Педру I (император Бразилии)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Педру I
порт. Pedro I<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Император Бразилии
12 октября 1822 года — 7 апреля 1831 года
Коронация: 1 декабря 1822 года
Предшественник: титул создан
Преемник: Педру II
Отречение: 7 апреля 1831 года
Король Португалии
10 марта 1826 года — 3 марта 1828 года
(под именем Педру IV)
Предшественник: Жуан VI
Преемник: Мария II
Отречение: 3 марта 1828 года
 
Рождение: 12 октября 1798(1798-10-12)
Лиссабон, Португалия
Смерть: 24 сентября 1834(1834-09-24) (35 лет)
Лиссабон, Португалия
Род: Династия Браганса
Отец: Жуан VI
Мать: Карлота Жоакина Испанская
Супруга: 1) Мария Леопольдина Австрийская
2) Амелия Лейхтенбергская[1]
Дети: 4 дочери и сын
 
Монограмма:
 
Награды:

Педру I (порт. Pedro I; 12 октября 1798, дворец Келуш — 24 сентября 1834, там же) — император Бразильской империи c 12 октября 1822 по 7 апреля 1831, регент с 7 сентября по 12 октября 1822. С 10 марта 1826 по 3 марта 1828 король Португалии (регент при своей дочери Марии с 3 марта по 3 июля 1828 и с 15 марта 1830 по 20 сентября 1834) как Педру IV (порт. Pedro IV), вскоре после смерти отца Жуана VI передал престол дочери Марии II.





Биография

Родился 12 октября 1798 года в Лиссабоне. Сын португальского короля Жуана VI и испанской инфанты Карлоты Жоакины. Имя при рождении — Педру ди Алкантара Франсишку Антониу Жуан Карлуш Шавьер де Паула Мигел Рафаэл Жоаким Жозе Гонзага Пашкуал Киприану Серафим де Браганса и Бурбон (Pedro de Alcântara Francisco António João Carlos Xavier de Paula Miguel Rafael Joaquim José Gonzaga Pascoal Cipriano Serafim de Bragança e Bourbon).

В 1808 году бежал от французских войск вместе с отцом — королём Жуаном VI в Бразилию. С этой страной оказалась связана вся его дальнейшая судьба. В 1820 году, после революций в Испании и Португалии, в Бразилии, как и во всей Латинской Америке, началось сильное брожение. Среди офицеров и жителей Рио-де-Жанейро было много сторонников независимости. Педро сочувствовал их планам, так что в его лице они видели своего вождя. В 1821 году Жуан VI вернулся в Европу, оставив принца вместо себя управлять колониями. В феврале 1822 Педру созвал совещательное собрание и поручил ему разработать конституцию для Бразилии. В июне он собрал Учредительное собрание и обратился к бразильцам с призывом к освобождению. При этом он выдвинул лозунг: «Независимость или смерть!». В октябре жители Рио-де-Жанейро провозгласили его императором. К концу 1823 года власть нового императора признали все провинции Бразилии, включая северные, которые давно мечтали о создании собственного государства. В 1825 году король Жуан признал независимость Бразилии.

После этого поведение Педру изменилось. Император игнорировал палату депутатов, назначал и сменял министров по своему усмотрению и вообще вел себя как неограниченный монарх. Подавлял республиканское движение, поощрял проникновение английского капитала.

Как раз в это время пришло известие о смерти Жуана в Португалии. Престол перешел к Педру, как к старшему сыну. Ожидали, что он откажется от него в пользу своего младшего брата Мигела. Но Педру стал действовать по-другому. В марте 1828 он отрекся от португальской короны в пользу своей дочери Марии, которой тогда было всего семь лет. Чтобы примирить все партии, он обручил её с братом Мигелом. Но события развивались совсем не так, как бы хотелось Педру — в 1828 году Мигел совершил переворот и провозгласил себя королём. Мария, так и не вступив в свои права, должна была бежать из страны. Тогда в Португалии определились две партии: консерваторы — за Мигела, а либералы — за Марию. Последних возглавил Педру. Но лишь в мае 1834 после ряда поражений и вступления испанских войск в Португалию Мигел отрекся от престола и отплыл в Геную. В августе Марию провозгласили королевой, а Педру — регентом.

24 сентября 1830 года был награждён орденом Св. Андрея Первозванного[2].

Потерял Педру и бразильский престол. Сторонники независимости Бразилии с подозрением относились к желанию Педру участвовать в португальских событиях. Боялись, как бы он, став королём Португалии, не объединил опять оба государства. В 1830 году в провинции Минас-Жераис началось восстание, перекинувшееся потом в столицу. Ввиду этого Педру 7 апреля 1831 года вынужден был отречься от престола в пользу своего малолетнего сына Педру. Через несколько дней он уехал в Европу.

Война подорвала здоровье Педру, и закончил он её смертельно больным. 24 сентября 1834 года Педру умер от туберкулёза во дворце Келуш, где и родился[3].

Под влиянием Португала, Нуньеса Гарсии и Нейкома император в свободное время сочинял музыку. Среди его произведений «Credo» для солистов, хора и оркестра, увертюра «Te Deum», многочисленные марши, «гимн независимости Бразилии», в течение правления Педру имевший статус государственного, а также «гимн конституции», который являлся государственным гимном Португалии с 1834 года до провозглашения Португальской республики[4].

Личная жизнь

В 1817 году Педру женился на австрийской эрцгерцогине Марии Леопольдине (1797—1826), дочери императора Франца II. У них родились семеро детей, из которых выжили:

В 1829 году женился вторично на Амалии (1812—1873), дочери Евгения Богарне, герцога Лейхтенбергского. В браке родилась единственная дочь:

Хобби — столярничество и резьба по дереву, изготовление моделей кораблей и бильярдных столов.

Напишите отзыв о статье "Педру I (император Бразилии)"

Примечания

  1. Лейхтенбергский герцогский дом // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Карабанов П. Ф. Списки замечательных лиц русских / [Доп.: П. В. Долгоруков]. — М.: Унив. тип., 1860. — 112 с. — (Из 1-й кн. «Чтений в О-ве истории и древностей рос. при Моск. ун-те. 1860»)
  3. Sousa, Otávio Tarquínio de. A vida de D. Pedro I. — Rio de Janeiro: José Olímpio, 1972.
  4. [www.nationalanthems.info/pt-10.htm Portugal (1834-1910)] (англ.). National Anthems.

Источники

Предшественник:
Провозглашение независимости
Император Бразилии
18221831
Преемник:
Педру II
Предшественник:
Жуан VI
Король Португалии
18261828
Преемник:
Мария II

Отрывок, характеризующий Педру I (император Бразилии)

– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.