Педагогика Монтессори

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Педагогика Монтессори, также известная как система Монтессори — система воспитания, предложенная в первой половине XX века итальянским педагогом Марией Монтессори[1]. Основными принципами системы являются: самостоятельность ребёнка, свобода в установленных границах, естественное психологическое, физическое и социальное развитие ребёнка.

Выделяют следующие ключевые характеристики метода Монтессори:[2]

  • Разновозрастные группы, при этом наиболее распространены группы возраста от 3 до 6 лет.
  • Учащиеся самостоятельно выбирают занятие из имеющихся в среде вариантов.
  • Непрерывные циклы работы, обычно длящиеся три часа.
  • Модель «обучение через открытия», где учащиеся изучают понятия путём работы с материалами, а не из объяснений учителя.
  • Специализированные образовательные материалы, разработанные Марией Монтессори.
  • Свобода передвижений по классу.
  • Специально подготовленный Монтессори-педагог.




Свобода и спонтанная активность ребёнка

С момента своего рождения ребёнок стремится к свободе и независимости от взрослого. Монтессори описывает этот процесс как биологический принцип человеческой жизни. Подобно тому, как тело ребёнка развивает свои способности и даёт ему свободу движений, так же и дух ребёнка исполнен голодом к учению и к духовной автономии.

В этом процессе взрослый может стать союзником ребёнка и создать для него окружение, соответствующее его потребностям и стремлению к познанию. Самопонимание взрослого в педагогике Монтессори — это роль помощника, сглаживающего для ребёнка путь к самостоятельности в соответствии с принципом «Помоги мне сделать самому». Процесс обучения и познания происходит в ребёнке, ребёнок — сам свой учитель. Взрослый должен научиться вести ребёнка к учению, чтобы потом самоустраниться и оставаться в роли наблюдателя, сопровождающего процесс познания у детей.

Поскольку каждый ребёнок проходит фазы чувствительности индивидуально, учебный план в доме ребёнка или школе должны быть индивидуально ориентированы. Учитель владеет техникой распознавания фаз чувствительности и способен вести ребёнка к деятельности, которая активировала бы его интерес. В принципе, однако, ребёнку должна быть дана свобода самому выбирать, с чем он хочет работать.

Монтессори использовала несколько понятий, чтобы описать работу ребенка, в том числе, впитывающее сознание, сензитивные периоды, нормализация.

Монтессори заметила у детей от трех до шести лет психологическое состояние, которое она назвала «нормализация». Нормализация начинается с фокусирования внимания детей на какой-то деятельности, направленной на их развитие, и характеризуется способностью концентрироваться, а также «спонтанной дисциплиной, способностью продолжительно и радостно трудиться, стремлением помочь другим и способностью сочувствовать»[3].

Подготовленная среда

Подготовленная среда — важнейший элемент педагогики Монтессори. Без неё она не может функционировать как система. Подготовленная среда даёт ребёнку возможность постепенно, шаг за шагом освобождаться от опеки взрослого, становиться независимым от него. Поэтому оборудование в доме или школе должно соответствовать росту, пропорциям и возрасту ребёнка.[4]

Дети должны иметь возможность самостоятельно переставлять столы и стулья. Им должна быть дана возможность самостоятельно выбирать место для занятий. Переставление стульев с места на место, производящее шум, Монтессори рассматривает как упражнение моторики. Дети должны научиться переставлять предметы по возможности тихо, чтобы не мешать другим. Окружение эстетично и элегантно, в детских садах по методу Монтессори даже используется хрупкий фарфор: дети должны научиться уверенности в обращении с хрупкими предметами и осознавать их ценность.

Планировка Монтессори-класса должна отвечать определённым критериям. Основная цель – обеспечить условия для сосредоточенной работы и развития самостоятельности детей. Помещение должно быть просторным, студийной планировки. Помещение должно быть наполнено светом и воздухом, необходимо обеспечить достаточное освещение, приветствуется панорамное остекление для поступления дневного света. Цвета интерьера должны быть спокойными, нейтральными, не отвлекающими внимание детей или возбуждающими их. В Монтессори-классе обязательно должен быть доступ к воде. Раковины должны быть в зоне доступа ребёнка, унитазы – на доступной для ребёнка высоте либо оснащены подставками. В классе Монтессори на доступной для ребёнка высоте всегда присутствуют комнатные растения, чтобы дети могли ухаживать за ними.[5]

Материал находится в свободном доступе, на уровне глаз ребёнка. Это носит характер призыва к действию. Каждый вид материала имеется только в одном экземпляре. Это должно научить ребёнка социальному поведению в отношении других детей, учитывать их потребности. О своём окружении дети заботятся сами. В этом они приобретают навыки независимости от взрослых.

