Пегас (штурмовик)

Пегас
Тип	лёгкий штурмовик
Разработчик	ОКБ Д.Л. Томашевича
Главный конструктор	Д. Л. Томашевич
Статус	не эксплуатировался
Основные эксплуатанты	СССР
Единиц произведено	5

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Внешние изображения
	[www.airwar.ru/image/i/aww2/pegas-i.jpg Вид спереди]
	[www.airwar.ru/image/idop/aww2/pegas/pegas-7.jpg Приборная доска]
	[www.airwar.ru/image/idop/aww2/pegas/pegas-1.jpg Вид сбоку]

«Пега́с» — легкий штурмовик-бомбардировщик, разработанный конструктором Д. Л. Томашевичем, как самолет, предназначенный исключительно для уничтожения бронетехники противника с максимально простой и дешевой конструкцией и минимальным количеством оборудования.

История

Летом 1942 года наркомату авиапромышленности был представлен новый конструктор, который предлагал создать противотанковую воздушную армию. Чуть позже её так и назовут: «Противотанковая армия Томашевича».

Реализуемые идеи Томашевича

Проект самолёта был готов в конце лета 1942 года, где указывались следующие идеи:

• нужно и можно создать самолёт, для единственной задачи: уничтожение танков и мобильных войск;
• самолёт должен иметь настолько простую конструкцию, что проектирование и постройка опытных машин займёт не более трёх месяцев, что позволит создавать 15 000 самолётов в год без ощутимого напряжения промышленности;
• убрать из конструкции всё, что решает другие задачи, кроме уничтожения танков. Так самолёт можно будет построить из недефицитных, низкосортных и даже не авиационных материалов, так как не требуется большая высотность, большие горизонтальные скорости и прочие требования обычных самолётов;
• для обеспечения внезапности применения, необходимо бросить на фронт сразу большую массу этих самолётов.

Для выполнения этого плана необходимо было выполнить следующие мероприятия:

• немедленно начать постройку первых опытных образцов в количестве пяти штук до 1 ноября 1942 года;
• одновременно с этим выделить два крупных завода один для постройки самолёта, а другой для изготовления авиамоторов и немедленного начала проектирования серийной технологии;
• по готовности первых пяти самолётов, отработать тактику боя с танками: выделить танковую часть и оборудовать неподалёку от Омска специальный полигон;
• по готовности серийного производства приступить к немедленному производству самолётов, вне зависимости от готовности опытных самолётов и их испытаний.

Такое развёртывание производства имеет риск, но из-за простоты конструкции, расчётные данные будут близки к реальному полёту; а маловероятный провал тактических испытаний материальный ущерб от этого будет незначителен, предположительно — 10 000 000 рублей.

Вариант выполнения идей Томашевича

В случае исполнения идей и планов, а также совпадения тактических свойств самолёта с ожидаемыми, страна к концу лета 1943 года получится средство, решающее исход текущей обстановки и всей войны в целом. Примечательно, что массовые танковые сражения между Третим Рейхом и СССР развернулись только с лета 1943 года, а до тех пор отсутствовали.

Преимущества конструкции Томашевича

Томашевич постоянно подчёркивал преимущества постройки своей конструкции. Планировалось использование недефицитного сырья, не применяемое в авиации, при этом используя местную промышленность. Например, для постройки самолёта должна была использоваться поделочная сосна, строительная фанера и сталь марки С-20, кровельное железо и минимальное количество низкосортных алюминиевых сплавов. Силовой установкой был выбран двигатель М-11 (по два на самолёт), потому что был хорошо освоен, распространён и неприхотлив в обслуживании.

Деревянным предполагалось делать не только корпус, но и колёса шасси, что было несколько необычным. Расход топлива также был выгодным: его требовалось вдвое меньше, чем топлива для Ил-2.

Сам самолёт предполагалось давать под управление даже лётчикам с невысокой квалификацией: шасси не убиралось, гидравлики и воздушной системы не было, электропроводка простейшая, профиль крыла с высокими несущими свойствами (NACA 4415-4409). Всё это обеспечивало высокие взлётно-посадочные характеристики.

По мере разработки проекта конструкторами был предложен биплановый вариант с целью реализации ночных бомбардировок (для этих целей требовалось уменьшить посадочную скорость и длину разбега, к тому же верхнее крыло разрабатывали как съёмное). Однако, до реализации на макете не дошло.

