Пелий
Пелий |
---|
Пелий (др.-греч. Πελίας) — в древнегреческой мифологии[1] сын Посейдона и Тиро[2]. Упомянут в «Илиаде» (II 715). Родив близнецов Пелия и Нелея, Тиро велела выбросить их на произвол судьбы, но младенцы были найдены пастухом и воспитаны им. Позднее Пелий и Нелей нашли свою мать. В юности он был изгнан Мимантом с родины и с друзьями овладел островами Скиафом и Пепарефом[3].
По смерти отчима своего Крефея он воцарился в Иолке[4]. Его жена Анаксибия (версия — Филомаха). Дети Акаст, Пейсидика, Пелопия, Гиппотоя, Алкеста[5] (по Гигину, те же 5 и Медуса[6]; по другой версии, дочерей звали Алкеста, Амфинома, Евадна[7]; согласно картине Микона — Астеропея и Антиноя[8]).
Позже Пелий убил сына Крефея Эсона, а законного наследника престола — сына Эсона, Ясона — послал в Колхиду добыть золотое руно в расчёте, что он там погибнет; но Ясон успешно исполнил поручение и, вернувшись, потребовал от Пелия, чтобы тот передал ему власть. Не надеясь достигнуть требуемого, Медея с согласия Ясона замыслила смерть Пелия и достигла своей цели с помощью хитрости. Поверив Медее, притворившейся жрицей Артемиды, дочери Пелия разрубили и сварили отца[9]. Дочери Пелия хотели лишить себя жизни, но Ясон переубедил их[10]. Могилы дочерей Пелия показывали у Мантинеи[11].
Коварство Медеи и Ясона возбудило негодование народа: они были изгнаны из Иолка, и престол достался сыну Пелия, Акасту. Сказания о Пелии и его трагической смерти послужили сюжетом для не дошедших до нас трагедий Софокла («Ριζοτόμοι» и «Τυρώ») и Еврипида («Πελιάδες»). Действовал в пьесе Феспида «Состязание Пелия и Форбанта».
Напишите отзыв о статье "Пелий"
Примечания
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.2. С.297-298, Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.3. С.38
- ↑ Гомер. Одиссея XI 254
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека VI, фр.7
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 68, 3
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 9, 8-10 далее
- ↑ Гигин. Мифы 24
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 53, 2
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VIII 11, 3
- ↑ Еврипид. Медея 8-9, 486—488; Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 9, 27; Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 52, 2; Гигин. Мифы 24
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 52, 5
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VIII 11, 1.3
Отрывок, характеризующий Пелий
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.