Роль взрослого в педагогике Монтессори

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В отношении того, что должен делать учитель, заключается первое педагогическое требование. Это не требование делать что-то определённое, но требование не делать чего-то определённого, а именно, категорический призыв не мешать процессу саморазвития. Это требование вытекает, по крайней мере, из того тезиса, что родители — не творцы ребёнка, что ребёнок, как выше уже говорилось, сам прораб своего развития; родители — помощники на этой стройке и должны довольствоваться этой ролью. Из этого вытекает и все понимание воспитания, лежащее в основе педагогики Монтессори, которое она понимает как «помощь в саморазвитии ребёнка от момента его рождения». Этим она формулирует своё четкое «нет» всякого рода энергичным личностям, желающим, подобно гётевскому Прометею, творить людей по своему образу и подобию, а также современному бихевиоризму, сводящему человеческую личность к кибернетическим понятиям. Монтессори ожидает от взрослого, напротив, «внутренней перефокусировки», ведущей к тому, что взрослый в общении с ребёнком думает не о себе, а о ребёнке и его будущем.

Впитывающий разум

Впитывающий разум (в терминологии педагогики Монтессори) – это бессознательная способность детей без усилий впитывать своё непосредственное окружение: культуру, язык, привычки, обычаи, религиозные установки. Этот феномен, открытый в ходе многочисленных наблюдений, Мария Монтессори объясняет особым типом психики и ментальности, присущим ребёнку.

Взрослые приобретают знания посредством сознательного обучения, в то время как ребёнок неосознанно впитывает знания вместе с впечатлениями из окружающей среды. Такой тип восприятия характерен для ребёнка вплоть до определённого возраста, с точки зрения доктора Монтессори, до шести лет. Восприятие ребёнка отличается тем, что впечатления «не только проникают в сознание, но и формируют его»[6]. Через понятие впитывающего разума в методе Монтессори обосновывается важность первых лет жизни в развитии человека. Задача взрослых в этот период – создать специально подготовленную среду, во взаимодействии с которой ребёнок сможет эффективно развиваться и обучаться, используя возможности впитывающего разума, которым он обладает.

В книге «Впитывающий разум ребёнка»[7] Мария Монтессори подробно рассмотрела вопрос об умственных способностях ребёнка, которые позволяют ему в течение всего нескольких лет без наставников, без какой-либо помощи со стороны традиционного образования, более того, даже будучи оставленным без внимания, а зачастую и испытывающим противодействие со стороны окружающей среды, создать и упрочить в себе все характерные особенности, присущие личности человека. Эта книга родилась из лекций доктора Марии Монтессори, прочитанных ею в период первого обучающего курса в Ахмадабаде после её интернирования в Индию, в которой она оставалась до конца Второй мировой войны. В своей книге доктор Монтессори не только описывает феномен впитывающего разума, но и указывает на ответственность, которую несут за него взрослые представители человечества. Она поистине придаёт практический смысл повсеместно принятой в наши дни идее необходимости «образования с рождения».

Сензитивные периоды

Сензитивный период – одно из фундаментальных понятий, лежащих в основе педагогической системы Монтессори. Понятие о сензитивных периодах гласит, что ребенок в процессе своего развития, в отличие от взрослого, находится в состоянии постоянных, интенсивных преобразований.

Термин «сензитивный период» введен в обращение Хьюго де Фризом, голландским биологом, который описывал проведенные им исследования развития живых организмов. Смысл сензитивных периодов в том, что есть связь между тем, в какой среде находится организм в период своего бурного роста и развития, и конечным результатом этого развития. Очень хорошо объясняет это понятие пример жизни бабочки Porthesia, которая откладывает яйца на кору дерева. Личинки гусениц этой бабочки обладают одной особенностью: они очень чувствительны к свету. Именно поэтому они добираются до верхних ветвей дерева, где самые молодые и нежные листочки. Такая пища идеально подходит для молодых гусениц. Но когда гусеницы подрастают, они теряют такую особую чувствительность к свету и уже перемещаются по всему дереву, что благоприятно именно для этого этапа их развития, поскольку они уже могут использовать в пищу все листья дерева. Получается, что окончание этого сензитивного периода в жизни гусениц после того, как он отслужил своё, так же важно, как и его наличие в период более раннего развития. Как установила доктор Монтессори, условия, которые являются исключительно благоприятными для развития в один период времени, могут быть ненужными и даже вредными в более поздний период. Ребенок, находясь в очередном сензитивном периоде, демонстрирует большую концентрацию внимания на определенном виде деятельности. Он становится очень терпеливым и трудолюбивым именно в этом деле и достигает в нем огромных успехов. В более позднее время такой концентрации уже не наблюдается. Развивающие упражнения Монтессори были разработаны специально для того, чтобы соответствовать сензитивным периодам развития ребенка.

