Певец джаза

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Певец джаза (фильм, 1927)»)
Перейти к: навигация, поиск
Певец джаза
The Jazz Singer
Жанр

мюзикл
мелодрама

Режиссёр

Алан Кросланд

Автор
сценария

Альфред Кон
Самсон Рафаэльсон

В главных
ролях

Эл Джолсон
Мэй Макэвой
Уорнер Оулэнд

Оператор

Хэл Мор

Композитор

Луис Сильверс

Кинокомпания

Warner Bros.

Длительность

89 минут

Бюджет

422 000 долл. США

Сборы

$3 000 000

Страна

США США

Язык

Английский

Год

1927

IMDb

ID 0018037

К:Фильмы 1927 года

«Певе́ц джа́за» — музыкальный кинофильм. Став первым в истории полнометражным фильмом с использованием озвучивания синхронных реплик, он положил начало коммерческму превосходству звуковых фильмов в прокате и закат эпохи немого кино. Звук записан по технологии «Вайтафон». В главной роли снялся Эл Джолсон, исполнивший шесть музыкальных номеров. Премьера фильма состоялась 6 октября 1927 года[1].





Сюжет

Сюжет основан на пьесе Самсона Рафаэльсона. Юный Яша Рабинович, пренебрегая устоями своего благочестивого иудейского семейства, распевает популярные песенки в пивной. Когда отец, хаззан, наказывает его за это, Яша сбегает из дома. Через несколько лет он, называя теперь себя Джеком Робином, становится признанным певцом джаза. Он пытается построить карьеру эстрадного артиста, но его профессиональные стремления противоречат требованиям его дома и наследия.

Работа над фильмом

Съёмки обошлись в 422 тысячи долларов — крупная сумма даже для кинокомпании Warner Bros., редко тратившей больше 250 тысяч. Лишь две картины стоили больше: полностью немое «Морское чудовище» (англ. «The Sea Beast») (503 тыс.) и «Дон Жуан» (546 тыс.) с Джоном Берримором в главных ролях обеих. Тем не менее, издержки обусловили серьёзный риск, особенно в свете денежных затруднений компании: Гарри Уорнер перестал получать зарплату, а его дочь Дорис «вспоминала, что во время съёмок фильма „Певец джаза“ Гарри заложил драгоценности жены и переселил семью в небольшую квартиру».

Первый звуковой фильм

Хотя многие и более ранние ленты содержали звуковое сопровождение, их длительность не превышала длины одной стандартной части 10 минут. В 1921 году в Нью-Йорке был показан полнометражный фильм Д. Гриффита «Улица грёз» (англ. Dream Street), содержавший единственный песенный эпизод и шумы толпы. Показ фильма был предварён программой звуковых короткометражек, в том числе эпизодом, в котором Гриффит обращается напрямую к аудитории. Однако, сам фильм не содержал разговорных эпизодов. Подобным же образом ранние звуковые полнометражные картины компании Уорнер, выпущенные в 1926 году (например, «Дон Жуан»), содержали лишь синхронизированные музыкальные и шумовые эпизоды. Однако, в фильме «Певец джаза» помимо этого, включены многочисленные песенные эпизоды и несколько речевых. Основная часть реплик не озвучена, а снабжена интертитрами, как в классических немых картинах. В качестве юного Джеки Рабиновича, Джолсон исполнил две популярные песенки, его отец исполнил молитву «Кол нидрей», известный композитор Йоселе Розенблат в роли самого себя — другую религиозную мелодию. В качестве взрослого Джека Робина, Джолсон исполнил шесть песен, пять популярных джазовых мелодий и «Кол нидрей».

Звук для фильма записал звукоинженер Джордж Гроувз. В качестве режиссёра был приглашён Алан Кросланд, уже имевший опыт звукового производства по двум картинам: «Дон Жуан» и «Старый добрый Сан-Франциско», вышедшим в прокат, когда «Певец джаза» был в производстве.