Название

В конструкторском бюро самолёт обозначался как «ЛШБД» — «Лёгкий штурмовик-бомбардировщик, деревянный». Через некоторое время проект стал называться «Пегас», которое позже окончательно закрепилось за самолётом.

Проверка лётных и боевых качеств

15 октября 1942 года последовал приказ наркомата авиапромышленности № 733:

Для проверки летных и боевых качеств предложенного работниками ЦКБ-29 нового самолета типа «Пегас» с двумя М-11Ф Начальнику ЦКБ-29 и директору завода № 288 Кутепову спроектировать и построить 5 самолетов со следующими сроками передачи на испытания в НИИ ВВС: 1-й — 1 декабря 1942 г., остальные — 15 февраля 1943 г.

Нарком авиапрома А. И. Шахурин 27 октября 1942 года направил Сталину письмо: «По вопросу строительства противотанкового самолёта с 2-я М-11, конструкции ЦКБ-29 НКВД.», где отметил все преимущества самолёта и его эффективность в противотанковом бою, при выпуске в больших количествах. Однако, выразил беспокойство, что массовое производство хотя и возможно в необходимых темпах (100 штук в день), но НКВД упустил из виду важную особенность: для обеспечения этой сотни необходимо построение мощного моторного завода. Он советует Сталину построить самолёт в пяти экземплярах и проверить его свойства, вопросы уязвимости и технологии. Решение о массовом производстве советует принять только после положительных результатов с испытаний. В противном случае, можно будет принять предложения НКВД по модернизации уже принятого в производство Як-6.

Зимой 1942—1943 годов в городе Омске на базе авиазаводов № 8470 и № 288 был построен первый опытный образец самолёта. Самолёт представлял из себя цельнодеревянный низкоплан с длинным «щучим» носом фюзеляжа в который был встроен пулемёт УБ (12,7 мм). Кабина прикрывалась броней, сваренной из плоских листов в 8—14 мм, козырёк выполнен из прозрачной брони в 64 мм. Общий вес брони составил 300 кг.

Бронекорбка крепилась к хвосту из четырёх плоских панелей, обшитых фанерой. За кабиной сверху крепился специальный грузовой отсек с откидывающейся вверх крышкой грузоподъёмностью в 400 кг или два человека. Последнее расширило предполагаемые задачи Пегаса.

Заключение отчёта по испытаниям

В «Заключении» отчета по испытаниям констатировалось:

…Живучесть самолета недостаточная. <…> По технике пилотирования самолет не доступен для массовых летчиков. <…> Прицельная стрельба из пушек калибра 23 мм практически невозможна из-за сильной отдачи. Прицельное бомбометание практически неосуществимо. <…> Самолет представляет собой хорошую мишень для зенитной артиллерии. <…> Полет на одном моторе самолет совершать не может». В результате был сделан вывод о нецелесообразности доводки самолета. Испытанный экземпляр самолета предлагалось использовать в качестве мишени на полигоне, поскольку после заводских и госиспытаний он нуждался в капитальном ремонте, а четвёртый экземпляр, заканчиваемый постройкой на заводе № 288, — передать в один из запасных авиаполков для тренировки в стрельбе из пушки…

Конструкция

Предполагалось использование недефецитного материала: сосну, строительную фанеру, сталь марки С-20, кровельное железо и низкосортные алюминиевые сплавы в минимальном количестве. В качестве двигателя выбран М-11 (две штуки на единицу).

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=H9qJeFcA0Ig Штурмовик "Пегас" Attack plane "Pegas"].
• [waralbum.ru/27975/ Советский штурмовик «Пегас» на испытаниях].
• [www.aviarmor.net/aww2/aircraft_exp/ussr/pegas.htm Томашевич “Пегас” Лёгкий штурмовик].

Литература

• Маслов М. Противотанковая армия «Пегасов». — (Мир Авиации).
• Перов В., Растренин, О. Штурмовики Красной Армии. — Авико-Пресс.
• Доброзраков, Д. Navylabs. История авиации.
• Шавров, В. Б. История конструкций самолетов в СССР 1938-1950 гг..
• Энциклопедия-справочник. Самолеты страны Советов.
• Симаков, Б. Л. Самолеты страны Советов. 1917-1970.

Отрывок, характеризующий Пегас (штурмовик)

– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.