В ранние годы ребенок проходит сензитивный период изучения языка. Это самый лучший период для обучения речи, так как ребенок может легко воспроизводить слышимые им слова на одном или двух языках одновременно. В пять – шесть с половиной лет ребенок проходит еще один период, в котором повышенный интерес у него вызывают именно написания слов. За ним следует период, когда лучше всего изучать грамматику. Одним из самых интересных сензитивных периодов является сензитивный период порядка. В течение всего этого периода дети демонстрируют повышенный интерес к порядку вещей в пространстве и времени. Для детей особенно важно видеть вещи на привычных местах. Существуют также периоды чувственного восприятия, когда ребенок стремится узнать мир на ощупь, если возможно разобрать предмет, и период, связанный с религиозным развитием. Многие периоды накладываются друг на друга, одни длятся дольше других. В Монтессори-школах пространство в классах специально организовано так, чтобы удовлетворять потребности ребенка во все сензитивные периоды развития. Упущенное время негативно скажется в будущем на развитии ребенка, так как после окончания сензитивного периода обучения письму, ребенку гораздо сложнее научиться писать. В каждый из этих периодов ребенок может усвоить определенные вещи, затратив на это гораздо меньше сил и времени [8].

Стадии развития ребёнка

Первый уровень развития детей, по мнению Марии Монтессори, длится от рождения до шести лет. В течение этого периода ребёнок проходит через значительные психологические и физические изменения. Во время этого периода ребенка рассматривают как исследователя, который выполняет работу по развитию своей личности и приобретению независимости.

Второй уровень развития длится с 6 до 12 лет. В течение этого периода Монтессори отметила физические и психологические изменения у детей и разработала специальную среду в классе, уроки, и материалы, которые соответствовали бы этим новым изменениям. Среди физических изменений она отмечает потерю молочных зубов и равномерный рост ног и туловища. Среди психологических изменений наблюдается "стадный инстинкт", или иными словам тенденция работать и общаться в группах, а также развитие разума и воображения. По её мнению, главной задачей второго этапа является формирование у ребенка интеллектуальной независимости и социальной организации.[9]

Третий уровень развития длится с 12 до 18 лет, включая подростковый возраст. Монтессори связывает третий уровень с половым созреванием, а также с некоторыми психологическими изменениями. Она отмечает психологическую нестабильность и трудности в концентрации этого возраста, а также творческие тенденции и развитие чувства справедливости и чувства собственного достоинства. Она использовала термин «валоризация», чтобы описать стремление подростков к получению внешней оценки. Монтессори считала, что основной задачей этого периода является поиск своего места в обществе.[4]

Четвертый уровень развития длится с 18 до 24 лет. Монтессори написала сравнительно мало об этом периоде и не разработала специальную образовательную программу для этого возраста. Она считала, что дети, получившие Монтессори-образование на предыдущих уровнях развития, полностью готовы к изучению культуры и науки для того, чтобы стать лидерами. Монтессори также считала, что экономическая независимость в форме работы за деньги имеет решающее значение для этого возраста, и чувствовала, что ограничение обучения несколькими годами в университете бессмысленно, так как изучать культуру можно на протяжении всей жизни человека.

Нормализация

Процесс максимальной оптимизации развития ребенка, в ходе которого в его развитии устраняются отклонения девиантного характера. Нормализация происходит, благодаря свободной работе в специально подготовленной среде. Нормализация конкретного ребенка может быть определена по отсутствию отклонений в поведении и приобретением ряда качеств.

