужащих вермахта. В самый напряжённый момент боя Алексей Ильич выдвинул свою 76-миллиметровую пушку на прямую наводку и меткими выстрелами поразил 5 огневых точек немцев, 1 артиллерийское орудие и 3 повозки с боеприпасами. При этом командир орудия был ранен, но остался в строю до полного выполнения боевой задачи. Мужество и стойкость артиллеристов способствовали отражению контратак противника и удержанию занятых рубежей. За отличие в боях за город Кнышин приказом от 13 октября 1944 года старший сержант А. И. Певень был награждён орденом Славы 2-й степени (№ 8620).

Орден Славы I степени

Ранение оказалось лёгким, и Алексей Ильич быстро вернулся в строй. До конца 1944 года его 837-й стрелковый полк занимал позиции на левом берегу реки Нарев южнее Остроленки. К началу 1945 года А. И. Певеню было присвоено воинское звание старшины. 14 января 1945 года в рамках Млавско-Эльбингской операции он со своим расчётом форсировал водную преграду и огнём орудия способствовал прорыву немецкой обороны. Развивая наступление к границам Восточной Пруссии, 837-й стрелковый полк под командованием подполковника А. В. Тарусина 20 января вышел на подступы к станции Парцяки (Stacja Parciaki). Имевшие задачу удерживать станцию любой ценой, немецкие части оказывали ожесточённое сопротивление. Несмотря на шквальный пулемётный огонь противника, старшина А. И. Певень выдвинул своё орудие на прямую наводку и точными выстрелами уничтожил 4 пулемётные точки, обеспечив продвижение вперёд стрелковых подразделений. Находясь со своим орудием в передовых частях пехоты, старшина Певень первым ворвался на станцию и меткой стрельбой продолжал разить врага. В бою за станцию Парцяки Алексей Ильич со своими бойцами истребил до 70 солдат и офицеров неприятеля, чем способствовал выполнению полком боевой задачи.

22 января части 49-й армии вступили на территорию Германии, создав угрозу тылам немецкой группировки, оборонявшейся в районе Мазурских озёр. Противник вынужден был начать отвод своих войск с долговременной оборонительной линии и одновременно усиливать свои фланги. 23 января в районе деревни Кипаррен 837-й стрелковый полк столкнулся с яростным сопротивлением врага. В ходе штурма опорного пункта вражеской обороны расчёт старшины Певеня действовал смело и решительно: обеспечивая продвижение стрелковых частей, артиллеристы уничтожили 3 пулемётные точки, 4 повозки с военным имуществом, 1 наблюдательный пункт и до 40 солдат и офицеров. Действия артиллерийского расчёта во многом способствовали взятию полком населённого пункта. За образцовое выполнение боевых заданий командования в ходе Млавско-Эльбингской операции 8 февраля 1945 года командир полка подполковник А. В. Тарусин представил старшину А. И. Певеня к ордену Славы 1-й степени. Высокая награда за номером 982 была присвоена Алексею Ильичу указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1945 года.

На завершающем этапе войны

В результате успешного завершения Млавско-Эльбингской операции крупная группировка противника была блокирована в Хейльсбергском укреплённом районе юго-западнее Кёнигсберга. До марта 1945 года старшина А. И. Певень в составе своего подразделения участвовал в операции по её ликвидации, в том числе в штурме крупного опорного пункта противника города Теервиша. В начале марта 238-я стрелковая дивизия была переброшена в Померанию и в ходе Восточно-Померанской операции участвовала в штурме города Данцига. После ожесточённых боёв 26 марта части дивизии вышли на западную окраину города. 27 числа в районе населённого пункта Легштрисс орудие старшины Певеня, расчищая путь своей пехоте, прямой наводкой уничтожило 2 станковых пулемёта, машину с боеприпасами и до 10 немецких автоматчиков, засевших в домах. 28 марта штурмовая группа, в составе которой действовал расчёт Певеня, вышла на берег Мёртвой Вислы. Алексей Ильич со своими бойцами первым форсировал водную преграду и, прикрывая переправу своей группы артиллерийским огнём, уничтожил 3 пулемётных гнезда и одно орудие, стоявшее на прямой наводке, а также вывел из строя до 40 солдат и офицеров противника. Однако силы были слишком неравными, и советским бойцам пришлось вернуться на левый берег. На следующий день при вторичном форсировании Мёртвой Вислы Певень выкатил своё орудие на набережную прямо к кромке воды и, прикрывая переправу пехоты, прямой наводкой уничтожил 2 пулемётных точки и до 20 солдат вермахта. При этом Алексей Ильич был ранен, но продолжал командовать расчётом, пока батальоны полка не вышли на берег Балтийского моря. 1 апреля 1945 года 837-й стрелковый полк полностью овладел морским портом Данцига и его окрестностями, где захватил большие трофеи.

К середине апреля 1945 года старшина А. И. Певень был уже в строю. В ходе Берлинской операции он участвовал в разгроме остатков немецкой группы армий «Висла», отброшенных в ходе Восточно-Померанской операции за Одер. Боевой путь Алексей Ильич завершил 4 мая 1945 года в городе Людвигслюст, где части 238-й стрелковой дивизии встретились с союзными англо-американскими войсками.

После войны

После окончания Великой Отечественной войны А. И. Певень продолжал службу в должности старшины батареи своего полка до июля 1946 года. После демобилизации он некоторое время жил в городе Абакане, где работал начальником отделения связи. Затем переехал в Казахстан, в село Пилкино Ленинского района Кустанайской области. Трудился плотником на ферме совхоза «Суворовский». Умер Алексей Ильич 15 апреля 1969 года. Похоронен в селе Пилкино Узункольского района Костанайской области Республики Казахстан.

Награды

• Орден Отечественной войны 2-й степени (17.05.1945);
• орден Славы 1-й степени (10.04.1945);
• орден Славы 2-й степени (13.10.1944);
• орден Славы 3-й степени (09.08.1944).
• Медали, в том числе:

медаль «За отвагу» (13.04.1944);

медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Память

• Имя А. И. Певеня увековечено на аллее Героев в парке Победы города Костаная.
• Имя А. И. Певеня увековечено на аллее Героев у монумента Славы в Новосибирске.

Документы

• [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»].

[www.podvignaroda.ru/?n=39119029 Орден Отечественной войны 2-й степени].

[www.podvignaroda.ru/?n=46546405 Орден Славы 1-й степени].

[www.podvignaroda.ru/?n=46546279 Указ Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1945 года].

[www.podvignaroda.ru/?n=34377659 Орден Славы 2-й степени].

[www.podvignaroda.ru/?n=34741820 Орден Славы 3-й степени].

[www.podvignaroda.ru/?n=31412727 Медаль «За отвагу»].

Литература

• Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01883-9.
• Лобода В. Ф. Солдатская слава. Кн. 2. — М.: Военное издательство, 1967. — С. 253. — 352 с.
• Белан П. С., Попов А. В., Честнов С. И. Доблесть солдатская: очерки. — Алма-Ата: Казахстан, 1974. — С. 211—213. — 335 с.
• Погребняк Л. 9 декабря — День Героев Отечества // Кулундинская новь : газета Чистоозёрного района Новосибирской области. — 2013. — № 50 (7747). — С. 6.

Отрывок, характеризующий Певень, Алексей Ильич

– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.