Появление вокала Джолсона приходится на пятнадцатую минуту фильма. Первая речевая реплика — «Подождите, подождите, вы ещё ничего не слышали» (англ. Wait a minute, wait a minute, you ain’t heard nothin' yet) — стала впоследствии исторической, символизируя начало эры звукового кино[1]. Кроме того, она была визитной карточкой Джолсона: в ноябре 1918 года на гала-концерте, посвящённом окончанию Первой мировой войны, во время аплодисментов после выступления великого тенора Энрико Карузо, Джолсон выбежал на сцену и воскликнул: «Друзья, вы ещё ничего не слышали!» В целом, синхронных речевых эпизодов в фильме наберётся едва ли на две минуты. Большинство синхронных кадров вокального пения сняты средним и общим планами, когда несовпадение артикуляции почти незаметно.

В ролях

Награды и номинации

Награды

  • Почётный Оскар, 1929 г. — Специальная награда «за создание первой звуковой картины, произведшей революцию в отрасли».

Номинации

  • Оскар за лучший адаптированный сценарий, 1929 г.
  • Оскар за лучшие технические эффекты, 1929 г.

Значение

В фильме косвенно затрагиваются расовые и национальные неурядицы американского общества начала XX века. Главный герой, исполняя «музыку чернокожих» — джаз, вынужден выступать в гриме, чтобы походить на африканца, так как джаз являлся афроамериканским феноменом, и одновременно чтобы скрыть своё еврейское происхождение, опасаясь осуждения со стороны соотечественников. Надо сказать, что сам Эл Джолсон, урождённый Аса Йоэлсон, был знаменитым эстрадным артистом, сыном раввина, так что его персонаж во многом автобиографичен. Однако исполнительская манера Джолсона имела весьма опосредованное отношение к джазу — он был очень «белым» музыкантом.

С художественной же стороны фильм представляется довольно примитивным. «Певец», по сути, обычный немой фильм, в которой вставлено несколько номеров Эла Джолсона и пара синхронизированых диалогов, между которыми огромные «куски» немого кино. «Накатанные» съёмочные приёмы, совершенно «немое» воплощение ролей не позволяют поставить картину в ряд кинематографических шедевров. Тем не менее, первенство фильма в звуковом кинопроизводстве, и, в особенности, его невероятный прокатный успех (при бюджете 422 тысячи долларов фильм собрал в прокате 3,9 миллиона), подстегнули интерес других киностудий к скорейшему внедрению звуковых технологий, что вызвало звуковую революцию в американском, а затем и в мировом кинематографе. О потрясающем эффекте, который выход фильма «Певец джаза» произвёл на Голливуд, рассказано в классическом киномюзикле «Поющие под дождём» (1952).

В фильме Мартина Скорсезе «Авиатор (фильм, 2004)» Говард Хьюз, в исполнении Леонардо ДиКаприо, смотрит фильм «Певец джаза», после чего принимает решение переснять продюсируемый им фильм «Ангелы ада» со звуком.

Напишите отзыв о статье "Певец джаза"

Примечания

  1. ↑ 1 2 Д. Меркулов. [www.nkj.ru/archive/articles/1472/ ...И НЕ СЛЫШНО, ЧТО ПОЕТ] (рус.). Архив журнала. «Наука и жизнь» (август 2005). Проверено 7 января 2015.

Ссылки

  • [www.rottentomatoes.com/m/1010978-jazz_singer/ The Jazz Singer] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
  • [youtube.com/watch?v=YP00IQ60ZP0 The Jazz Singer promo] на YouTube Vitaphone short
  • [archive.org/details/LetsGoToTheM Let’s Go To The Movies (1948)] film clip, with excerpt of «My Mammy» at 2:30; at the Internet Archive
  • [archive.org/details/Lux01 Lux Radio Theater/The Jazz Singer] radio version originally broadcast on August 10, 1936; at the Internet Archive

Отрывок, характеризующий Певец джаза

– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Певец_джаза&oldid=81340560»