Монтессори-выпускники

В журнале Science в 2006 году[10] были опубликованы результаты исследования, целью которого было провести оценку социального и академического влияния Монтессори-образования. В исследовании принимали участие дети последнего года обучения по двум уровням Монтессори-образования: дошкольное (от трёх до шести лет) и начальное (от шести до двенадцати лет). Исследования проводились в Монтессори-школе, расположенной в Милуоки, Висконсин, США. Авторы исследования, Анджелина Лиллард и Николь Ельз-Квест, в обеих группах проводили оценку познавательных, академических, социальных и поведенческих навыков, и пришли к выводу: по нескольким показателям дети, посещавшие государственную Монтессори-школу, превзошли тех, кто посещал другие школы. К окончанию детского сада Монтессори-дети лучше справились со стандартными тестами навыков чтения, математики, на игровой площадке были чаще вовлечены в позитивные взаимодействия, показали более высокие социальные познания, исполнительные функции. Монтессори-дети также больше озабочены вопросами честности и справедливости. К концу начальной школы Монтессори-дети писали более творческие эссе с использованием более сложной структуры предложений, выбирали более позитивные ответы на вопросы, содержащие социальные дилеммы, и, по собственным ощущениям, испытывали большее чувство общности в школе.[11]

Напишите отзыв о статье "Педагогика Монтессори"

Литература

На русском языке

  • Монтессори М. Дом ребёнка. Метод научной педагогики. — М.: Задруга, 1913. — 339 c.
  • Монтессори М. Воображение в творчестве детей и великих художников. Пер.с итал. А. П. Выгодской // Русская школа. — Кн. 5—6. — 1915. — C. 72—91.
  • Монтессори М. Дом ребёнка. Метод научной педагогики. Пер со 2-е изд., испр. и доп. по 2-му итал. изданию. — M.: Сотрудник школ, 1915. — 375 c.
  • Монтессори М. Дети - другие /Пер. с нем./ Вступ. и закл. статьи, коммент. К.Е.Сумнительный. - М.: Карапуз, 2004. - 336 с.
  • Мария Монтессори М77 Впитывающий разум ребенка. — СПб.: Благотворительный фонд «ВОЛОНТЕРЫ», 2009. — 320 с.

На иностранных языках

  • Kramer R. Maria Montessori. Leben und Werk einer großen Frau. 6. Auflage. — Frankfurt am Main: Fischer Taschenbuch-Verlag, 2004. — ISBN 3-596-12455-7.
  • Montessori M. Kinder sind anders. — DTV, 1997. — ISBN 3-423-36047-X.
  • Montessori M., Oswald P., Schulz-Benesch G. «Kosmische Erziehung». 7. Auflage. — Freiburg: Herder, 2004. — ISBN 3-451-21233-1.

См. также

  • Педагогика сотрудничества

Примечания

  1. [www.montessori-center.ru/li/mcenter/mpedag/ Монтессори-педагогика]. Монтессори-центр. Проверено 27 января 2010. [www.webcitation.org/65dmJJ6u3 Архивировано из первоисточника 22 февраля 2012].
  2. AMI School Standards, Association Montessori Internationale-USA (AMI-USA)
  3. Монтессори Мария. Впитывающий разум ребенка. — Благотворительный фонд "Волонтеры", 2009. — ISBN 978-5-903884-03-2.
  4. 1 2 Монтессори Мария. Помоги мне сделать это самому. — М.:Издат. дом «Карапуз», 2000. — ISBN 5-8403-0100-0.
  5. [mchildren.ru/space-of-montessori-class/ Помещение класса Монтессори]. Монтессори.Дети. Проверено 30 октября 2015.
  6. Мария Монтессори. Помоги мне сделать это самому. – Карапуз, 2000. ISBN 5-8403-0100-0
  7. Мария Монтессори. Впитывающий разум ребёнка. – Издательство: Благотворительный фонд «Волонтеры», 2009. ISBN 978-5-903884-03-2
  8. Э. М. Стэдинг, М. Монтессори. Революция Монтессори в образовании. – ИПК "Береста", 2015. ISBN 978-5-906670-28-1
  9. Montessori Maria. From Childhood to Adolescence. — Oxford, England: ABC-Clio, 1994. — ISBN 1-85109-185-8.
  10. SCIENCE, VOL 313, 29.09.2006
  11. [mchildren.ru/early-years-evaluation-montessori-education/ Оценка Монтессори-образования: исследование, опубликованное в журнале Science]. Монтессори.Дети. Проверено 11 марта 2016.

Ссылки

  • [www.center-sozvezdie.ru/lib.html Список книг М. Монтессори на русском языке]

Отрывок, характеризующий Педагогика Монтессори

– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.