Первая гугенотская война

Первая Гугенотская война
Основной конфликт: Религиозные войны во Франции
Дата	1562—1563
Место	Франция
Итог	победа католиков
Противники
гугеноты, Англия, немецкие протестанты католики
Командующие
Людовик де Бурбон, принц Конде Франсуа де Гиз
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Первая Гугенотская война (1562—1563) — вооружённый конфликт между французскими протестантами (гугенотами) и католиками, поддержанными партией королевы-матери Екатерины, ставший первой из восьми религиозных войн. Гугенотов в этом конфликте возглавлял Людовик де Бурбон, принц Конде; католиков — Франсуа де Гиз. Гугеноты потерпели ряд военных поражений, но всё же добились признания за ними ограниченной свободы вероисповедания.

Предыстория

Королева-мать, получив власть при своём малолетнем сыне Карле IX (1560 год), начала политику религиозного компромисса, борясь таким образом против усиления партии Гизов. В январе 1562 года Сен-Жерменский эдикт предоставил протестантам определённые права. Но эта мера только способствовала обострению ситуации, так как не устроила ни одну из двух сторон религиозного противостояния. Гугеноты продолжали громить церкви и монастыри и расширять своё влияние в провинции, «триумвират» вождей ультракатоликов — Франсуа де Гиза, коннетабля Монморанси и маршала де Сент-Андре — требовал от королевы занять чью-либо сторону и вёл переговоры с Испанией о союзе против протестантов. В этой ситуации любое относительно крупное столкновение могло стать поводом к началу гражданской войны.

Начало войны

1 марта 1562 года в городке Васси люди Гиза атаковали гугенотов во время богослужения. Католический Париж восторженно отреагировал на это событие. По ряду городов (Оксер, Авиньон, Каркассон, Кагор, Орильяк) прокатилась волна протестантских погромов. В ответ на это руководство гугенотской партии начало концентрировать свои вооружённые отряды в регионе к югу от Парижа. Фонтенбло, где пребывали Карл IX и его мать, заняли войска де Гиза, убедившего (или заставившего) королеву принять его сторону. Сен-Жерменский эдикт был отменён.

В ответ Конде занял Орлеан (2 апреля) и сделал его фактической столицей протестантов Франции. В опубликованном манифесте он заявил о своей лояльности короне и о необходимости борьбы против Гиза, сделавшего короля и его мать своими пленниками. Гугеноты поставили под свой контроль ряд крупных городов Нормандии (Гавр, Дьеп, Кан, Руан), региона к западу и юго-западу от Парижа (Тур, Блуа, Анжер, Ле-Ман), юга Франции. Поддержку им начали оказывать германские протестантские князья и королева Англии. В свою очередь, католики получили финансовую помощь от Флоренции, Венеции и папы римского; Испания прислала 10 тысяч пехотинцев и 3 тысячи кавалеристов.

Военные действия

Попытки королевы склонить Конде к миру не увенчались успехом. Последовавшие за этим военные действия велись с переменным успехом. Войска католиков смогли выбить противника из Блуа, Буржа и Пуатье; гугеноты передали Гавр Елизавете Английской, высадившей в Нормандии шеститысячный корпус. Католики направили свой главный удар на Руан, чтобы помешать армии Конде соединиться с англичанами. 20 октября Руан был взят (во время осады был смертельно ранен один из виднейших деятелей католической партии Антуан де Бурбон).

Когда в декабре 1562 года Конде двинулся от Луары к Гавру, армия «триумвирата» преградила ему путь при Дрё. В кровопролитном сражении, единственном в этой войне, гугеноты были разбиты, а Конде попал в плен, но католики понесли тяжёлые потери, маршал Сент-Андре погиб, а Монморанси тоже оказался в плену. В результате Колиньи, возглавивший теперь протестантскую армию, смог закрепиться в Орлеане и успешно выдерживать осаду, начатую Гизом той же зимой.

Во время этой осады Гиз погиб, застреленный агентом Колиньи (февраль 1563 года). Таким образом, возникла парадоксальная ситуация: оба руководителя враждующих партий (Монморанси и Конде) находились в плену у противника. Они и начали переговоры о мире. 19 марта 1563 года был заключён Амбуазский договор, в основном подтверждавший условия Сен-Жерменского эдикта.

Литература

• В.Балакин. Екатерина Медичи. М., 2012.
• Л. Фрида. Екатерина Медичи. Итальянская волчица на французском троне. М., 2012.
• [books.google.ru/books?id=MTOhAAAAQBAJ&lpg=PA1584&dq=%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D0%BC%D0%BE%D1%80%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%B8%20%D0%9A%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D0%B5&hl=ru&pg=PA1573#v=onepage&q=%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D0%BC%D0%BE%D1%80%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%B8%20%D0%9A%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D0%B5&f=false Религиозные войны XVI в. // Новая история стран Европы и Америки XVI-XIX вв. Часть 3: учебник для вузов] / Коллектив авторов. — М. : Гуманитар. изд. центр ВЛАДОС, 2008. — ISBN 978-5-691-01556-4.

Отрывок, характеризующий Первая гугенотская война

– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.