Первая битва за Копривницу

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Первая битва за Копривницу
Основной конфликт: Народно-освободительная война Югославии
Дата

6-8 ноября 1943

Место

Копривница, северо-западная часть современной Хорватии

Итог

победа югославских партизан, взятие города

Противники
Югославия Югославия Третий рейх Третий рейх
Хорватия Хорватия
Командующие
Владо Матетич Хельге Аулеб
Силы сторон

Итого: около 4 тыс. человек

  • 2-й пехотный полк НГХ
  • Личная гвардия Павелича
  • Полицейские и жандармерия

Итого: около 1600 человек

Потери
40 убитых и 84 раненых около 100 убитых и около 400 попавших в плен

Первая битва за Копривницу (серб. Прва битка за Копривницу), в официальной историографии Нападение НОАЮ на Копривницу в ноябре 1943 (серб. Напад НОВЈ на Копривницу новембра 1943.) — штурм хорватского города Копривницы силами Народно-освободительной армии Югославии, проходивший с 6 по 8 ноября 1943 года. Битва в самом городе продолжалась около 20 часов и завершилась победой партизанских сил и освобождением города.





Предыстория

После взятия города Лудбрег 3 октября штаб 2-й оперативной зоны сменил свою дислокацию и был перенесён на место недавно завершившегося сражения. Для обеспечения безопасности три бригады остались в окрестностях города, где вплоть до 14 октября отражали атаки хорватско-усташских и немецко-фашистских войск. В ночь с 14 на 15 октября параллельно 28-я славонская дивизия и бригада имени Брачи Радича сумели занять стратегически важную дорогу Загреб-Вараждин и открыть путь в Хорватское Загорье.

В ночь с 22 на 23 октября было взято местечко Златар. В конце октября 28-я дивизия отправилась на Калник для подготовки к атаке города Копривница. Гарнизон города насчитывал около 1600 человек: немецкие и хорватские солдаты, войска домобнарства и жандармерии, хорошо вооружённые и защищённые. Кроме того, в распоряжении гарнизона был бронепоезд, а защита была основана на нескольких обороительных пунктах, хорошо связанных друг с другом.

Атаку на город должна была возглавить 21-я бригада 28-й дивизии, остальные части должны были обеспечить поддержку с флангов и не допустить подхода подкреплений со стороны противника. В направлении местечек Чарда и Даница двигался почти весь Калникский партизанский отряд (кроме одного батальона); в направлении Вараждина наступала бригада имени Брачи Радича, которая взяла под контроль реку Бедню; 2-я мославацкая бригада должна была занять дорогу на Крижевци, со стороны Беловара поддержку оказывала ей 17-я бригада; наконец, Беловарский партизанский отряд должен был перекрыть путь на Подравски Нови-Град.

Битва

Ночью с 6 на 7 ноября 1943 года, в полночь батальоны 21-й славонской бригады начали штурм города, неожиданно быстро прорвав плотную оборону противника. Благодаря точным данным разведки 3-й батальон сумел пробраться в центр города, а после подхода 1-го и 4-го батальонов к 13 часам дня центр города был освобождён. Противник оказывал упорное сопротивление, однако к ночи защитники уже потеряли надежду на спасение и начали спешные попытки прорыва из города. В ходе этих боёв 21-я славонская бригада потеряла 20 человек: два политрука рот, кодманир роты, сержант, два делегата, четыре командира десятков и 10 рядовых солдат.

Противник не прекратил сопротивление вне стен города. Во время нападения на Лудбрег бригаде имени Брачи Радича пришлось вступить в бой с личной гвардией Анте Павелича, особенно с батальоном, который был усилен танковыми и артиллерийскими частями. После долгих боёв батальон был разбит. 2-я мославацкая бригада аналогично отбила атаки противника на своей территории. 10 ноября в битву вступила и 17-я славонская бригада, подвергшись нападению моторизованной колонны, двигавшейся к селу Капели. После пятичасового боя колонна была разгромлена, а 17-я бригада отошла обратно на свои позиции.

В бою все три бригады потеряли 20 человек убитыми и 30 ранеными. Потери всех югославских сил составили 40 человек убитыми и 84 человека ранеными[1].

Результаты

В ходе битвы за Копривницу было уничтожено около 100 солдат и офицеров противника, а в плен попали 500 человек. Количество трофеев, доставшихся партизанам, было значительным.

  • Оружие:
    • 8 лёгких пулемётов
    • 18 тяжёлых пулемётов
    • 4 лёгких миномёта
    • 605 винтовок
    • 7 автоматов
    • 10 пистолетов
  • Боеприпасы:
    • 300 тысяч патронов
    • 954 гранаты
    • 600 артиллерийских снарядов
    • 475 килограммов взрывчатки
  • Техника:
    • два грузовика
    • два легковых автомобиля
    • 4 мотоцикла
  • Плюс 1000 комплектов военной формы[2].

Штаб 2-й оперативной зоны за успешное взятие города, храбрость и самопожертвование выразил благодарность 21-й бригаде, отметив солдат 1-го, 3-го и 4-го батальонов[3]. До 9 февраля 1944 Копривница была под контролем партизан, пока её не взяли в ходе операции «Дубровник II» войска стран Оси. Повторно и окончательно Копривница была освобождена в ходе сражения в октябре 1944 года.

Напишите отзыв о статье "Первая битва за Копривницу"

Примечания

  1. Извештај штаба Друге оперативне зоне, Зборник докумената и података о народноослободилачком рату југословенских народа, том V, књига 21
  2. Извештај штаба 21. бригаде од 10. новембра 1943. године, наведено према; Радојица Ненезић, Крсто Босанац, Стево Правдић, Владимир Кадић, Жарко Свилокос: Двадесетосма славонска НО ударна дивизија у сјеверозападној Хрватској и у двије борбе за ослобођење Лудбрега, 1989. - стр. 75
  3. Наредба Штаба 2. ОЗ о похвали 21. бригаде, наведено према; Радојица Ненезић, Крсто Босанац, Стево Правдић, Владимир Кадић, Жарко Свилокос: Двадесетосма славонска НО ударна дивизија у сјеверозападној Хрватској и у двије борбе за ослобођење Лудбрега, 1989. - стр. 75

Литература

  • Радојица Ненезић, Крсто Босанац, Стево Правдић, Владимир Кадић, Жарко Свилокос: Двадесетосма славонска НО ударна дивизија у сјеверозападној Хрватској и у двије борбе за ослобођење Лудбрега, 1989.
  • З. Цветковић: 17. славонска бригада, Војноиздавачки завод, Београд 1978.
  • Б. Босиочић: 21. славонска ударна бригада, Војноиздавачки завод, Београд 1981.
  • Раде Булат: 10. загребачки корпус НОВЈ, НИО „Народна армија“, Београд 1969.


Отрывок, характеризующий Первая битва за Копривницу

– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.