Квебекская конференция (1943)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Первая Квебекская конференция»)
Перейти к: навигация, поиск

Первая квебекская конференция (кодовое название «QUADRANT») — встреча на высшем уровне между США и Великобританией, проходившая в Квебеке с 17 по 24 августа 1943 года.

На встрече присутствовали президент США Франклин Делано Рузвельт, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, начальники штабов этих стран, а также представитель Китая Сун Цзывэнь.

На конференции было подтверждено намерение США и Великобритании открыть второй фронт в Европе не ранее мая 1944 года. Переговоры руководителей штабов касались войны против Японии и оказания эффективной помощи Китаю. Были рассмотрены также вопросы о взаимоотношениях с Французским комитетом национального освобождения, условиях капитуляции Италии, выходе её из фашистского блока и присоединении к антигитлеровской коалиции.

Участниками конференции был выработан текст декларации о создании международной Организации Объединённых Наций и ответственности четырёх великих держав (США, Великобритания, СССР, Китай) за сохранение мира после окончания войны.

Также в ходе конференции было заключено секретное соглашение об англо-американском сотрудничестве в области создания атомной бомбы, которое сохраняло за США преобладающие позиции в области разработки и производства ядерного оружия.



Галерея

Напишите отзыв о статье "Квебекская конференция (1943)"

Ссылки

  • [bse.sci-lib.com/article060366.html Квебекские конференции — статья из Большой советской энциклопедии.]
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_diplomatic/630/КВЕБЕКСКИЕ Квебекские конференции в дипломатическом словаре.]

Отрывок, характеризующий Квебекская конференция (1943)

– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.