Певзнер, Мануил Исаакович

Мануил Певзнер
Певзнер Мануил Исаакович
Дата рождения:	4 августа 1872(1872-08-04)
Место рождения:	Вятка
Дата смерти:	1952(1952)
Место смерти:	Смоленск
Страна:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Научная сфера:	терапия, гастроэнтерология, диетология
Место работы:	МГУ, Смоленский Университет, Институт питания Наркомздрава СССР, ЦИУВ
Учёная степень:	ДМН
Учёное звание:	профессор, академик
Альма-матер:	Медфак МГУ (1900 год)
Научный руководитель:	Шервинский В. Д.
Известен как:	основоположник советской медицинской диетологии.
Награды и премии:

Певзнер Мануил Исаакович (4 августа 1872 — 1952) — терапевт, один из организаторов Института питания в Москве и основоположников диетологии и клинической гастроэнтерологии в СССР, заслуженный деятель науки РСФСР (1936). Профессор Центрального института усовершенствования врачей (с 1932). Разработал систему из 15 диет по группам заболеваний.

Биография

Мануил Певзнер родился 4 августа 1872 г. В 1895 году, окончив гимназию, поступает на медицинский факультет Московского Университета. На время каникул выезжает в губернские и уездные больницы. Это позволило ему ознакомиться со спецификой земской медицины конца XIX века. В 1900 году, по окончании обучения, проходит стажировку в наиболее авторитетных клиниках Германии. После возвращения в Москву работает в факультетской, а затем в госпитальной терапевтической клинике Московского Университета. Пишет докторскую диссертацию по проблеме септического эндокардита под руководством В. Д. Шервинского. В 1904 году выступает на заседании Московского общества врачей с докладом о значении для клинической практики работ И. П. Павлова по физиологии пищеварения. С 1908 года специализируется в области гастроэнтерологии, читает курс по патологии органов пищеварения в университете в качестве приват-доцента, а затем — доцента МГУ. Выступил одним из инициаторов создания в 1921 г. отделения болезней органов пищеварения и лечебного питания при институте курортологии в Москве. Возглавил его в 1924 году. 1922—1927 гг. был заведующим (по совместительству) кафедрой семиотики внутренних болезней Смоленского Университета. Вплоть до середины тридцатых годов приезжает в Смоленск по приглашению ректора для чтения курса лекций. В 1927 г. Мануилу Исааковичу было присвоено звание профессора. В 1930 г. отделение болезней органов пищеварения и лечебного питания было передано в Институт Питания Наркомздрава СССР, в дальнейшем Академии медицинских наук (также был создан при активном участии М. И. Певзнера). Этой клиникой он руководил до конца жизни. В 1932 г. был избран заведующим кафедрой лечебного питания ЦИУ. В 1936 г. за научные исследования и большую многоплановую работу ему присвоено почетное звание заслуженного деятеля науки РСФСР. В конце сороковых М. И. Певзнер поселился в Смоленске. Умер Мануил Исаакович летом 1952 г. внезапно, от повторного инфаркта миокарда и был похоронен, по его завещанию, на мемориальном кладбище вблизи городской больницы.

Дело «врачей-убийц»

Уже посмертно М. И. Певзнер был причислен к категории «врачей-убийц». Однако, ещё в 1951 году было затеяно дело «националистической группы» в клинике лечебного питания. По делу был арестован завотделом клиники Г. Л. Левин, из которого выбили показания о том, что «В клинике лечебного питания сложилась группа из националистически настроенных научных сотрудников во главе с директором клиники — профессором Певзнером М. И., который в прошлом вел активную работу в еврейских националистических общественных организациях. Собранный Певзнером еще в начале 20-х годов коллектив состоял в основном из лиц еврейской национальности, во всем поддерживавших друг друга, прочно державшихся за свои места в клинике и не желавших работать вне стен клиники на других участках советского здравоохранения».

Кроме того, врачей обвиняли и в причинении вреда больным. Из показаний Левина 23.04.1952: «…Я признаю себя виновным в том, что … применял при лечении больных колитом, гепатитом и гипертонической болезнью порочную методику, заключавшуюся в изолированном назначении этой категории больных только лечебного питания без сочетания его с рядом других весьма важных лечебных средств как лекарственных, так и физиотерапевтических. …Я признаю себя также виновным и в том, что проверял действия диет с завышенным содержанием белка на людях, тогда как на животных эти диеты вообще не проверялись».

И далее: «Националистически настроенные лица, группировавшиеся вокруг Певзнера М. И., постоянно восхваляли его как в стенах клиники, так и за её пределами, везде и всюду прославляли Певзнера М. И., изображая создателем целой „школы“, в основе своей крайне порочной. За 20 лет своего существования клиника лечебного питания в целом не стояла на марксистских, диалектических позициях, шла вразрез учению академика Павлова и не оправдала огромных затрат на неё государственных средств».

Берлин был освобожден только в 1954 году, однако к тому времени клиника была фактически разогнана, уволены все ведущие сотрудники клиники, единомышленники Певзнера (О. Л. Гордон, М. С. Маршак, В. З. Кудашевич, А. И. Ачаркан и другие).

Исследования

При клинике лечебного питания М. И. Певзнером была организована физиологическая лаборатория. Именно здесь вместе с учениками он проводил исследования по влиянию фактов питания на сенсибилизацию организма, на механизмы развития ревматизма, гипертонической болезни, поражений печени и желудка (гепатитов, гастритов) и других заболеваний. Также широко развивались исследования по изучению питания в качестве лечебного и профилактического средства при самых различных заболеваниях сердечно-сосудистой системы, пищеварительного тракта, обмена веществ, почек и суставов.

Научные работы

М. И. Певзнер является автором около 100 научных работ по вопросам гастроэнтерологии, рационального и лечебного питания. Вот некоторые из его трудов:

• Диагностика и терапия болезней желудочно-кишечного тракта и болезней обмена веществ (1924, 1945)
• Язва желудка и двенадцатипалой кишки (1946)
• Основы диетики и диетологии (1927)
• Основы лечебного питания (1937, 1958)
• Случай pseudo-chylos’ного транссудата в плевре (1902)

См. также

• Диета Певзнера
• Диетология

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Певзнер, Мануил Исаакович

Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?