Педро де Кампанья
Педро де Кампанья | |
Pedro de Campaña | |
гравюра работы Франсиско Пачеко | |
Имя при рождении: |
Питер де Кемпенер |
---|---|
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Учёба: | |
Стиль: | |
Влияние на: | |
Работы на Викискладе |
Педро де Кампанья (исп. Pedro de Campaña, 1503, Брюссель — 1586, там же), настоящее имя Питер де Кемпенер (нидерл. Pieter de Kempeneer), также был известен как Пьер де Шампань (фр. Pierre de Champaigne) и Петер ван де Вельде (нидерл. Peter Van de Velde) — южнонидерландский (фламандский) художник периода Ренессанса, преимущественно работавший в Испании, Севилья.
Биография
Родился в Брюсселе в известной семье живописцев и художников гобеленов. Предполагается, что учился ремеслу гобеленового художника. Также в Брюсселе он обучался у Бернарда ван Орли — сохранились гризайли этого периода. В ранний период творчества работал в Италии, где он тщательно изучал творчество Рафаэля, после чего считал себя его последователем.
Документы свидетельствуют, что он был в Венеции, Риме, а также в Болонье. Этот период был очень важным для художника, так как во время своего формирования в качестве мастера он непосредственно соприкоснулся с римским маньеризмом. В 1530 году создал эскиз триумфальной арки по случаю коронации в Болонье императора Карла V, бывшего также королём Испании. Затем по совету кардинала Доменико Гримани художник отправился в Испанию, где и провел многие годы. Обосновался в Севилье, где женился.
Как пишет его биограф Франсиско Пачеко, Кампанья прекрасно рисовал, знал математику, архитектуру, скульптуру, а также астрономию. (Большинство фактов биографии художника известны исключительно по испанским источникам). В 1537—1562 гг. вместе с Луисом де Варгасом и скульптором Торреджиано создал в Севилье школу живописи, которая позже стала Академией. Среди его учеников был Луис де Моралес.
Кампанья работал для монастыря св. Марии де Грасиа в Севильи, написав для них алтарный образ «Снятие с креста» для капеллы Луиса Фернандеса, до сих пор остающийся в церкви. Второе «Снятие» (1547) он написал для капеллы Фернандо де Хаэна в церкви Санта-Круз в Севилье (сегодня перенесено в собор). Его другие работы — в Севильском соборе, в особенности стоит выделить «Сретение» (1555) и «Вознесение». Также он писал для других городских церквей — Сан-Исидоро, Сан-Педро, Санта-Каталина и Сан-Хуан. Одной из его последних работы была реставрация и обновление капеллы Эрнандо де Хаэна. Его творческим кредо был маньеризм, его интересовал драматизм и мгновенное движение, световые контрасты. Он был хорошим портретистом, в частной коллекции Барселоны хранится работа, которая может быть его автопортретом, вероятно, она послужила источником для рисунка Пачеко. Последний называл его патриархом севильской школы живописи XVII века.
Около 1563 или 1565 года — возможно, в 1562, он вернулся в Брюссель, где возглавил гобеленовую мануфактуру, создавая эскизы, до 1580 года — предположительно года своей смерти.
Библиография
- Nicole DACOS, Peeter de Kempeneer / Pedro Campaña as a Draughtsman, dans Master Drawings, XXVII, 1989, p. 359—389.
- Nicole DACOS, Un élève de Peeter de Kempeneer : Hans Speckaert, dans Prospettiva, LVII-LX, 1989—1990, p. 80-88.
- Peter de Kempeneer, dans Fiamminghi a Roma. 1508—1608. Artistes des Pays-Bas et de la Principauté de Liège à Rome à la Renaissance, catalogue d’exposition, Bruxelles, Palais des Beaux-Arts, 1995, p. 240—245.
Напишите отзыв о статье "Педро де Кампанья"
Ссылки
- [www.artcyclopedia.com/artists/campana_pedro_de.html Artcyclopedia]
- [www.wga.hu/frames-e.html?/bio/c/campana/biograph.html Web Gallery of Art]
Отрывок, характеризующий Педро де Кампанья
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.