Пельше, Арвид Янович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Арвид Янович Пельше
латыш. Arvīds Pelše<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Член Политбюро ЦК КПСС
8 апреля 1966 года — 29 мая 1983 года
Председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС
8 апреля 1966 года — 29 мая 1983 года
Предшественник: Николай Михайлович Шверник
Преемник: Михаил Сергеевич Соломенцев
Первый Секретарь ЦК КП Латвийской ССР
25 ноября 1959 года — 15 апреля 1966 года
Предшественник: Ян Эдуардович Калнбернзин
Преемник: Август Эдуардович Восс
 
Рождение: 7 февраля 1899(1899-02-07)
«Мазие» Курляндская губерния,
Российская империя
Смерть: 29 мая 1983(1983-05-29) (84 года)
Москва, СССР
Место погребения: Некрополь у Кремлёвской стены, Москва
Партия: КПСС (с 1915 г.)
Образование: Институт Красной профессуры
Профессия: Историк
 
Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

А́рвид Я́нович Пе́льше (латыш. Arvīds Pelše, 26 января (7 февраля) 1899, Латвия — 29 мая 1983, Москва) — советский латвийский партийный и государственный деятель, учёный-историк, дважды Герой Социалистического Труда (1969, 1979).

Член партии с 1915 года; участник Октябрьской революции. В 1919 — сотрудник наркомата в Советской Латвии. С 1941 года секретарь, с 1959 по 1966 — Первый секретарь ЦК КП Латвии. Член Политбюро ЦК КПСС, председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС (1966—1983).

Член-корреспондент АН Латвийской ССР (1946).





Биография

Арвид Янович Пельше родился 26 января (по ст. стилю) 1899 г. в 2 часа дня на хуторе Мазие Иецавской волости Курляндской губернии в крестьянской семье «дворохозяина» Йохана Пельше и его жены Лизе. Крещён был в сельской церкви 14 марта того же года[1].

В 1915 году вступил в Социал-демократическую партию Латышского края (СДЛК), позже перешёл в партию большевиков.

В годы Первой мировой войны рабочий в Витебске, Харькове, Петрограде, Архангельске; по заданиям местных комитетов РСДРП вёл революционную агитацию и пропаганду. Участник Февральской революции 1917 г., член Петроградского совета. Делегат VI съезда РСДРП(б) от Архангельской партийной организации. Активно участвовал в подготовке и проведении Октябрьской революции.

В 1918 г. — сотрудник ВЧК в Москве.

В 1919 г. — ответственный работник Наркомата государственных сооружений Советской Латвии; принимал участие в боях под Ригой против армии Временного правительства Латвийской Республики.

В 1919—29 гг. — на партийно-политической и преподавательской работе в Красной Армии и Военно-Морском флоте.

В 1931 г. окончил московский Институт красной профессуры, в 1931—1933 гг. — аспирант Института красной профессуры; одновременно с учёбой в институте был преподавателем истории партии в Центральной школе НКВД (1929—32).

В 1933—1937 гг. — начальник политотделов Магаджановского, затем Черноиртышского совхозов в Казахской ССР, заместитель начальника сектора Политуправления Наркомата совхозов СССР.

В 1937—40 гг. — на преподавательской работе в Москве.

В 1941—1959 гг. — секретарь ЦК КП Латвии по пропаганде и агитации.

В 19591966 гг. — Первый секретарь ЦК КП Латвии. Проводил политику форсированной индустриализации Латвии. Был крайне популярен среди латышей.

С апреля 1966 г. — председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Сменивший впоследствии его на этом посту Михаил Сергеевич Соломенцев вспоминал, что, приняв дела, «был очень удивлен: вместо рассмотрения серьезных государственных проблем контроля за соблюдением партийной дисциплины КПК занимался „мелочёвкой“: усмирял пьяниц, сводил и разводил неуживающихся супругов. И ещё, я был поражен, узнав, что выполнение решений и правительства и Политбюро зачастую не контролировалось…»[2].

Делегат XX, XXII—XXVI съездов КПСС; с 1961 г. член ЦК КПСС, с 1966 г. — член Политбюро ЦК КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 2—9-го созывов.

Член-корреспондент АН Латвийской ССР (1946).

Автор работ по вопросам истории КПСС и партстроительства, по истории революционного движения в Латвии, о борьбе с буржуазными националистами, о социалистическом и коммунистическом строительстве в республике.

Урна с прахом в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.

Дети от первого брака: дочь Берута (умерла) и сын Арвик (погиб на фронте). Сын от второго брака Тай (р. 1930) — пенсионер, контактов с отцом после его третьей женитьбы (третья жена Пельше — Лидия — бывшая жена секретаря Сталина Александра Поскребышева) не поддерживал.

Память

Одним из первых проявлений перестройки в Латвии стало снятие толпой со здания Рижского политехнического института, носившего с 1983 года имя Пельше, посвященной ему мемориальной доски, которая затем была сброшена с Каменного моста в Даугаву.

Имя Пельше носит улица в Волгограде, а ранее носили улицы в Москве (в настоящее время включена в состав Мичуринского проспекта) и Ленинграде (во время перестройки, в 1990 году возвращено название Сиреневый бульвар).

Награды и звания

  • Дважды Герой Социалистического Труда (1969, 1979).
  • Награждён семью орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции и медалями.
  • Орден Клемента Готвальда (31.1.1979)[3]

Напишите отзыв о статье "Пельше, Арвид Янович"

Примечания

  1. LVVA. Ф. 235, Оп. 7, Д. 110, Л. 78 об-79.
  2. [www.pressarchive.ru/versiya/2004/03/15/20724.html Соломенцев был ответственным за Чаушеску и Кастро. Газета «Версия» от 15.03.2004]
  3. [www.prazskyhradarchiv.cz/archivKPR/upload/rkg.pdf Список кавалеров ордена Клемента Готвальда]

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=14304 Пельше, Арвид Янович]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.hrono.ru/biograf/bio_p/pelshe-a.html Биография на сайте Hrono.ru]
  • [www.peoples.ru/state/statesmen/pelshe/ Биография на сайте Peoples.ru]
  • Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • [захаров.net/index.php?md=books&to=art&id=6145 Пельше А.Я. " Сорок девятая годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции(доклад на торжественном заседании Московского Совета 6 ноября 1966 года) М. Политиздат. 1966 г.]

Отрывок, характеризующий Пельше, Арвид Янович

– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.